Поводом для этого интервью стала ситуация на «Промтэксе». Но разговор получился шире, поскольку в том, что происходит сейчас в цехах бывшего завода «Орлэкс», в какой-то степени отразилась вся ситуация с орловской промышленностью, все накопившиеся проблемы. Исполняющий обязанности руководителя департамента промышленности и связи Орловской области Геннадий Павлович Парахин, не дожидаясь первого вопроса, сам начал беседу.

— Проблема промышленного развития заключается и в том, что есть определенная ведом­ственная разобщенность. Но все чувствуют необходимость общей промышленной политики. И еще летом принято постановление правительства, по которому теперь и производство стройматериалов отдано Минпромторгу. Создан профильный департамент.

И у нас в области предприятия этой отрасли и грузовые перевозки РЖД передаются под кураторство нашего департамента. Указ губернатора скоро увидит свет. Параллельно ведется активная работа, чтобы и переработка сельхозпродукции тоже была под эгидой департамента промышленности. До сих пор в области так вопрос не ставился.

К чему приводит ведомственная разобщенность? Яркий пример — завод обработки цветных металлов в «Зеленой роще» под Мценском. Ввиду того, что не было единой промышленной политики, взяли и посадили предприятие третьего класса экологической опасности рядом с производ­ством пищевых продуктов. Уже построена первая очередь. А разрешение на строительство выдали в 2013 году без проектно-сметной документации.

Теперь этот завод — как гнилой зуб: оставлять нельзя и вырвать сложно. Мы поставили жесткое условие: отзываем разрешение на строительство, пока не будет проектно-сметной документации. В сентябре этого года она появилась. Теперь хотя бы можно понять, чего от этого предприятия можно ждать и какие очистные сооружения там необходимо иметь.

— А как же заказчики получили разрешение строить?

— В том-то все и дело. Разрешение тогда выдавала администрация местного сельского поселения. Только ленивый не упрекал областную исполнительную власть в том, что она забирает полномочия у муниципалитетов! Но никто же не вдумывался, что это за полномочия и к чему они приводили по всей стране! Сельские поселения некомпетентно раздавали земли направо и налево. И поэтому совершенно закономерно произошла аккумуляция, централизация полномочий.

— С тех пор, как рухнула Советская власть, и как только возникает та или иная кризисная ситуация в экономике, мы возвращаемся к одному и тому же вопросу: а какие рычаги есть у администрации области, чтобы по-государственному разговаривать с хозяевами и хозяйчиками различных ООО и ОАО?

— Совершенно очевидно, что выстраивать промышленную политику без мониторинга промышленности невозможно. Но мониторинга-то и нет! Потому что нет законодательной базы, которая позволяла бы нам это делать. Более того, законодательство гласит, что власть не имеет права вмешиваться в хозяйственную деятельность предприятия. У нас 67 заводов — средних и крупных. На наши запросы предоставляет свои данные менее трети из них.

— То есть все отношения строятся только на добровольных началах: хочу — дам, хочу — нет?

— Совершенно верно. Причем самое интересное: мониторинг получается лишь в том случае, когда у предприятий возникают проблемы. Но чтобы они не возникали, «мониторить» промышленность нужно постоянно. Вот такой парадокс. К примеру, завод «Дормаш». У него экономические сложности возникли в 2007—2008 году. Когда дошло до забастовок, все стали кричать: куда власть смотрела? А куда она может смотреть, если у нее глаза завязаны? Всем известно теперь, что руководство «Дормаша» отказалось подписать с нами соглашение. А почему? Потому что мы стали требовать от них данные: покажите структуру дебиторской задолженности и себестоимости продукции; начали интересоваться: а чем маркетинг у вас занимается, и почему весной сделка сорвалась? Если бы контракт тогда выполнили, то теперь был бы рост 115–120 процентов. Мы сделали запросы: продукция орловского завода «Дормаш» очень востребована. На предприятии проблема в менеджменте. Явно! Но все наши рекомендации руководство завода проигнорировало. Это их право. Собственник завода с нами не общается. Итог: недавно выплатили зарплату за июнь, да и то частями.

— Но зачем создавать департамент, если нет правовой базы для его работы?

— Кроме мониторинга есть много других вопросов: меры гос­поддержки предприятий, работа с инвесторами, кадровые вопросы. Кроме того, мы нащупали основные причины проблем нашей промышленности. В первую очередь, это узость внутреннего рынка. Нашим предприятиям сложно конкурировать с нынешним валом импорта и существовать в условиях различных конкурсных процедур, через которые прокачиваются огромные деньги не в пользу отечественного производителя. Есть и нехватка оборотных средств.

Чем может помочь наш департамент? Государство, например, не поддерживает металлургические предприятия, потому что есть переизбыток металлургической продукции. Но на Мценском литейном заводе есть большая доля мехобработки. Он выпускает готовые изделия, а не просто льет болванки. И мы пытаемся договориться с министерством, чтобы перевести этот завод в категорию машиностроительных.

Дальше. У нас некоторые предприятия не могут выйти на рынок по целому ряду субъективных причин. Вот, например, ливенский «Промприбор». Мы дошли до министра, и представителя завода включили в эксперт­ный совет при министерстве. То есть появилась возможность напрямую влиять на механизм конкурсов. До сих пор завод не мог участвовать в них, потому что они были ориентированы на западные стандарты.

Но проблема-то еще вот в чем заключается! Сложились определенные рынки потребления импортной продукции. Санкции санкциями, но многие западные компании начали «демпинговать» ценами. То есть еще более сужать внутренний российский рынок. Вот взять, например, тот же ливенский «Промприбор» с его заправочными станциями. Они долгое время ввозились из-за рубежа. Появились специалисты по обслуживанию, сложился сервис. Мы хотим сломать эту систему, а потребитель противится: с западными компаниями иметь дело удобнее, привычнее уже. А отечественная продукция — это для него кот в мешке!

— Что–то подобное уже было в «лихие 90-е». Нет ощущения «дежавю»?

— Ну, зачем же так мрачно! Все-таки ситуация несколько иная. Во всяком случае, есть понимание того, что происходит. Законодательные рычаги воздействия на собственников можно найти. И мы принимаем меры, которые вынудят собственника заниматься оздоровлением и развитием промышленного производства.

— Но вот с «Дормашем» же не можете справиться!

— Справимся. Но справиться надо так, чтобы завод не потерять. Чтобы не довести до того состояния, в каком оказался «Орлэкс». Кстати, у меня радостная весть. Орловский завод «Флакс» производил формы для стекольной промышленности, применял интересные технологии. Например, многослойное чугунное литье. Но обанкротился. Мы провели работу, и теперь есть уверенность, что до конца года предприятие выйдет из банкротного состояния, а на следующий год втрое увеличит свои объемы. Сработала система санации. То есть было создано параллельное предприятие, которое принимало заказы, вело хозяйственную деятельность, причем настолько эффективно, что появилась возможность выкупить собственность. Ту же схему мы пытаемся реализовать на бывшем заводе «Орлэкс» с помощью «Промтэкса».

— Вы сказали, что узость рынка — это первая проблема. Значит, есть и вторая?

— Да. Наши предприятия не могут дать конкурентоспособной продукции. Примеры обратного, увы, немногочисленны. В частности, очень успешно обновляют линейку продукции, вводят новые разработки в серийное производство Болховский завод полупроводниковых приборов, орловский «Протон», «Ливгидромаш», «Промметиз-Русь», который мы запустили 18 августа, некоторые другие предприятия. Большинству же заводов не хватает своих оборотных средств, чтобы создать мощные КБ и довести разработки до стадии промышленного образца. Поэтому наша задача как органа исполнительной власти максимально приблизить науку к производству.

— Трудно представить: столько уже было попыток…

— Уже создан научно-эксперт­ный совет. Вот повестка первого заседания: организация взаимодействия научно-исследовательских и образовательных учреждений Орловской области с фондом содействия и развития малых форм предприятий в научно-технической сфере. Кстати, мы с губернатором говорили, и этот фонд теперь передан в полномочия нашего департамента промышленности. Деньги фонда должны идти на поддержку молодых ученых, чтобы студент или аспирант, если он ведет какую-то тему, мог довести ее до определенной степени монетизации.

— Иными словами, чтобы любой студент мог свою идею довести до производства, как Форд, и стать столь же знаменитым и богатым?

— Совершенно верно. Эта форма работы в Орловской области до сих пор была очень не развита. Максимум один или два раза какие-то фирмы выиграли по 5—10 миллионов и студенты — по двести тысяч на год. Фонд существует 4 года. Но он был в руках финансистов. И вот только-только его передали в департамент промышленности.

Есть и еще она задача — свести интересы инвесторов к экономической эффективности региона. И как обойтись здесь без грамотной экспертизы наших ученых? Чиновники должны опираться на компетентное мнение.

— Но разве инновации, модернизация и развитие производ­ства — это не глобальная задача, не общегосударственная? Это не проблема региона.

— Категорически не соглашусь. У нас многие проекты проваливаются, несмотря на то, что деньги выделяются. Заводы не справляются. Вот, например, провалена программа по вертолетным двигателям. Москва говорит: чтобы продвигались наши проекты, нужны три вещи — инициатива хозяйствующего субъекта, инициатива региональных властей и чтобы проект вписывался в рамки стратегического планирования. Для меня как руководителя департамента самая большая проблема — наличие предприятий, которые бы имели идею, проработанную технически, с точки зрения маркетинга и юридически. Вопрос о деньгах я даже не ставлю.

— Но пусть государство сформулирует задачу, и наверняка найдутся предприятия, которые будут ее выполнять.

— Самое интересное, что государство эти задачи сформулировало. Есть специальные постановления, где утвержден перечень продукции импортозамещения.

— И для Орла что-то есть в этом перечне?

— Да очень много чего! Некоторые заводы уже работают по этой программе. «Протон», например, договаривается с «Газпромом» по импортозамещению. «Ливгидромаш» скоро запустит цех по новому виду продукции — насосы для нефтяной отрасли. «Промметиз-Русь» делает проволоку, которую мы покупали за рубежом. Завод «СтеМал» цементно-стружечные панели будет производить. Эти предприятия получили проектное финансирование. Рассматривается несколько вариантов проектного финансирования на 17 миллиардов рублей.

— Но все равно — по пальцам можно пересчитать.

— Я вам скажу точно — всего пять.

— А в начале разговора вы сказали, что в области действует 67 средних и крупных промышленных предприятий.

— Реализуются и небольшие проекты — на 120 миллионов, на 500. Их мы тоже не сбрасываем со счетов. Но мы четко видим, что государство ставит задачу развития, прежде всего, тех предприятий, которые имеют серьезное социально-экономическое значение. Вот туда вкладываются большие деньги. Мин­экономразвитя не рассматривает проекты стоимостью ниже 1 миллиарда.

— А в Орловской области таких и нет. Правильно я понял?

— Есть. Я же уже сказал — на 15—17 миллиардов. Но эта рыбка еще не поймана. Интересно другое. Делали мы запросы. И когда проанализировали структуру налоговых платежей, то увидели, что наши предприятия имеют по НДФЛ 60, 70 а то и 90 процентов от общей суммы оплаченных налогов. Это говорит о низкой производительности труда. А есть предприятия, например «Гамма», у которых НДФЛ составляет всего 28 процентов. Но зайдешь в цеха «Гаммы» — там новейшее оборудование.

— Значит, меньше платят людям.

— У вас журналистский подход. Если взять в абсолютных цифрах, зарплата в промышленности примерно одинакова. Средняя — 21300 по итогам 8 месяцев этого года.

— Но прежнего машиностроения у нас нет?..

— Ну, почему?

— «Стекломаша» нет, завода им. Медведева — нет, «Текмаша» — нет. Не производим ни текстильное, ни кожевенное, ни стекольное оборудование. Разве что, куст ливенских заводов остался…

— У нас появились новые машиностроительные производ­ства. Один из этих заводов, например, занимается сборочным производством различных машин, в том числе автомобилей. КБ в Москве. Завод собирает топливозаправщики для аэропортов, автолифты…

— И сколько человек работает?

— Больше ста.

— Это мастерская, а не завод.

— Я мог бы поспорить. Но вот вам другие примеры. На заводе «Текмаш» рост — 364 процента к уровню 2014 года. Рост зарплаты — 141 процент. Средняя зарплата — 28519 рублей. Делают продукцию для ВПК. Мы ведем с ними переговоры о выпуске продукции общепромышленного назначения. «Ливгидромаш» — 2283 человека, рост производства — 149,7%. «Северсталь-Метиз» — 800 человек. Мценский литейный — 1073, «Протон» — 847 человек. «Автоагрегат» ливенский — 1079, «Промметиз-Русь» — 157 человек. И завод им. Медведева я бы не стал списывать со счетов. У них серьезный потенциал. Они производят сельхозтехнику, и качественную технику, я бы сказал! Всего же в промышленности занято 54 тысячи человек. Это 22,8 процента занятого населения области. Мы видим перспективу развития новых направлений.

— А что с «Промтэксом»? Будет он все-таки запущен или нет?

— Завод доведен до готовности к запуску. Сборочный цех стоит — только кнопки нажимай и запускай. Есть незавершенное производство «Орлэкса», которое остается востребованным на рынке. Да, есть законодатель­ство и есть правовые тупики. Мы их «разруливаем». Один из кредиторов подал в арбитраж, и цель его — затянуть сроки. Мы понимаем, что судебных перспектив у кредитора нет. Он просто хочет с выгодой продать приобретенные им активы обанкроченного «Орл­экса». Он предлагает «Промт­эксу», его учредителю и инвестору Олегу Карпикову — купи, и проблема будет снята. Но Карпиков отказывается.

— И законодательство позволяет кредиторам подобные, как бы помягче выразиться, выкрутасы?

— А почему — нет? Это сделка. Но суть не в этом. Ничто не мешает Карпикову запустить «Пром­тэкс». Ему ничто не мешает выкупить, скажем, испытательную лабораторию. Не выкупает! Лицензии у «Промтэкса» нет, и даже заявка на нее не подана. Мы ему сказали: изложи свои требования и давай заключим инвестиционный контракт, где обязательства сторон будут четко прописаны. Не заключает! Еще в августе мы просили руководство «Промтэкса» составить график запуска производства. Нет графика! В цехах нет электричества и тепла? Так заключай договор с энергетиками! Тарифы не устраивают? Напиши протокол разногласий! Договаривайся, убеждай! Но «Промтэкс» получил от энергетиков технические условия, а дальше — тишина! Мы требуем предоставить план мероприятий по охране труда, потому что уже приходилось однажды останавливать в цеху монтаж оборудования из–за грубейших нарушений техники безопасности. А Карпиков отвечает: мол, не вмешивайтесь в мою хозяйственную деятельность.

— Сколько инвестор уже вложил в «Промтэкс»?

— 3,5 миллиона рублей.

— А сколько требует выплатить кредитор, обратившийся в арбитраж?

— Вы не поверите — столько же.

— Похоже на вымогательство. Так и хочется повторить вслед за Карпиковым: куда же смотрит власть?

— Я согласен, есть проблема. Но мы не можем право обращаться в арбитраж сделать избирательным: одним разрешаем, других за полы оттягиваем.

— Есть надежда, что «Пром­тэкс» заработает?

— Есть. И не только надежда. Но пока не буду раскрывать всех секретов.

— Желаю успеха.

Беседовал А. Грядунов.