Орловская искра № 25 (1393) от 5 июля 2024 года

Когда приедешь, Гоша?

Искяндаров Гошгар Юсиф-Оглы. Гоша, в общем. В который раз убеждаюсь, что русским человека делает мировоззрение, мироощущение и поступки. Азербайджанец Гоша — русский. Это мое твердое убеждение. Да, родился азербайджанцем, стал русским. Гоша — с юмором, даже со спасительной и отрезвляющей самоиронией — как положено всем русским, поэтому не обидится. На что обижаться-то? Тридцать пять лет мужику, женился на русской девчонке из Иркутской области, сироте. Четверо детей у них. Живет Гоша в Верховье, где его все знают. И не только в Верховье знают Гошу. Он — Гошгар Юсиф-Оглы — заместитель командира Бригады им. Катукова по гуманитарной помощи.

В списке сайта «Миротворец (признан экстремистским, запрещен в России), в который наши украинские небратья заносят врагов своего недогосударства. Гоша этим фактом очень гордится — «моя работа получила официальное признание». Вместе с ним в том же списке — командир Бригады им. Катукова и начальник штаба. Работа всех «получила официальное признание».
Брат Гоши (надо ли говорить, что он тоже азербайджанец?) — морской пехотинец Северного флота, воюет за Россию на херсонском направлении, пошел добровольцем. У него третий контракт с Министерством обороны.

Маме Гоша говорит, что брат где-то на границе, недалеко, где безопасно и не стреляют. Мама, как только Гоша собирается с гуманитарным конвоем в юго-западном направлении, жарит младшему морпеху любимую курицу (недалеко ж везти!) и интересуется потом, довез ли старший сын гостинец. Конечно, довез… До Херсона в одну сторону — больше тысячи км. Курицу мама русских патриотов жарит очень вкусную. Гоша ответственно это заявляет.

Он очень интересный человек. Меня поразил его русский язык, хотя, строго говоря, к организации и доставке гуманитарной помощи на фронт эта Гошина черта не имеет прямого отношения. Хотя, как знать, как знать… Русский — он во всем русский.
Я даже его несколько раз перебивал во время беседы:

— Гоша, что у вас было по литературе?

Гоша, вздыхая, как бы осознавая свое несовершенство и недостойность, честно, с извиняющейся интонацией отвечал:

— Двойка. — И что меня совершенно поразило, с неподдельными уважением и даже любовью к учительнице, тепло так добавил. — Светлана Анатольевна тройки мне с натяжкой ставила.

Хотел бы я посмотреть на эту школу. Кому же тогда Светлана Анатольевна, которая, понятно, и русский еще вела, в таком случае четверки ставила? Про пятерки и уровень знаний, соответствующий этому баллу, и говорить страшно.

Русский язык Гоши — точный, емкий, правильный, образный, когда это необходимо, и очень красивый — как итог. И говорит он не то что без акцента, а на этот акцент даже намека нет, изумительная русская фонетика! В каких университетах учился? Да ни в каких. Отец с семьей бежал от войны из Карабаха в Россию. Они — русские.

Выглядит Гоша как положено воину — бугры мышц, но ничего лишнего, как у культуриста. Словом, готов к труду и обороне. И к нападению тоже.

— Вольной борьбой занимались? — оцениваю.

Признак воспитанного человека — не указывай собеседнику на ошибки. Гоша и не указывает, а как бы продолжает беседу:

— Я занимался разными видами спорта: кунфу, айкидо. Попытался заняться боксом, но меня выгнали. — Гоша объясняет. — Меня бьют, а я ломаю. Меня бьют, а я ломаю. У кого-то что-то хрустнуло, у кого-то связки потянулись. Нет, брат, сказали, это не твое. Поздно тебе переучиваться. И выгнали из бокса.

Сказал Гоша это без сожаления. Если и с сожалением — еще один жизненный опыт не получил и не развил, — то с небольшим. А чего сожалеть? Его бьют, а он ломает. В широком и прикладном даже смысле — правильная тактика и философия. Она Гоше пригодилась. И продолжает пригождаться до сих пор.

Кстати, о списке «Миротворца» — экстремистского и запрещенного в России. В разделе, посвященном Гоше Искяндарову, указаны даже номера телефонов, которыми Гоша не пользуется лет пять уже. Там глубоко копают. Не надо недооценивать противника.

Когда все началось, Гоша ждал повестку. А что — здоровый мужик, Родину защищать готов. То, что у него четверо детей и нет учетной воинской специальности, ему даже в голову не приходило. Я, говорит, об этом даже не задумывался.

В военкомат он приходил сам, дважды. Оба раза его завернули. Первый раз сказали то, что было ожидаемо любому постороннему: «Ты что? У тебя же четверо детей». Во второй, гораздо позже, через год с лишним, когда Гоша профессионально, не побоюсь этого слова, наладив контакты и изучив маршруты движения, доставлял гуманитарную помощь на фронт, в том числе и землякам-верховцам, причем из рук — в руки, ему девчонки в районном военкомате сказали, чуть ли не с упреком: «А кто гуманитарку возить будет?» На него, желающего пойти добровольцем, посмотрели едва ли не как на дезертира трудового фронта, где специалисты, работающие не за страх, а за совесть, столь же ценны, как, скажем, хорошо подготовленные штурмовики на передовой.

Гоша этого не понимает? Понимает. Просто накопилось. Постоянно собирать, не имея собственных средств, и доставлять на фронт очень дорогую, востребованную помощь — это адский труд. Сдали нервы. Да, и у этого спокойного, сверхуравновешенного, несмотря на, казалось бы, южный темперамент, человека, тоже. И сдавали эти нервы не раз. Волонтеры рассказывать вам об этом не станут. Просто говорили мы откровенно — и прорвалось.

Меня всегда занимал один вопрос: как человек, желающий делать полезное дело, но не знающий, как к нему приступить, находит пути решения этой проблемы. И в который раз убеждаюсь — для поступка нужно созреть, быть готовым к нему, а путей всегда много.

В сентябре 2022 началась мобилизация. Частичная или нет, это, когда тебя мобилизуют, не имеет никакого значения. Кто сталкивался, помнит, как это было. Вспоминает и Гоша:
— Это позже, когда все наладилось, от вручения повестки до оправки проходила неделя или дней десять — давали время собраться и подготовиться. А тогда, в сентябре, бывало и так, что вечером вручали повестку, а утром уже нужно было явиться в военкомат.

Просчеты планирования, как всегда, восполняет народная смекалка и самоорганизация. Мобилизованным помогали экипироваться всем миром. Учились на ходу. Некоторым, рассказывает Гоша, вручали «тревожные чемоданчики» буквально у ворот военного комиссариата.

И здесь тоже каждый выбирал свой путь. Гоша видел — рассказывает — как одни его земляки уезжали из района и даже области, чтобы их не нашли и не призвали, меняли место жительства, удаляли личный кабинет в Госуслугах, исчезали, одним словом, а другие, не дождавшись повестки, шли добровольцами.

Каждый выбирал, на какой он стороне. А Гоше и выбирать не пришлось, не было у него такой проблемы. За день до нашего общения он вернулся из очередной поездки на фронт, где общался, передав посылку, в том числе и с земляком-верховцем с позывным «Батя». Об этом человеке можно снять фильм или написать книгу. А Гоша рассказывает о нем спокойно и просто — как про одного из своих, среди которых подобное нормально, а поэтому ничего удивительного в этом нет.

Коротко. Пасынка «Бати» — верховского жителя — мобилизовали. Батя сказал: «Одного не отпущу» и пошел вместе с ним добровольцем. Больше года отчим и пасынок прослужили плечом к плечу в одном полку, в одном подразделении, в одном взводе. Затем «Батю» перекинули на Бахмутовское направление. Он вернулся оттуда с Медалью Жукова.

А как все начиналось для самого Гоши? Хомутовские ребята — друзей у Гоши много — добавили его в свою волонтерскую группу.

Гоша рассказывает:

— Молодцы ребята, думаю. Большое дело делают, нужно помогать. А как?

А, действительно, как, если своих средств нет, не олигарх, мягко говоря, опыта нет, налаженных деловых связей для этой цели — тоже.

— Какая проблема? Создай свою группу, — посоветовал ему кто-то.

В тот же вечер он создал свою группу в соцсетях, и раскидал ссылку всем друзьям и знакомым. Результат: за два года на линию фронта, в распоряжение наших воюющих частей он выезжал с грузом гуманитарной помощи, чтобы не соврать, более 95 раз. Сто раз пока точно не выезжал, но Гоша — человек мобильный, помощь собирает быстро и так же быстро ее доставляет, поэтому, пока готовится этот материал, возможно, окажется уместной и юбилейная цифра 100.

Вопросы остаются.

— Область у нас небогатая. Откуда средства?

Гоша отвечает как о давно продуманном и определенном, осознанном на личном опыте:

— А из малого всегда получается большее.

Жертвуют по 100 рублей и по 200, редко, скажем, по 5 тысяч. Но жертвуют многие. И жертвуют постоянно.

Гоша в своей вежливой, почти дипломатичной манере формулирует так:

— Вижу — люди относятся с пониманием.

В его группе — полторы тысячи участников. География — от Верховья до Москвы и Санкт-Петербурга, откуда, кстати, присылают на фронт даже личные посылки. Есть люди и организации, которые помогают с первых дней.

Прямая речь: «Дмитрий Михайлович Пониткин помогает и области, и району, и нам. Его хватает на всех. Низкий поклон ему!».

Этот человек выручает всегда, когда помощь требуется срочная, дорогая, когда нет времени на долгие сборы. Нужен дизельный генератор — «еще вчера» — Д. М. Пониткин поможет.

Кого выделить… Сказать следует, видимо, прежде всего, вот о чем. Недавно, рассказывает Гоша, он выложил в своей группе список того, что необходимо разведчикам 44 бригады, работающим на Волчанском направлении. Этот список буквально «разорвали» — то есть все позиции были закрыты в считанные часы участниками без обращения к кому бы то ни было — по своей воле. «Я закрою это», «я возьму на себя то».

В группе есть хозяин производства, делающего гвозди, рабицу и т.д. Этот человек берет на себя все, что связано с направлением его производства. Нужны гвозди — будут гвозди. Он не зарабатывает на этом. Он это отдает.

А таких списков в группе висит сразу несколько. А сколько таких групп в Орле, в области, в стране… Есть, о чем задуматься. Нужно все: начиная от саморезов и скоб, и заканчивая высокотехнологичными приборами. При этом можно купить тепловизор за 80 тыс. рублей (дешево, да?), а есть, рассказывает Гоша, очень дорогой (прикиньте стоимость), который показывает на сетке даже область сердца. Чем качественнее и дороже оборудование, тем лучше экипирован боец, тем у него больше шансов выжить и победить.

— Есть дроны за 50 тысяч, — продолжает Гоша, — которые летают 5 — 10 минут, а есть очень дорогие, которые летают ночью, как днем, и обладают функцией распознавания «свой — чужой».

Речь идет о том, что и такие дроны, как все на войне — это расходный материал. Сейчас он в небе, а через несколько минут — сбит. И так можно сказать обо всем.

Гоша перечислял проблемы, которые приходится постоянно решать.

— Мне для реактивщиков нужны маскировочные сети в большом количестве, а они тоже имеют свойство портиться, гореть, рваться. Созвонился с сотрудником администрации Залегощенского района, у них есть волонтерская группа «Поддержим наших», забрал у них11 маскировочных сетей, лежат в машине… А знаете, сколько нужно сил и терпения, чтобы сплести одну сетку 3х2 метра? А знаете, сколько нужно таких сетей, чтобы накрыть один «Урал»?..

Общество всегда делилось на тех, кто вовлечен, и тех, кто всегда отстранен. Если первых больше, такое общество выживает. Но этим первым приходится ох как не сладко. Именно поэтому мой собеседник во второй раз, уже изъездив все фронтовые и прифронтовые дороги, доставив на передовую тонны дорогущего груза, сорвавшись от усталости, пошел в военкомат, чтобы его отправили на фронт добровольцем — воевать.

Гоша говорит: «Мне там проще». Его поймут все, кто там был. Из тех, разумеется, кто шел осознанно, с полным представлением, куда он идет, что его ждет на войне.

— Просишь как для себя, отдаешь все ребятам…

Попробуйте пожить в таком режиме. Два года подряд. Постоянно прося. Гоша не стесняется этого слова. Не все списки закрываются автоматически. По объему и характеру помощи, поступающей от жертвователей, Гоша научился определять и даже предугадывать своеобразный жизненный ритм народа, той его части, которая неравнодушна к чужой боли. И даже поездки и формирование грузов для отправки на фронт порой приходится вплетать в сложный график этих ритмов — праздников, выходных дней, массовых отпусков и прочего.

Есть еще одна проблема, которую мы тоже не могли обойти вниманием в таком разговоре. Это очень серьезная проблема. Я обозначил ее одним вопросом:

— Вам не кажется, что на этой войне наживается огромное количество барыг?

— Да, — просто, как-то вынужденно, с неохотой ответил Гоша. — Те вещи, которые стоили до СВО копейки… Сейчас к ним не подойдешь. Тот же дрон, «теплак», который применялся в охоте, очень хорошего качества, стоил 30—50 тысяч рублей. Сейчас он стоит 120—130 тысяч, а то и больше. Шнурки, чтобы вы понимали… В верховском магазине (название опустим), в Орле такой тоже есть, у них один хозяин, пара шнурков для берц стоит порядка 30 рублей, а в специализированном «военном» — 300. Это одни и те же шнурки, с одним и тем же функционалом. Мне, да и никому не нужно, чтобы эти шнурки были сделаны из сверхпрочных материалов с применением нанотехнологий, шнурок не для того, чтобы буксировать на нем машину, это просто веревочка, которая соединяет две части одного ботинка. Тогда почему 30 и 300?..

И тут Гоша сам задал вопрос, под которым я готов подписаться сколько угодно раз:

— Почему такой ценовой политикой не занимается ФАС?

А я не знаю, почему. Но очень хотелось бы узнать. Кстати, после нашего разговора волонтер отправлялся на встречу, где должна была обсуждаться еще одна интересная тема: возможность бесплатного проезда по платным дорогам для тех, кто доставляет гуманитарный груз на фронт. А пока такой груз доставляют по платным дорогам платно. Помощь бойцам на фронт…

Что такое мирная жизнь во время войны мне, честно говоря, тоже не очень понятно. Зато мне предельно понятна Гошина реакция, его восприятие некоторых реалий этой мирной жизни после очередного возвращения «оттуда». Пересказываю своими словами, поскольку резкие оценки для Гоши не очень характерны и выбиваются из так понравившегося мне его стиля общения и строя речи.

…Когда видишь какого-нибудь борова за рулем охрененной иномарки, как у него щеки от сытости свисают, поневоле думаешь — какой бы отличный получился из него артиллерист! Сколько бы снарядов он за раз смог с собой унести…

Ну, и так далее. Это нормальная реакция человека, проецирующего возможности мирной жизни на насущные потребности фронта.

Мы прервали беседу, чтобы выйти к Сергею Поддубке — начальнику штаба Орловской Бригады им. Катукова, отправлявшемуся на фронт. Сергей доделывал какие-то срочные формальные дела, и времени у него было немного. Надоела человеку штабная работа, едет на вой­ну. Высокий, худой, жилистый. Весит явно не много.

— На 50-килограммовый снаряд его не поставишь, — продолжал Гоша, распалившись, тему раскормленных щек.

Сергей был спокоен и весел, будто собрался на прогулку. В саперное подразделение, в очень горячее место.

Гошин «Патриот», раскрашенный в такой вызывающий «камуфляж», что за горизонтом увидишь, с символикой Бригады, забит грузом под завязку. Конвейер продолжает работать. Давно замечено — кто трудится для других, притягивает людей. У Гоши было два комплекта бронежилета и два шлема — их ему (и предполагаемому штурману) подарил подполковник Академии МВД, понимающий, что без защиты в поездках на фронт делать нечего. Но эта защита нужна многим. Бронеплиты одаренный Гоша отдал (одни) — БПЛшнику, другие — погранцу. Счел, что им нужнее. Один шлем — росгвардейцу, другой — СКРовцу. Остались у Гоши пустые разгрузки, которые шилом проткнуть можно. А он смеется.

Война просеивает людей, как сито. С одной стороны остается много грязи, с другой — все стоящее. Поговорили о патриотизме. О том, например, что кто-то идет на войну за большими деньгами. Идут и за этим, что удивительного? Но в любом случае ты будешь выполнять боевую задачу, рискуя своей жизнью.

— Предложите сейчас 200, 400 тысяч прохожим на улице, — обостряет Гоша. — Многие согласятся воевать? Ведь надо, это помимо страха, переступить через все, что ты любишь, к чему привык. — Гоша ставит интересные вопросы. — Ведь сутки не будет интернета, у нас половина молодежи с ума сойдет. Отбери у них телефон — смысл жизни исчезнет. Лиши кого-то деликатесов, посади его на «запарики»— гарантированный гастрит неженке. Очищенная бутилированная вода от определенного производителя? Водичка, если ты на вой­не, в большинстве случаев — из какого-нибудь сомнительного крана, или из ближайшей лужи иди попей, такое тоже бывает. А если ты духом слаб, морально ко всему не готов…

Словом, понятно, почему там «легко», в смысле — там легче дышится. Там, где каждый день проходит водораздел между жизнью и смертью, выше концентрация тех, кого можно назвать сильными духом.

Отвлечемся от серьезного. Военный юмор — это особый жанр. Хотя, что смешного, например, в следующей истории? Гоша рассказал. Земляк-верховец сбил из автомата «Фурию» — украинский БПЛА. Покопался в начинке, а там детали Ижевского завода. Страна у нас когда-то была одна, и война началась относительно недавно. Но бойцу не до рассуждений. Сидит и думает — своего сбил… А из штаба распоряжение: «готовь дырку», отличился, дескать. Боец и думает — какую дырку готовить? Где… Сутки промаялся. Но был награжден. Вместе посмеялись.

— Что дальше? — спрашиваю.

— Победа, — отвечает Гоша.

То есть работа до самого конца. На этом пути бывает много нелегких моментов, но цель неизменна. Один из эпизодов, так сказать, временной утраты сил из-за огромных нагрузок и большого, прежде всего, психологического, напряжения.

Рассказывает:

— Перегорел, еду, психую, ругаюсь со своими админами, говорю — всё, «завязываю», рулите, кто хотите, у меня силы кончились! Тут же сообщение от бойца: «Когда к нам приедешь?». На автомате отвечаю — двадцать такого-то… Даже из головы вылетело, что только что обещал «завязать».
Как можно жаловаться на усталость? Пообщайтесь с теми, кто ходит на штурмы, кто вытаскивает «двухсотых» с поля боя. Я стольким обещал помочь — не только бойцам, их женам, детям. И что я им скажу — я устал, я ухожу?

Мы поговорили об опасностях, о том, с чем сталкивается каждый, отправляющийся в зону боевых действий.

Но мой собеседник выделил другое. Он никак не может забыть страшное, особое смирение местных, особенно, детей, которые живут там, где уже несколько лет нет ни света, ни воды. Помощи еще потребуется много.

Сергей Заруднев.