Орловская искра № 22 (1291) от 17 июня 2022 года

«…До сих пор не может выйти из стадии самоутверждения»,

Происходящее на Украине некоторые российские общественные деятели уже называют «цивилизационной войной». Осмысление этого факта на постсоветском пространстве только начинается. Но есть, оказывается, в числе достижений русской мысли единственный в своем роде научный труд, посвященный конкретно проблеме «украинства».

Это книга русского историка Николая Ивановича Ульянова (1904—1985), которая называется «Происхождение украинского сепаратизма» (1966). Именно — сепаратизма, а не национализма, что делает исследование ученого особенно интересным и знаковым в наши дни. Эта книга во многим оказалась пророческой. Но в России она была издана только в 1996 году, а в США, где была написана, единственный ее тираж сразу после выхода скупили и уничтожили неизвестные, но судя по всему, могущественные силы. Сохранилось только несколько авторских экземпляров. И с тех пор, в течение 30 лет книга Н. И. Ульянова нигде не переиздавалась. Сегодня ее можно купить разве что у букинистов. Но она есть в интернете: вот уж действительно не знаешь, где найдешь, где потеряешь.
Книга Ульянова полна малоизвестных исторических фактов, свидетельств 16—17 веков, кратких обзоров воззрений историков, государственных и общественных деятелей, которые в 19—20 веках внесли свой «вклад» в формирование идеологии «украинства».

Главная мысль книги: «Именно национальной базы не хватало украинскому самостийничеству во все времена. Оно всегда выглядело движением ненародным, вненациональным, вследствие чего страдало комплексом неполноценности и до сих пор не может выйти из стадии самоутверждения. Если для грузин, армян, узбеков этой проблемы не существует по причине ярко выраженного их национального облика, то для украинских самостийников главной заботой все еще остается доказать отличие украинца от русского. Сепаратистская мысль до сих пор работает над созданием антропологических, этнографических и лингвистических теорий, долженствующих лишить русских и украинцев какой бы то ни было степени родства между собой».

Кажется, эта напряженная «работа сепаратистской мысли» продолжалась и в 21 веке. А уж комплекс неполноценности как явно проявил себя! Достаточно посмотреть на то, что вытворяют украинские беженцы в Европе. Да и жестокость на фронтах, как и жестокость вообще, уверяют психиатры — это тоже проявление все того же комплекса неполноценности.

Но, пожалуй, главное значение книги Ульянова заключается в исследования анатомии вненационального сепаратизма как явления социального и революционно-разрушительного, противостоящего идее русской государственности в принципе. Коротко эту идею можно сформулировать, используя летописные обороты: «Когда каждый знает свое место и свое тягло». Это строго иерархическая, но живая структура, каждый элемент которой по-своему значим — будь ты крестьянин, будь ты князь или даже царь, генсек или президент. Это общественно-государственное разделение труда, единство ради общего блага. Не отвлеченные «свобода, равенство, братство», а более жизненное и практическое сочетание прав и обязанностей, отнюдь не равных, но оцениваемых по своей сложности и государственно-общественной значимости — на ком больше ответственности, у того и больше прав, позволяющих нести груз этой ответственности.

Принцип русской государственности — это ответственное служение, умение брать на себя и нести ответственность — с одной стороны, и умение подчиняться, смиряя гордыню — с другой. Конечно, не всегда Россия следовала этим принципам в полной мере. Но по степени соответствия или не соответствия определяются взлеты и падения в русской истории. Однако, государственная устойчивость России доказывает, что в целом страна на протяжении веков все-таки придерживалась именно этой идеологии государственного строительства.

Совсем не то вненациональный сепаратизм, наиболее ярко явленный в нашей истории в виде украинской самостийности. Здесь явление иного порядка. Это свобода без ответственности. Свобода для избранных, причем избранные на поверку оказываются самозванцами. В книге Ульянова это хорошо проиллюстрировано примерами из истории запорожского казачества. Автор сразу развенчивает романтический ореол запорожцев, подтверждая свое мнение фактами и свидетельствами современников, собственными глазами видевших запорожцев времен Хмельницкого и Палия. Зрелище неприглядное и зловещее. Тот самый случай, который сумел очень точно оценить Достоевский. «Даже униженность и оскорбленность могут быть источниками зла», — как сформулировал суть открытия великого писателя современный публицист Е. Холмогоров.

«Именно запорожское казачество, по Ульянову, стало внутренним (были еще и внешние) источником украинского сепаратизма: «У казаков с давних пор жила мечта получить в кормление какое-нибудь небольшое государство», — говорится в книге. — Судя по частым набегам на Молдаво-Валахию, эта земля была раньше всех ими облюбована. Они ею чуть было не овладели в 1563 г., когда ходили туда под начальством Байды-Вишневецкого. Уже тогда шла речь о возведении этого предводителя на господарский престол. Через 14 лет, в 1577 г., им удается взять Яссы и посадить на трон своего атамана Подкову, но и на этот раз успех оказался непродолжительным, Подкова не удержался на господарстве.

Невзирая на неудачи, казаки чуть не целое столетие продолжали попытки завоевания и захвата власти в дунайских княжествах. Прибрать их к рукам, учредиться там в качестве чиновничества, завладеть урядами — таков был смысл их усилий. Судьба к ним оказалась благосклоннее, чем они могли предполагать: она отдала им гораздо более богатую и обширную, чем Молдавия, землю — Украину. Выпало такое счастье в значительной мере неожиданно для них самих, благодаря крестьянской войне, приведшей к падению польского владычества в крае».

Индивидуализм и своеволие — две стихии, сыгравшие роковую роль в истории Малороссии. В противоположность московскому самодержавию и общему принципу русской государственности «украинство» замешивалось на уверенности в своем праве иметь все, не отдавая ничего. Или почти ничего. «В глазах современников как отдельные казаки, так и целые их объединения носили характер «добычников»… Казакование было особым методом добывания средств к жизни…» — пишет Ульянов. — Не создав своего государства, казаки явились самым неуживчивым элементом и в тех государствах, с которыми связывала их историческая судьба».

Судьба надолго связала их с Россией. И в так называемый период «гетманщины» Малороссия, формально вошедшая в состав Московского царства, по сути оставалась под властью запорожцев. В этот исторический период — примерно полвека — и начал формироваться тот самый украинский сепаратизм, который не дает нам покоя и по сей день. «Кто не понял хищной природы казачества, кто смешивает его с беглым крестьянством, тот никогда не поймет ни происхождения украинского сепаратизма, ни смысла события, ему предшествовавшего в середине XVII века. А событие это означало не что иное, как захват небольшой кучкой степной вольницы огромной по территории и по народонаселению страны», — подчеркивает Н. И. Ульянов.

Как мы убедились, «майданная» вольница от степной недалеко ушла.

В православной традиции принято считать, что Бог судит человека не только по делам его, но и по мотивации поступков. И как трудно, порой, в реальной жизни отличить свободолюбие и от тщеславного или корыстного эгоизма, а жертвенность горьковского Данко от зловещей Шигалевщины: «Выходя из безграничной свободы, я заключаю безграничный деспотизм… Одна десятая доля получает свободу личности и безграничное право над остальными девятью десятыми…» путем «…отнятия у девяти десятых человечества воли и переделки его в стадо, посредством перевоспитания целых поколений» (Ф. М. Достоевский, «Бесы»).

Полвека украинской «гетманщины», как наглядно показывает в своей книге Ульянов, фактически были почти дословной реализацией этого принципа.

«Гетманщина» в Малороссии закончилась превращением бывшего вольного казачества в самодовольных помещиков, а крестьян — в мечтателей о казачестве. Ульянов обращает внимание на то, что после завершения периода «гетманщины» запорожский сепаратизм пошел на убыль. «Второе дыхание» в нем пробудила русская демократическая революционная интеллигенция, начиная от декабристов и кончая историками Костомаровым и Грушевским. Именно эта плеяда фрондирующих мыслителей создала романтический образ украинца и запорожца, борющегося за свою национальную независимость и социальные права. Это с их легкой руки стала считаться «демократическим образованием» Запорожская Сечь, которая на самом деле, как наглядно показывает Н. И. Ульянов, представляла собой охлократию, враждебную всякой государственности.

По существу, именно демократическая революционная интеллигенция не дала умереть своей смертью украинскому сепаратизму. Помогли русским демократам и внешние силы — Польша и позже Австро-Венгрия, вскормившие уж не идейно-литературное, а политическое «самостийное украинство» в Галиции. В 21 веке все происходило по тому же сценарию. Только роль внешней силы сыграли США.

В девятнадцатом столетии «украинство» и революция нашли друг друга. Мотивация у революционных демократов вроде бы была «железной»: русское самодержавие принесло на свободолюбивую Украину крепостное право! Но Н. И. Ульянов оспаривает этот тезис. Из приведенных им фактов следует, что крепостное право в Малороссии после изгнания польской шляхты и воссоединения с Московским царством быстро восстановили именно запорожцы. Московская и позже — петербургская власть только согласилась признать уже сложившийся порядок вещей. Вчерашняя «чернь», оказавшись в роли «победившей партии», стала жесточайшим образом эксплуатировать свой народ.

И вот ведь что примечательно — в ответ на все стоны и жалобы вновь закрепощенных «хлопов» новые правители обличительно указывали на третьих лиц — «врагов народа», в данном случае — на московских воевод, якобы обложивших непомерными податями бедных украинцев. На самом деле, пишет Ульянов, Москва очень скоро после воссоединения вообще перестала присылать на берега Днепра своих ставленников и забирать налоги, собранные на этих землях. Украинские деньги оставались на Украине — на местные нужды. А вот то, что эти средства оседали в карманах новой знати — об этом крестьянская Украина не знала. И потому все более недобро косилась на Москву. Не правда ли, очень знакомая картина? «Россия нас заедает» — не на этом ли тезисе вызревал украинский сепаратизм на излете советской и в разгар постсоветской эпохи?

«Украинство» агрессивно стремилось ослабить и даже упразднить общерусскую культуру, поскольку именно русская культура «неразрывно связана с государством и его историей.

Миновал двадцатый век и украинский сепаратизм, опершись, в том числе, и на местечковую «украинскую культуру» стал политической реальностью, со своим языком, полным иностранных и нелепых заимствований. Такова цена раздробления процесса развития некогда единой русской культуры. И покончить с этим сепаратизмом теперь труднее, чем когда-либо. Теперь он угрожает существованию самой России и принципу русской государственности, без которого мы окажемся беззащитны. И никакое атомное оружие уже не поможет. Расползется страна, как старый мешок, набитый сепаратистскими «свободолюбивыми» идеями.

Андрей Грядунов.