В понедельник, 13 ноября, в Орле на Александровском (Ленинском) мосту стоял мужчина с плакатом: «Верховный судья, будь с совестью дружен! Западный опыт России не нужен». Этот одиночный пикет выставило местное отделение общественной организации «Родительское всероссийское сопротивление». Поводом для тревоги стало намеченное на 14 ноября рассмотрение пленумом Верховного суда проекта постановления, которое, по мнению «РВС», может закрепить ряд зловещих норм ювенальной юстиции, в частности — узаконить практику отбирания детей из семей.

В пресс-релизе, распространенном орловскими организаторами пикета, в частности, говорится: «Верховный суд (ВС) РФ может выдать «ювеналам» разрушительный для семей карт-бланш в правоприменительной практике, касающейся вопросов отобрания детей и ограничения или лишения родительских прав. Речь идет о проекте постановления пленума Верховного суда, текст которого был опубликован в «Адвокатской газете» 17 октября 2017 года. Содержание проекта повергло родительскую общественность в шок — документ, призванный оградить семьи от ювенальных норм, по факту расширяет и закрепляет ряд особо одиозных антисемейных установок, против которых не раз выступали представители «РВС» и других родительских организаций.

Так, например, документ расширяет понятие «непосредственной угрозы жизни и здоровью ребенка» при его отобрании из семьи: теперь поводом для этого может стать не действительно острая, угрожающая ребенку ситуация, но и так называемое «длящееся семейное неблагополучие», которое, как известно, запросто может диагностироваться чиновниками «на глазок» в собственных интересах. Отметим, что под статус «неблагополучия» (жестокого обращения) в семье все чаще стали подпадать обычные родительские меры воспитания детей.

При этом противозаконное насильственное разлучение ребенка с родителями и удерживание его в специальных центрах, куда нет допуска родителям, может быть переквалифицировано в процедуру «реабилитации». А вернуть сына или дочь в семью можно будет только в случае, если родители сумеют доказать, что такой возврат — в сфере интересов ребенка. В то же время, решить дело в пользу приемной семьи при устройстве судьбы ребенка станет проще. Что сделает кровные семьи полностью беззащитными в судебных тяжбах.

Отметим, что проект документа, вынесенный на пленум в октябре, в Верховном суде отвергли, отправив на доработку. Какой будет новая редакция Постановления, которую и станут рассматривать на пленуме 14 ноября судьи, общественность не знает…». (Конец цитаты).

О том, что в современной России на медленном огне варится некая каша, по своим ингредиентам очень напоминающая пресловутые западные ювенальные технологии, журналисты и представители общественности пишут уже давно. Заявления президента В. Путина о недопустимости в России ювенальной юстиции по западным лекалам и последующее назначение на должность уполномоченного по правам ребенка многодетной матери, жены православного священника А. Кузнецовой посеяло надежду в сердцах многих борцов с ползучей ювенальщиной. Но из Верховного суда идут сигналы: ювенальные суды в России будут создаваться. А то же «РВС» недавно засветило факт поездки Кузнецовой в Финляндию — государство, где ювенальная практика за последние годы, по свидетельству финского правозащитника Йохана Бекмана, просто свирепствовала, особенно в отношении детей из русских или полурусских семей.

И вот буквально в день заседания пленума ВС пришло новое сообщение: «Гражданка Российской Федерации Елена Смоленчук, проживающая в Финляндии, просит помощи у российских властей и журналистов, сообщил «Русской народной линии» финский правозащитник и общественный деятель Йохан Бекман. Елена Смоленчук долгое время проживает в Финляндии с финским мужем в городке Рякюля. У них двое дочерей — 9 и 12 лет. «Семейного конфликта нет, — рассказал Йохан Бекман. — Старшую дочь изъяли без ведома родителей из школы в конце сентября и уже передали в приемную семью, потому что мама якобы её «шлепнула футболкой». Младшую дочь пока не трогали. Также известно, что над старшей дочкой издевались в школе, потому что она русская, учительница угрожала «посадить её в тюрьму…».

Так за каким опытом ездила защитница прав российских детей в эту страну, задались вопросом активисты «РВС».

Кроме того, проанализировав деятельность органов опеки в различных регионах страны, откуда в организацию поступили многочисленные жалобы родителей (более 400 случаев за год), «РВС» сделало ряд выводов о противоречии фактически сложившейся в стране ювенальной практики действующему законодательству. Ведь потому и бьет «РВС» тревогу теперь, что на обсуждение пленума Верховного суда выносится, в основе, тот же текст, который в октябре вроде бы был отклонен и отправлен на доработку. «Это заставляет тревожиться, так как этот проект постановления нуждался не в редакционной доработке, а в коренной переработке, — считают в «РВС». — Он не содержит анализа самой судебной практики, на которую должно отвечать постановление пленума, и направлен не на пресечение, а на закрепление связанных с отобранием детей негативных явлений…».

А явления эти таковы. «РВС» отмечает, в частности, что правоприменители частенько играют словами «изъятие» и «отобрание» ребёнка, настаивая, что это разные понятия. Но есть компетентное заключение (например, эксперта Общественной палаты РФ заслуженного юриста РФ А. И. Хохлова), что «юридически значимым является «разлучение ребёнка с родителями вопреки их желанию». А слова «отобрание» и «изъятие», для которых в законе даже нет определения, — только его синонимы».

«РВС» подчеркивает: «Сама идея, что «социально опасное положение» служит основанием не для помощи, а для принудительного разлучения взята не из закона, а из незаконной практики…».

«Запутывает недобросовестных или невнимательных правоприменителей введённая в 2008 году в Семейный кодекс «поправка Крашенинникова», которая ввела в ст. 121 Семейного Кодекса понятие «обстановки, содержащей угрозы», и оно естественно стало путаться с «непосредственной угрозой», — считают организаторы пикетов. — А в проекте постановления пленума ВС понятие «непосредственной угрозы» хотя и означает «угрозу причинения вреда физическому или психическому здоровью», но связывается, в качестве примера, с «наличием у ребенка признаков физического и (или) психического насилия» (то есть с синяками и ссадинами) «вследствие неправомерных действий со стороны родителей». То есть мало того, что надо ещё разбираться, «вследствие» или «сам упал», — а это невозможно сделать перед «немедленным отобранием», — но получается, что непосредственной угрозой причинения вреда называются вчерашние действия, вреда не причинившие!»

Или вот такая юридическая практика: «Родителям часто выставляются условия для возвращения ребёнка. В законе нет никаких оснований для такого внесудебного ограничения родительских прав. А проект постановления явно закрепляет незаконную практику удержания ребёнка, сочиняя норму, что акт об отобрании «влечёт за собой временное прекращение права родителей… на личное воспитание ребенка…».

В действительности в действующем законодательстве, подчеркивает «РВС», нет нормы о том, что в случае семейного конфликта ребенок должен быть обязательно увезен из дома под присмотр соцработников. Закон гласит (пока еще!), что «родители имеют преимущественное право на обучение и воспитание своих детей перед всеми другими лицами». И иначе может быть только после решения суда. Но на практике уже бывает «иначе».

Есть и такое наблюдение: в ряде случаев органы опеки не хотят передавать ребёнка родственникам. «Эта практика противоречит установленному законом («Об опеке и попечительстве», ст. 10 ч. 5) приоритету для близких родственников при устройстве ребёнка…», — говорится в аналитическом докладе «РВС».

Кстати, в Орле, где по счастью пока вроде не было фактов грубого изъятия детей из семьи в худших традициях ювенальщины, странности в применении упомянутой выше опекунской практики были. «Красной строке» известен случай, когда орловские суд и органы опеки не дали бабушке оформить опекунство над несовершеннолетней внучкой. Жить в одной квартире с матерью девочки — хронической алкоголичкой — у них уже не было сил. Бабушка добилась, чтобы ее пьющую дочь лишили родительских прав, и выписала ее из квартиры. Но оказалось, что это только усложнило ситуацию. Органы опеки отдали ребенка отцу как ближайшему родственнику, а по существу — человеку, никогда не состоявшему в браке с матерью девочки, с ними никогда не жившему, лицу кавказской национальности, неизвестно чем занимающемуся и одиноко проживающему даже не в Орле, а во Мценске. В результате ребенку пришлось продолжить образование в школе по месту жительства так называемого папы. В родную школу «по месту жительства бабушки», где девочка начинала учиться, после всех юридических решений ее уже не принимали.

Жить с чужим дядей, которого органы опеки ей навязали в отцы, девочка так и не смогла. И оказалась нарушительницей закона! Потому что вопреки всем юридическим решениям возвращалась после уроков из Мценска не к папе, а в Орел к бабушке, чтобы на рассвете первым рейсом отправиться в обратный путь, на уроки во мценскую школу. Кончилось все тем, что ребенка при живой и любимой бабушке, имеющей собственную двухкомнатную благоустроенную квартиру, определили на жительство в один из интернатов. С единственным по-настоящему близким ей человеком девочка могла видеться только по выходным. Такое, с позволения сказать, правоприменение иначе как издевательством над ребенком, семейными отношениями и здравым смыслом назвать нельзя.

Но кто внесет этот смысл в действующее российское законодательство и юридическую практику? Увы, поводов для тревоги пока больше, чем надежд. Каша варится. Как бы не пришлось расхлебывать.

Андрей Грядунов.