Заметки на полях Петербургского международного экономического форума-2018. Часть 2

С самого начала ПМЭФ-2018 в деловой части его программы меня заинтересовало мероприятие под заголовком «Зачем повышать производительноcть: qui prodest?»

И действительно, зачем? «Для увеличения выпуска продукции и услуг», — скажете вы. И, в общем, будете правы. Повышая производительность труда, мы увеличиваем ВВП. Растёт экономика. Растёт зарплата. Растёт благосостояние.

Производительность труда — один из главных стратегических драйверов роста экономики.

В «майском» Указе Президента РФ Владимира Путина от 2012 года «О долгосрочной государственной экономической политике» ставилась задача по увеличению производительности труда в России к 2018 году в полтора раза по сравнению с уровнем 2011 года. И если в 2012 и 2013 годах она выросла, по данным Росстата, на 3,1 и 1,8 процентов соответственно, то в 2014 году этот показатель едва дотянул до 0,5 процента. Что же касается 2015 и 2016 годов, производительность труда вообще упала сначала на 2,2 процента, а затем ещё на 0,2 процента. О том, как обстояло дело с этим показателем в предвыборном 2017 году, Росстат вообще умалчивает. Сведения, представленные этой авторитетной государственной организацией в свободном доступе в интернете, датируются 2016 годом. И это при том, что последнее обновление произведено 2 апреля 2018 года. Остаётся верить на слово нашему Минэкономразвития, которое спрогнозировало рост этого важного показателя за прошлый год на 1,9 процента. Но даже если это и так, всё равно ни о каком повышении производительности труда в России в полтора раза за прошедшие пять лет речи не идёт. Хорошо, если она превзошла в итоге хотя бы 5 процентов.

В то же время производительность труда в большинстве развитых стран ОЭСР (Организация экономического сотрудничества и развития) выше российской в 2—3 раза! А по отдельным отраслям и в 5, и даже в 10 раз! Яркий пример тому наше сельское хозяйство, последним успехам которого мы справедливо радуемся. Маленькая Голландия (площадью всего 41,6 тысячи кв. км, для сравнения: площадь Орловской области 24,7 тысяч кв. км) экспортировала в 2017 году сельхозпродукции почти на 92 млрд. евро, или на 105 млрд. долларов США! Наш показатель в пять раз меньше.

Конечно, это лишь косвенное свидетельство значительно более высокой производительности труда голландцев в данной отрасли. Но сравнение со странами ОЭСР в других отраслях тоже будет далеко не в нашу пользу.

Почему так происходит? Только ли потому, что россияне работают недостаточно напряженно? Уверен, что нет. И могу смело утверждать это, поскольку лично посетил несколько десятков промышленных предприятий в передовых странах Европы. Как производственник скажу, что одна из главных причин нашего отставания заключается в крайней изношенности основных фондов. Ситуация здесь в настоящее время почти вдвое хуже, чем была перед началом рыночных реформ. По авторитетному свидетельству директора Института нового индустриального развития имени Витте Сергея Бодрунова, если в 1990 году степень износа составляла 35,6 процента, то 2014 году уже 49,4! Сегодня же, после четырех лет санкций, изношенность основных фондов, очевидно, и того больше.

Понятно, что изношенное оборудование и старые технологии — не единственная причина нашего отставания в производительности труда. Сегодня во всём мире набирает темпы научно-техническая и промышленная революция поколения 4.0. Всё отчётливее вырисовываются её фантастические очертания.

В основе — массовое внедрение киберфизических систем в производство. А это компьютеры, роботы, цифровизация, искусственный интеллект, нано— и биотехнологии. И, конечно же, человек, знания и умения которого играют всё большую роль в этой революции, а она, в свою очередь, направлена на удовлетворение всех человеческих потребностей, включая труд, быт и досуг.

Поэтому не случайно на ПМЭФ-2018 в одной дискуссии под романтическим названием «Digital Renessance» (цифровой ренессанс) сошлись такие люди, как Константин Новосёлов, лауреат Нобелевской премии по физике за исследования удивительнейшего, толщиной всего в один атом, материала графена, и Михаил Пиотровский — генеральный директор «Эрмитажа», Наталья Касперская — сооснователь всемирно известной компании «Kaspersky Labs», к тому же ещё и мама пятерых детей, и Дирк Аборн — генеральный директор «HyperloopTT», компании, которая уже в следующем году начнет строительство самой инновационной транспорт­ной системы, способной разгонять пассажирскую капсулу до 1200 км в час.

Каждый раз, участвуя в работе Петербургского международного экономического форума, узнаёшь много нового и интерес­ного, порой такого, что в дальнейшем может стать основой прорывных инноваций.
Подобной была и сессия «Квантовый дуализм: от научных идей к технологиям будущего», вёл которую выдающийся французский физик Ален Аспе.

На в общем-то небольшую публикацию об этом в Фейсбуке срезонировал один из завсегдатаев сети: «А о чём-нибудь реальном на таких мероприятиях говорят?» Я, конечно же, стал ему отвечать, вспомнив и о квантовом шифровании, и о квантовом компьютере… Однако ответ мой, похоже, ему не понравился, и он выразил недовольство: «Александр, простите, просто по улице Панчука проедьте, там сортиры во дворе… Какие тут кванты и фотоны??? Повторюсь: где реальность?»

Мне понятно его раздражение. В нашей российской действительности ещё немало такого на уровне тех туалетов, что во дворах по улице Панчука в Орле. Но, по всей видимости, таких туалетов было ещё больше в Советском Союзе в 1961 году, когда полетел Гагарин, ведь прошло всего 15 лет после самой разрушительной войны. Если же следовать логике моего оппонента, то делать этого нам не надо было до тех пор, пока мы не преодолеем разруху.

Тем не менее советский народ это сделал, вырвавшись вперёд в мировой космической гонке. При этом все расчёты делались на арифмометрах и логарифмических линейках. Кому-то ещё, может, помнятся самые производительные советские ЭВМ, например БЭСМ-6, с вычислительной способностью 1 миллион операций в секунду. Сейчас в ином карманном смартфоне сосредоточено в десятки тысяч раз больше вычислительной мощности, чем в той же БЭСМ-6, занимавшей несколько комнат.

Вот так же архаично выглядят сегодня многие отечественные предприятия на фоне глобальных лидеров, а в списке наиболее технологически продвинутых очень мало российских.

Во время одной из дискуссий на последнем Гайдаровском форуме прозвучал вопрос о том, есть ли у российских компаний шанс стать глобальными, и что надо сделать для реализации этого шанса. Герман Греф отвечал: «Глупо было бы сказать, что шанса нет, я бы сказал, что шанс есть всегда, но шанс небольшой». Двумя годами ранее Греф был ещё более категоричным, назвав Россию страной-дауншифтером.

Мой товарищ, школьный учитель труда с 33-летним педагогическим стажем, также не верит в возможность нашего прорыва. «Ты же сам видишь, какая вокруг деиндустриализация! Вот и пенсия у меня 10 тысяч рублей!».

Да, если посмотреть по орловскому региону, то стабильно работающих предприятий остались считанные единицы. Промышленное экономическое пространство нашего областного центра не первый уже год сжимается как шагреневая кожа. О какой производительности труда здесь можно говорить, когда оставшиеся заводы едва выживают? Конечно, нельзя сказать, что государство ничего не делает для выправления сложившегося положения. Постоянно выдвигаются стратегические инициативы, намечаются высокие цели, провозглашаются громкие лозунги.

Вот и на сессии ПМЭФ-2018 «Новые механизмы инвестиционной политики: локомотивы роста», символично проходившей в затемнённом конференц-зале, говорилось о мерах поддержки отечественной промышленности, в первую очередь малых и средних предприятий, со стороны государственных корпораций и компаний в связи с тем, что они обладают наилучшей инфраструктурой, современными технологиями, высококвалифицированными кадрами, финансовыми ресурсами и присутствуют во всех регионах. Всего же в них работает свыше 4,5 миллиона человек.

Ну и, собственно, меры господдержки. Их много. Даже очень много. Выступавший здесь министр Минпромторга Денис Мантуров утверждал, что их на сегодняшний день более 600 на всех уровнях. «Насколько они эффективны? Достаточно ли средств? Да и хватит ли на всех субъектов МСП «локомотивов», — задал вопрос депутат Госдумы Александр Козловский (на фото слева), до избрания в парламент руководивший крупным предприятием, одним из лидеров электротехнического машиностроения в России ЗАО «ЗЭТО».

Вопросы не риторические. Ведь многие из присутствующих в большинстве регионов госкомпаний — далеко не «Росатом», обладающий полным инновационным набором компетенций, а чаще всего это интегрированные в госкомпании предприятия, занимающиеся распределением электроэнергии, газа и воды. Орловчане постоянно сталкиваются со всякой бюрократической тягомотиной в этих организациях.

Какая уж тут цифровизация? Какие уж тут передовые технологии? Да и с самой производительностью труда в «нашем национальном достоянии» — «Газпроме» дело обстоит далеко не лучшим образом, если сравнивать с аналогичными иностранными корпорациями. Причина низкой эффективности здесь лежит на поверхности — она в том, что у нас «на трубе сидит» слишком много людей, и «Газпром» в этой беде не одинок: и «Роснефть», и РЖД, и многие другие. А вот полностью частный «Лукойл» — более эффективная компания.

Развитие цифровизации и технологии блокчейн должны положить конец неэффективному многолюдью и всяким посредникам в наших госпредприятиях и государственном управлении. Несмотря на демографический кризис и сокращения, чиновников в стране становится всё больше и больше.

Например, в Орловской области за последние 20 лет население уменьшилось почти на 160 тысяч человек, или на 17,5 процента, зато количество чиновников всех уровней увеличилось за то же время практически вдвое! Хорошо, если бы они не занимались коррупцией, а только плодили циркуляры друг для друга. Но ведь они норовят ещё и кучу бумаг на сторону спустить. Крайняя зарегулированность нашей экономики — ещё один из отечественных факторов, сдерживающих рост производительности труда.

Вот самый маленький пример из этой сферы: даже такой безобидный, на первый взгляд, орган, как Росстат, требует от малых и средних предприятий регулярной подачи около 24 (!) отчетов в год с различной периодичностью, каждый из которых содержит значительный перечень отчётных показателей, что требует немало временных и человеческих ресурсов для их расчета и подготовки, грозя в случае малейшего промедления с представлением какой-либо формы, например, «Сведений об инновационной деятельности», всеми возможными карами за «противоправное поведение» (реальная фраза из письма реального госкомстатовского чиновника на одно из предприятий). И это организация, которая при, казалось бы, такой тотальной информированности не может уже больше полугода определиться с тем, насколько выросла производительность труда за 2017 год в России!

Ну, а панельная сессия «Зачем надо повышать производительность: qui prodest?», с которой я и начал эту корреспонденцию с ПМЭФ-2018, к концу форума из его программы по-английски тихо исчезла.

Александр Зубцов,
кандидат политических наук,
спец. корр. «Красной строки».