Красная строка № 24 (330) от 3 июля 2015 года
Гений места
Недавно посмотрел пронзительный фильм актрисы Татьяны Шевченко о доме Лизы Калитиной. Апрельский снег, молчание всеми оставленного дома, пустота, зияющая в крыше, и безмолвие. Ни единого слова… Печальная, сладко-монотонная музыка. Нужны ли здесь слова, когда тишина покинутого, забытого всеми, обречённого дома, «кричит в синеву»? Этот беззвучный крик не пробьёт глухоты заигравшегося в лицемерии общества. Дом уже не докричится до людей…
Итак, дом на Октябрьской, 1 обречён. Причина отсрочки его сноса — отмена конкурсов и не выделение денег на «реставрацию». Внимательные люди не могли не заметить, что если раньше традиционные «хороводы» водились как бы вокруг дома, то теперь дом выпал, как топор из знаменитой каши, о нём даже не вспоминают особенно: заняты садово-парковыми затеями. Сколько раз людьми сведущими было уже открыто заявлено: никакой реставрации не планируется — будет снос и новое строительство. Ведь вопросы непраздные: почему не проведено никаких консервационных и противоаварийных работ, почему дому созданы все условия для стремительного саморазрушения, почему не заделаны дыры в крыше? Почему в проекте описано два несовместимых способа реставрации? Почему диаметр брёвен в проекте — 200, с соответствующим расчётом нагрузок, при диаметре брёвен существующего дома — 300? Как будут рыть котлован и закладывать железобетонные фундаменты? Где будет дом в это время? Что станет при этом со сводчатыми подвалами XVIII века, если на их месте — котлован? Куда свезут брёвна от раскатанного сруба, если соответствующий склад не предусмотрен? Почему при несимметричном расположении окон в подлинном доме в проекте оно — симметричное? Причём здесь «демонтажные работы» — и бульдозер? Профессионалам известно, что сохранность деревянного дома — это состояние его крыши: с дырами в ней он пропадает за 2—3 года. Но никаких ответов и комментариев попечителями до сих пор не дано. Их и не будет. Потому что ответ на все вопросы один: дом будет снесён.
Сейчас на нём красуется надпись: «Дворянское гнездо — душа города Орла. Спасём и сохраним его». Но вот какая надпись должна была бы быть на этом доме: «Немым укором стоит этот дом — гордость и слава России, как старый отец, выброшенный своими злыми алчными детьми на улицу, сирый, нищий, еле живой, — просит он милостыню. И проходят дети, сытые, довольный жизнью, мимо, не узнавая родства, не желая его узнавать, и ни гроша не дадут они от щедрот своих, ибо что им этот полуживой покойник, какая мзда им за их благодеяние! Их совесть умрёт в нём окончательно. Так скорей же! Мимо, мимо!». Это было бы, по крайней мере, честно.
Страшно то, что обществу как норму навязывают преступную подмену подлинных памятников их имитациями, новодельными копиями, их «манекенами», что как исключение допустимо лишь в случае полной физической утраты объекта. На профессиональном языке это называется «воссоздание», а сам такой объект — музейным экспонатом. Преступление не в этом, а в сознательном умерщвлении живого подлинника для имитации его «утраты»! Этим могут заниматься либо самые дремучие профаны, либо негодяи. Недавно я показывал фото дома С. Куликову — главному архитектору ЦНРПМ в Москве. Он сказал: «Сруб с виду крепкий, реставрацию вести методом лифтинга с заменой сгнивших верхних и нижних венцов». «Лифтинг» — это реставрация деревянного сруба методом его «подвешивания», без раскатки, т. е. без полной разборки.
Ещё в прошлом году здесь, в ландшафтном сквере «Дворянское гнездо», на территории дома-музея Лескова пахло лесом, а сад, хотя и имел заброшенный вид, был островком чистой, не изгаженной человеком природы. Я говорил главе попечительского совета М. Вдовину: там пахнет лесом! На что Вдовин отвечал: мол, бросьте, оттуда несёт собачьим калом, надо там срыть верхний слой земли и завезти туда новый грунт. Теперь, после спила старейшей липы и исполнения «попечителями» задуманного, в «Дворянское гнездо» невозможно зайти, не испытав сильной «ударной волны» канализационного смрада. «Откуда этот жуткий запах?!» — недоумевают люди. Всё просто: слова М. Вдовина воплотились в жизнь: теперь здесь уже не пахнет лесом, здесь действительно воняет экскрементами. Практика завоза грунта из отстойников в районе ул. Раздольной, о которой рассказала главный специалист «Зеленстроя» Т. Можина, опробованная ко Дню Победы в сквере Гуртьева, где горожане наверняка учуяли ту же самую вонь, теперь применена в «Дворянском гнезде»… При этом и здесь виден характерный «почерк»: ковшом бульдозера изранены деревья, с них содрана кора. Не растёт трава.
Что же делать, как спасать «Дворянское гнездо»?
Единственный выход из образовавшегося тупика — объединиться неравнодушным гражданам города и своими силами не допустить сноса дома-памятника, который, как давно доказал выдающийся орловский краевед В. Емельянов, действительно связан с именем Тургенева через его приятеля А. Сафонова, которого писатель навещал в этом доме. А сам дом, построенный в 1855 г. по проекту И. Лутохина на старых подвалах, по убеждению В. Г. Емельянова, ценен, независимо от «прописки» в нём тургеневской героини, как подлинный старейший орловский дом XVIII-XIX столетий. Ценен именно своей подлинностью, как «гений места». Ценен тем, что он свидетель эпохи, описанных в романе событий. Этот дом, вместе со старыми деревьями, — и есть «Дворянское гнездо», то материально-подлинное, настоящее, что от него осталось. Так не дадим же совершить лукавую подмену! Не позволим встать на его место подложному, игрушечному «памятнику», памятнику «попечительскому совету» и возглавляющим его лицам.
И. Кушелев.