Тайваньский пленник. К 50-летию «Орелэнерго»
У нынешнего подрастающего поколения, увы, зачастую в кумирах всякого рода супермены, мачо, герои бесчисленных голливудских блокбастеров, раздающие зуботычины направо и налево, порой, правда, непонятно за что сражающиеся, какие идеалы защищающие. Между тем и сегодня среди нас живут не киношные, не придуманные, а настоящие герои, не пасовавшие перед трудностями, грудью встававшие за правду и честь, оставшиеся верными Родине даже под угрозой смерти. Из числа таких — Николай Фомич Воронов, бывший матрос дальнего плавания, ныне пенсионер, житель города Ливны.
Ту поистине героическую историю, участником которой ему довелось стать пятьдесят с лишним лет назад, знала вся страна, о ней писали газеты и журналы, были изданы книги, а старшее поколение помнит и фильм «Чрезвычайное происшествие» с Вячеславом Тихоновым в главной роли. И обидно, что сегодня эти события практически забыты. Ведь в окружающем нас мире мало что изменилось и опасности для страны и граждан не уменьшились, а может, наоборот, многократно возросли.
Произошло это на рассвете 23 июня 1954-го. В нейтральных водах Южно-Китайского моря путь советскому танкеру «Туапсе», доставлявшему в Шанхай (КНР) более десятка тысяч тонн осветительного керосина, преградил тайваньский эсминец. С корабля, ощетинившегося жерлами орудий, последовала команда застопорить ход. Однако советское судно продолжало следовать прежним курсом. Тогда с эсминца открыли огонь. Один снаряд разорвался недалеко от носа танкера, и капитан был вынужден скомандовать: «Стоп, машина!» По его распоряжению радист стал передавать сообщение о происшествии и свои координаты в Москву. На позывные танкера кроме столицы сразу отозвались Одесса, Владивосток. Но времени для подробностей не оставалось. Захватчики уже рассыпались по каютам, сломали продуктовую кладовую, расхватывали личные вещи моряков. Тащили мешки с мукой и сахаром, ящики с консервами, сигареты. Двое выволокли радиста из радиорубки, откуда зуммер настойчиво звал: «Танкер «Туапсе», танкер «Туance», я вас слушаю…»
История возникновения тайваньской провокации относится к 1949 году, когда после образования Китайской Народной Республики на Тайвань переместились остатки разгромленных гоминьдановских банд во главе с Чан Кайши, которые провозгласили на острове свою Китайскую республику. В 1950 году в Тайваньский пролив были введены корабли 7-го американского флота, а на острове размещены американские военные советники.
…С эсминца последовал приказ плыть в порт Гаосюнь, но капитан танкера категорически отказался отдавать такую команду. Тогда чанкайшисты решили пустить машину сами. Три десятка солдат ринулись в машинное отделение, но и там, в самом чреве судна, они встретили сопротивление людей, даже не знавших толком, что делается на палубе. Солдаты избили машинную команду, но так и не смогли заставить ее работать.
Сопротивление продолжалось. Над палубой захваченного корабля развевался алый стяг. Пираты поняли свою оплошность. Тотчас с десяток бандитов бросились к мачте, но моряки опередили их. Отчаянно, как показано и в фильме, боролся моторист Воронов, расшвыривая приближавшихся к мачте солдат. И такого истинного величия был полон порыв горстки окровавленных людей, что бандиты оробели. Так, с флагом на мачте, под конвоем судно двинулось (тайваньские механики сумели завести машину) в порт.
Сойти на берег команда отказалась. Опять началась потасовка. Но силы были неравны. Последним с танкера за руки и за ноги стащили Воронова. На берегу морякам было предложено подписать просьбу о предоставлении им политического убежища в США. Экипаж ответил отказом. Но вскоре захватчики сообразили, что, пока моряки вместе, они ничего не подпишут. Разделили, началась индивидуальная обработка. Чего только не делали тюремщики, чтобы добиться своего! На допросах членам команды заявляли, что все якобы уже уехали в Америку, капитан женился на американке, а старший механик уже имеет в Соединенных Штатах собственную виллу. Предлагали миллион долларов. А однажды объявили: «Началась третья мировая война, и больше за вас заступаться некому».
Ничего не добившись хитростью, посадили пленных на голодный паек: стакан воды и кусочек хлеба. От голода у моряков начались сильные головные боли, они стали терять сознание. Вдобавок их избивали, пытали током, загоняли иголки под ногти. Все с одним требованием: подпишите просьбу о политическом убежище в США!
Николай Воронов даже на допросе, закованный в наручники, плюнул в наглые рожи бандитов. Чанкайшисты боялись этого человека и люто ненавидели. «Машинист был могуч, — написал позже о Воронове в своей книге капитан корабля Калинин, — и во время последнего плавания имел взыскание на этой почве. За порчу механизмов. Возьмет в руки гаечный ключ, — обязательно сорвет резьбу, не соразмерив свою силу, а возможно, не зная всей ее мощи, дремлющей в огромном теле».
Парень он был спокойный, добродушнейший, но не узнать было этого человека на Тайване. Он даже пытался бежать из плена. Как это можно было сделать, вокруг ведь море? Николай все продумал: вырваться из одиночки, дойти до порта, проникнуть тайно на какое-нибудь судно — норвежское, голландское, шведское, французское, — спрятаться в трюме. Когда судно будет в море, он выйдет из своего тайника. Объявится, а там — свобода. Его высадят на берег в любой стране, где есть советское представительство, и он вернется на Родину.
Ждать подходящего момента пришлось долго. Однажды охранники после очередной попойки и карточной игры задремали. Пленник встал, двинулся в темноте, перешагивая через спящих жандармов. Со двора доносились чьи-то голоса, и Николай пошел на чердак. Через чердачное окно вылез на крышу. Была темная тропическая ночь, шел проливной дождь. Николай посидел на скользкой черепице, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте. Затем, подойдя к краю крыши, перепрыгнул на соседнее строение пониже, а оттуда — на землю.
Он бежал по направлению к морю. Уже был слышен знакомый плеск, ветер донес соленый запах. Замаячило проволочное ограждение, за которым лежал порт. Николай решительно сдвинул могучими руками хитросплетение проволоки и пролез в образовавшийся проход. Уже видны и борта судна, стоящего у причала. Но у самого трапа беглеца схватили. Первым жандармам, набросившимся на него, не поздоровилось. Но слишком много было врагов. Воронова связали, избили. И прямо с допроса увезли в сумасшедший дом.
Семь месяцев продержали его среди орущих, визжащих, поющих умалишенных. Он несколько раз объявлял голодовки и голодал по восемь-десять суток. Когда Воронов ослабевал настолько, что уже не был страшен для жандармов, они сворой накидывались на него, выкручивали руки, запускали врача, чтобы тот сделал укол и не дал моряку умереть. Кроме того, чанкайшистские психиатры все время мучили Воронова электросеансами, от которых раскалывалась голова. После этого Николай тщетно пытался вспомнить, что было с ним, куда его везли, кто с ним говорил. Бред путался с явью. «А вдруг я подписал какую-нибудь бумагу в беспамятстве», — думал Воронов и от ненависти к врагу снова начинал бушевать.
Перед самым концом плена, когда остальные моряки получили уже посылки от Советского правительства и знали, что вернутся на Родину, Николая Воронова повели на расстрел. Офицер объявил ему приговор военного суда: за нанесение увечий часовым, за попытку побега, за неповиновение и т. д. — к смертной казни.
Сзади раздались слова команды, защелкали затворы карабинов. Офицер подбежал еще раз: «Будешь подписывать или нет?» — «Пошел ты», — ответил ему Воронов и стал, вдавив ноги плотнее в землю. Прогремел залп…
В команде танкера ничего не знали о судьбе моториста. Лишь в предпоследние дни плена к капитану Калинину, тоже содержавшемуся в одиночке, пришел переводчик, некто мистер Дин, и, посочувствовав его положению, предложил похлопотать о переводе узника в лучшие условия. Однако, предупредил он, любезность за любезность. Капитан наотрез отказался от сделок. Но тип с улыбочкой продолжал: «Заверяю, на сей раз мы не требуем подписать документ о невозвращении. И речь не только о помощи вам самому, но одновременно о жизни и здоровье одного вашего человека. Это ваш моторист. Имя его, если не ошибаюсь, Николай, фамилия — Воронов».
— Воронов! — воскликнул капитан. — Что с ним, где вы его держите?
— Сейчас в одиночке, мы хотим перевести его к господину Меркулову (старпому. — Б. М.), который тоже тоскует один. Мне думается, удастся и вас, учитывая ваше тяжелое состояние, соединить с ним. Но для этого нужно выполнить небольшую формальность. Господин Воронов должен дать всего-навсего подписку о том, что его лечили врачи и что он благодарит их за это. Вот и все.
— Чем же болен был Воронов, что его пришлось лечить? — медленно спросил капитан.
— О, пустяки, сейчас он уже здоров. У него было расстройство на нервной почве, и пришлось поместить его в психиатрическую больницу.
— Мне все понятно, — сказал капитан и повернулся к стене. Больше мистер Дин не мог добиться от него ни слова.
В тот же день тип с улыбочкой посетил Меркулова:
— Подействуйте на Воронова, тогда мы соединим его с капитаном и будем лучше кормить. Имейте в виду: это очень важно, ибо они в кошмарном состоянии.
— Подпишите бумагу, что вас здесь лечили, — уговаривали тем временем Николая Воронова, — и этим вы облегчите положение своего капитана и старшего помощника. Тогда мы соединим их.
Расстрел, устроенный изобретательными палачами, не сломал богатыря-моториста. Тогда пули просвистели у него над головой, а он продолжал стоять. «В последний раз спрашиваю: будешь подписывать?» Воронов молчал. Больше часа продержали его у края могилы под наведенными на него стволами. Теперь они опять подсовывали ему какую-то бумажку.
За три дня до освобождения из плена Николая Воронова перевели-таки в одиночку Меркулова. Сюда принесли бумагу и чернила. Николай сел за стол, не задумываясь, написал свое мнение по поводу гуманности тайваньской медицины. Вот что прочитал старпом через несколько минут: «Я не забыл издевательства, что вы делали надо мной: ни электрический шар, ни кандалы. Я вам напомню, как вы меня водили на расстрел. И заявляю официально: не попадайтесь в мои руки — убью». Этим решительным словом кончался документ, который, к слову, морякам удалось сохранить и вывезти из плена.
В мае 1955 года, через 11 месяцев после пленения, в результате мер, предпринятых Советским правительством, удалось освободить 29 членов экипажа танкера. Еще 9 человек добрались до Родины в 1957 и 1958 годах, проделав долгий путь через США и Бразилию; четверо добровольно остались в США, один — на Тайване. Несколько человек, не выдержав пыток, погибли в тайваньских застенках.
Первую группу, вырвавшуюся из плена, страна встречала с почестями, из аэропорта их сопровождал правительственный кортеж, состоялись встречи с высшими чинами в Кремле. Моряки были награждены орденами «Знак Почета» получили солидную по тем временам сумму денег, путевки в санаторий. А после отдыха им дали направление на новый корабль, который назывался «Кострома». Воронов плавал на нем в Египет, Вьетнам, другие страны. Судно было хорошее, но до «Туапсе» все же недотягивало.
— Тот танкер был великолепнейший, — вспоминает Николай Фомич. — С удобными одноместными каютами. В каждом двигателе заключалось свыше 7,5 тыс. лошадиных сил. Мотористы обслуживали технику круглосуточно.
В последующих рейсах тоже было немало опасных ситуаций, дома очень беспокоились за парня и, когда он приехал в очередной отпуск, уговорили уволиться с флота. За стариками уже нужен был уход, к тому же приглянулась ему юная медсестра Рая, расстаться с которой Николай не захотел. Вместе поехали в Одессу подавать прошение об увольнении. Молодая семья осела в Ливнах. Сперва снимали частное жилье, потом получили и собственное. С Раисой Никитичной вырастили двух сыновей, есть внуки.
На суше Николай Воронов переквалифицировался в энергетика и, окончив Воронежский техникум, долгие годы работал начальником диспетчерской службы Ливенских электросетей. Сейчас на пенсии. Но и сегодня о ветеране с большим уважением вспоминают и рабочие, и руководство предприятия. Тем более здесь работают оба сына Николая Фомича: Сергей — тоже диспетчером, Владимир — инженером в производственном отделе. Невестка Сания — техник в релейной службе электросетей.
Николай Фомич, хотя морские приключения и не прошли даром для здоровья, не сидит без дела, занимается своим огородом, где выращивает не только картошку и овощи, но даже виноград. Он частый гость ливенских школ.
Ну а какова судьба самого танкера? Журнал «Новое время» в 1998 году писал: «Днище его залили цементом. Металлические буквы названия судна сбить не удалось, и оно так и стоит с накрытой брезентом надписью: «Туапсе». Корабль, как и его экипаж, не сдался.
В последнее время в нашей стране вновь заговорили о патриотизме, о чести и верности своей Родине. Нам есть с кого брать пример…
Борис МУТАФ.