В начале декабря в Ганновере (Германия) орловский ученый из ОрелГТУ А. В. Бобров был удостоен звания Почетный ученый Европы. Европейская академия естественных наук также наградила его медалью Лейбница.

Андрей Владимирович занимает достаточно скромное место заведующего лабораторией биохимических исследований кафедры приборостроения, метрологии и сертификации. Однако его работы «Полевые информационные взаимодействия» и «Модельное исследование полевой концепции механизма сознания», размещенные в Интернете, носят поистине революционный характер, если, конечно, такая терминология применима в науке. Именно это и оценили европейские коллеги.

Гипотеза Боброва

А. В. Бобров ставит перед собой грандиозную цель: постичь, расшифровать механизм сознания человека. Сам человек рассматривается как сложнейший, но все же биоробот, в котором основная функция процесса мышления — сознание — реализуется при участии «персонального компьютера» — биокомпьютера сознания (БКС). Как же работает БКС?

Согласно современным представлениям, кора головного мозга состоит из множества клеток (нейронов), соединенных в сеть нервными волокнами. Каждый нейрон, а их 10—12 миллиардов, по идее, есть базовый элемент БКС (как чип в обыкновенном компьютере), а нервные волокна — своеобразные провода, по которым передаются сигналы. Эту деятельность нейронов объединяет и координирует мозг человека по определенной программе.

То, что в общем и целом БКС работает именно так, сомнений ни у кого не вызывает. Но для его работы нужно очень многое: многочисленные датчики, непрерывно отслеживающие как извне приходящую информацию, так и внутреннее состояние буквально в каждой точке человеческого организма; оперативная и точная связь, обеспечивающая доставку всей этой информации в анализирующий центр, многое другое. И здесь начинается непонятное: что обеспечивает быстроту обработки информации? Современная наука не знает ответа на этот вопрос.

В самом деле, давайте посчитаем, сколько в рамках традиционного представления о механизме сознания потребуется времени на то, чтобы из комбинаций межнейронных связей, а их не менее миллиарда миллиардов, «выбрать» нужный образ. Например, простой спички. Где и в какой комбинации нейронов он спрятан среди этих миллиардов? Сколько вероятных путей будет «опробовано» при этом? Ну пусть даже не миллиард миллиардов, а, допустим, «несчастный» миллион. Если учесть, что длительность возбужденного состояния одной нервной клетки занимает по времени 2 мс (одна тысячная секунды), плюс 1 мс на перенос информации к следующей клетке, то, по явно заниженным данным, на «опрос» одного нейрона потребуется не менее 3 мс. Арифметический подсчет показывает: для того чтобы вам попросить у собеседника спичку прикурить сигарету, понадобится по крайней мере 5 минут и даже больше, так как, чтобы вызвать мысль о спичке, надо задействовать не один, а тысячи, сотни тысяч нейронов. Но мы-то думаем мгновенно! О чем говорит это противоречие?

А. В. Бобров выдвигает гипотезу о полевой природе передачи информации (то есть полем, без всяких «каналов») и об участии в этом не нейронов, а совсем других клеток — глиальных, роль которых в процессе мышления и памяти до сих пор не понятна ученым, но которые могут удерживать информацию на несколько порядков дольше, чем нейроны. Оба эти момента — полевой механизм сознания и принципиальная роль нейроглии в этом механизме — идеи совершенно новые. Но о каком поле идет речь?

Электромагнитное не подходит, так как оно способно нести информацию только при помощи технических средств, придуманных человеком (радио, ТВ), а такие источники в человеческом организме не наблюдаются. Исключаются и другие известные поля, например ультразвуковое. А. В. Бобров считает, что единственным полем, способным участвовать в процессе мышления, является торсионное поле, главной особенностью которого является способность нести информацию о структуре вещества.

Представления о его свойствах впервые озвучил русский ученый А. Е. Акимов. Бобров же смог доказать существование такого поля и показать его свойства экспериментально, что и оценила Европа.

Как это было

Первые опыты, которые впоследствии были запатентованы как изобретения, проводились на фасоли и сухих дрожжах. Суть эксперимента: сухие дрожжи помещали в стальной контейнер, имеющий стенки толщиной 2,5 см, и «светили» на него светодиодами, пропуская излучение через таблетку метациклина (это антибиотик). Так вот, после такого рода воздействия дрожжи поднимались быстрее, чем обычно, на 15 минут, а тесто с такими дрожжами — на треть быстрее обычного. При этом улучшалось качество хлеба — его объем увеличивался на 17,5 процента. А главное — показатели хлеба, то есть вкус, цвет, запах и т. д., не отличались от контрольных. Что же это за чудо-воздействие? В патенте четко указано: информационное. Суть: излучение переносит на объект (в данном случае дрожжи) информацию о структуре метациклина, что и дает описанные эффекты. При этом многочисленные опыты показали: одни вещества, через которые пропускают излучение, повышают жизнедеятельность объекта, на который они действуют, другие — подавляют.

После работы на дрожжах А. В. Бобров вместе с доцентом кафедры хлебопечения Л. Жуковой стали работать с сырами.

— Слухи о «Бобровском излучении» в университете ходили разные, — вспоминает Л. Жукова. — Берясь за эту работу, я опасалась не только как ученый, но и как человек: а вдруг это вредно для здоровья? Стала потихоньку расспрашивать Андрея Владимировича, как он себя чувствует, не болеет ли? Сомнения отпали, когда я узнала, что он с помощью информационного воздействия поставил в свое время на ноги свою 90-летнюю мать после перелома шейки бедра. Вот уж действительно этого не может быть, потому что не может быть никогда. Но это факт! И я решилась на эксперимент. Меня поддержали коллеги из Орловского гормолкомбината, и мы стали использовать торсионный генератор в экспериментах с сыром.

Как известно, сыр вызревает 40—50 дней. Оказалось, однако, что если на него воздействовать, как и в эксперименте с дрожжами, зелеными светодиодами или лазером, вызревание происходит на 10 дней раньше! Любой сыродел может об этом только мечтать, тем более что экспериментальные образцы ничем не отличались от контрольных по качеству, вкусу, консистенции, рисунку. Эта работа стала вторым официальным признанием существования новых полей. Правда, в патенте они названы информационными, а не торсионными. И тут — своя интрига.

В позе страуса

В одном из отказов на выдачу патента на изобретение со словом «торсионный» сказано: «Поскольку публикаций в рецензируемых научных источниках информации, основанных на законах фундаментальной науки, подтверждающих существование торсионного поля, не обнаружено, проверка изобретения приводит к выводу о его несоответствии условию патентоспособности «промышленная применяемость». Но тут же: «На настоящий момент торсионное поле является новым динамичным полем, еще не открытым экспериментально в силу малости эффектов кручения пространства-времени». Так торсионное поле есть и оно динамичное или его все-таки нет, потому что оно не обнаружено? Или оно динамичное потому, что сначала, в 90-х, было, а потом вдруг по чьей-то прихоти исчезло?

Похоже, хранители официальной российской науки пока пребывают в позе испуганного страуса, который, как известно, при виде опасности прячет голову в песок. Над страусом смеёмся. А над собой?

— Мы хотим знать истину, она бегает рядом, но вроде как «ненастоящая», а «настоящая наука» не только молчит, но и запрещает произносить «плохое» слово «торсионный» в рецензируемых ею журналах, — говорит А. В. Бобров. — Так что поклонники такого рода журналов могут считать, что никаких экспериментов в ОрелГТУ не было, как нет гипотезы о полевом механизме сознания и т. д. Все это существует, увы, вне «рецензируемой» науки. Но факт остается фактом: в Орле экспериментально подтверждены все те свойства, которые А. Е. Акимов приписывал торсионным полям. Можно из этих работ исключить слово «торсионный»? Можно. Можно заменить его на «информационный». Но не посмеется ли весь ученый мир над чудаками-русскими, которые бегают от собственной тени — «закрывают» то, что сами открыли?

А дальше?

До сих пор мы говорили о фундаментальной науке. Но для чего она нужна? Последняя работа А. В. Боброва — «Разработка технологии предпосевной обработки семян пропашных и злаковых культур в электромагнитных полях» проведена в рамках гранта Минсельхозразвития РФ. На зернах пшеницы, гречихи и на дрожжевых клетках был опробован метод информационного воздействия c применением импульсного квантового излучателя на светодиодах. Веществом информационной матрицы на этот раз был пенициллин.

Как и ожидалось, после информационной обработки семян пшеницы всхожесть повысилась на 3—5%, а последующее развитие растений (рост зеленой массы) — на 10% и более относительно контроля. Было установлено и другое немаловажное обстоятельство: эффективность информационного воздействия возрастает с увеличением толщины слоя пшеницы. Если это так, то существует возможность применения метода информационного (торсионного) воздействия непосредственно в местах хранения посевного материала, например на элеваторах. Напомню: речь идет о практически беззатратном повышении урожая. Но это для Боброва уже вчерашний день — ему бы добраться до раковых клеток… Он понимает, что эксперименты над больными сегодня невозможны, да и преждевременны, но сколько материалов, пригодных для исследований, ежедневно выбрасывается на помойку! А их бы — в лабораторию биофизических исследований ОрелГТУ… Глядишь — торсионные поля сослужили бы пользу онкобольным. Может, тогда перед ученым снимет шляпу не только старушка Европа?

Сергей Бутов.