Помня о том, что Орловщина исстари называлась в России дубинной да лапотной, мы с придыханием произносили слова нашего классика о её великом вкладе в российскую литературу. А вот какие строки оставил нам современник, земляк Дмитрий Блынский: «Пойдём в мой край, в поля, в луга Орловщины, нигде я лучше края не встречал. Я тут на «ты» с любым ручьём и рощею, тут для меня начало всех начал». Без особых образов, но как вдохновляют! А это уж — лапти в сторону.

В семидесятые–восьмидесятые годы мы были особенно активны. Выезжали в районы, выступали перед сельскими жителями, нам аплодировали. И платой мы не были обижены. Также при выпуске наших книг издательства не скупились. До сих пор перебираю пожелтевшие вырезки из газет, где часто публиковал размышления о жизни.

И вот разделились мы. От Союза писателей России отпочковался Союз российских писателей (СРП). Это «мой», он малолюдный. Горьковато было. Стало у нас неуютно, как и во всей России. Но обладминистрация позаботилась о нас по-матерински, назначила губернаторские стипендии: гордись и пиши, радуй земляков. И Строев приглядывал, при увядающем рубле делал соответствующие надбавки. Писали мы, царапали…
А тут вышла новая благодать — объявили в нашей вотчине съезд Союза писателей России (СПР), то есть вновь сверкнула Орловщина, напомнила о своей литературной значимости.

Но уходили в иной мир ветераны пера, а у преемников потихоньку смещались взгляды. Стали группироваться, клянчить средства для проведения литературных конкурсов. Были они и совсем ненужные, то есть конкурсы, можно сказать, имени Иванова, Петрова, Сидорова. Те, кто входил в руководящую головку, насыщались, конечно, первыми, с горделивой осанкой.

И вот Пётр Родичев, по натуре откровенный и сатиричный, пишет на это: «В Орловской провинциальной, никем не контро­лируемой писательской организации ни один из двух десятков её членов ничегошеньки достойного не написали. Среди них — курам на смех, семь «лауреатов», опозоривших литературную славу Орловщины».

Помню, как травили Петра Родичева за его лихую оценку. Пытались изгнать из Союза писателей России, лишить стипендии, но вмешался опять же, Строев…

Так красовались проклюнувшиеся соловьи со своим художественным словом во временном отрыве от выбывших ветеранов орловской литературы Е. Горбова, Е. Зиборова, В. Мильчакова, Л. Сапронова и др. В то время мы ещё, блюдя меру, одёргивали друг друга публичной критикой и мучительно ждали очереди для издания книг, за которые нам в меру платили.

И вот всё это рухнуло, пришло времечко печататься с ходу, но теперь уже за свой счёт. Иные воспевали взахлёб знатных чинов и даже их внуков — авось помогут… Раз в месяц мы встречались с такими в родной бухгалтерии. Да, у наших классиков такой опеки не было.

В смутные годы угасающей Компартии угасал и наш разобщенный дух творчества, но какая воля пришла! В Мценске обнажились девять газет. Выпускал и я свой «Вестник». О его месте в общественном ряду свидетельствует тот общеизвестный факт, что новая областная власть, так уверенная в своём претенденте на победу в выборах мэра города, упустила, упустила победу с большим, большим отставанием. Не помогла областная газета со своей огромной статьёй в мой адрес «Сутяга из Мценска» — пришлось дать постыдное опровержение по 15 (!) фактам лжи, безапелляционно установленным самым справедливым судом во всем мире! Да не одна была такая статья. Фотокопия этой, названной, есть в моей книге «Приговорённые ползать».

Несколько ранее меня не включили в толстенную хрестоматию «Писатели Орловского края. 20 век». Теперь уже осталось просить хотя бы о том, чтобы не вычёркивали из народного списка при переписи населения.
Но всё волнует душу гордость за наших предков по Лескову: «Орёл вспоил на своих мелких водах столько русских литераторов, сколько их не поставил на пользу родины ни один другой русский город».

Как же сегодня, в 21-м веке, Орёл вспаивает нас на берегах обмелевшей Оки, как храним традиции? Тут стоит в первую очередь обратиться к управлению культуры, где так страстно ведётся контроль за литературой. Здесь создана так называемая спецкомиссия по допуску нас к стипендиям. Один раз в год мы доставляем сюда красивые папки с зычно-призывным словом на обложке — «Отчёт». Слово «Информация» слишком вольнолюбиво.

Чтобы придерживать нас на поводке понадёжнее, чтоб не расслаблялись, «культурники» создали «орган специальной компетенции», то есть конкурсную комиссию «весьма квалифицированную», в неё входят «профессора, доктора наук, критики, общественные деятели, представители творческой интеллигенции».

Примечательно, что голосуют только единогласно, не вдаваясь в глубину дела, ибо настоящих протоколов не ведут, мнений не увидишь, хотя дело касается в той или иной степени судьбы человека. На колхозных собраниях так не бывало, мнения не скрывали.

И совсем уж в жар бросают требования. Это семь так называемых «критериев» для исполнения. Мы должны напечататься в Москве, С.-Петербурге или в регионах России, получить оценку. Также надо получить госнаграды, почётные грамоты и другие награды писательских союзов — СПР, СРП, почётные грамоты и другие награды администрации г. Орла и правительства области, дипломы международных конкурсов и т. д. Что бы делал Лесков, работая над своей «Леди Макбет Мценского уезда», глядя на эти оглушительные требования вполне шизофренического характера?

И не додумались спецы «особой компетенции» спросить у «культурников»: а как же нынешние писатели вращаются в текущей жизни? Как освещают тревожные темы? Где очерки о добрых людях, о неожиданных проблемах? Кипень вокруг, а тут тишина.

Какой горделивый я раньше ходил по Мценску, когда писал статьи одну за другой в центральной прессе: в «Известиях», в «Труде», в «Сов. культуре» и многих других. Живы в памяти статьи о заводе «Коммаш»: «Рюмка за сверхурочные», «Квартирная лихорадка». О Мценске: «Я живу в городе Страхове» («Труд»). Помню, прибегал ко мне директор «Коммаша» за газетой. Обиды не было.

Бывало и неудобие. За «неудобную» информацию о чиновнике из обкома КПСС меня пытались изгнать из партии, но обкомовский Мешков защитил. Словом, и здесь, образно говоря, я побывал «Сутягой из Мценска».

И сутяжничество не отпускает меня, уж много лет отшивают от проклятой стипендии деятели «особой компетенции». Для издания книг «отщипываю» от пенсии, а всё не решаюсь назвать этих профессоров по именам.

Лишь год назад, когда вступились мои читатели, как и раньше они выезжали к обладминистрации с плакатами в защиту «Вестника», мои оценщики снизошли, но лишь на один год. Неужели так и помру сутягой и бездарем? Признаться, и супруга отвергает мой характер — не умею жить, как все.

В 1960 году открыл публикацией запрещённого властью врача подпольного госпиталя А. Куренцову. Написал о ней три книжки, а народ своей любимице воздвиг курган Славы. Почему мои книжки гуляют в интернете, а «Ореол бессмертия» о народной героине жульнически продают за 18 долларов, или за 16 евро, или за 12 фунтов стерлингов, да говорят ещё, засветилась она в штате Индиана (США). Детскую книгу «Камаринские страдания» продают в иной обложке. От них и пошли год за годом мои дипломы международных и российских конкурсов.

Что скажет губернатор А. Е. Клычков, к которому я обращался? Ему, по удивительному случаю, вручили около стендов, посвящённых А. Куренцовой, мою книжку о враче преподаватели моей родной школы в Сосковском районе.

Повесть, надо заметить, переполнена мистическими событиями. Да сколько их ещё впереди! Появились новые значимые документы. Как всё это втиснуть в культуправленческие «Отчеты»?
Управленцы и учёные «особой компетенции», конечно же, будут однозначны, случись даже Нобелевское чудо; оно станет лишь критерием № 3, а их надо — семь.

Н. Калинин.
г. Мценск.