Патриотизм стал сегодня модным словом. А военная патриотика во многом заменила отсутствующую национальную идею и идеологию, которая в качестве доминирующей по-прежнему запрещена российской конституцией. Но объединять народ чем-то нужно, это правильно. Беда только в том, что модные патриотические одежды нередко носят те, кто сам мало преуспел или совсем не отличился на военно-патриотическом фронте. В основном, эти люди произносят речи, щеголяя в одеждах, которые им шьют другие.

Вот об этих работягах, которые шьют, и поговорим. Один из них — заведующий Орловским Военно-историческим музеем Сергей Владимирович Широков. Человек он непоседливый, уважаемый, но неудобный, поскольку «патриотизмом занимается» не от праздника к празднику, не от даты к дате, а ведет кропотливую, каждодневную, часто рутинную и незаметную постороннему глазу работу, на которой и лавров не сыскать и полезное для карьеры громкое заявление не сделать. С. В. Широков занимается настоящим музейным трудом — собирает и систематизирует факты, проводит экскурсии, создает, насколько возможности музея позволяют, вещественный образ событий, которые иначе рассеялись бы в памяти, забылись и исчезли.

Патриотизм, убежден С. В. Широков, должен опираться на знание своей и чужой истории, на бесспорный фактологический материал, который нужно уметь добыть и оформить. Книга «Солдаты невоюющей страны», посвященная орловцам, погибшим на двух Чеченских войнах конца прошлого и начала нынешнего веков, сделанная агентством печати «Красная строка» в тесном сотрудничестве с заведующим Орловским военно-историческим музеем, именно благодаря этому человеку вобрала в себя уникальный исторический материал, который и по прошествии очень многих лет даст вдумчивому читателю понять, что же в этой далекой для нас Чечне тогда происходило, какой эта война, эти две войны, были в реальности, а не в пропагандисткой интерпретации.

Так и рождается настоящий патриотизм — из знаний, создающих осознанную и осмысленную позицию, которую ты готов отстаивать и защищать при всей сложности и неоднозначности занятых тобой рубежей.

Музей ценен тем, что экспонаты — ожившая история — сами по себе погружают в в мир прошлого-настоящего-будущего, заставляя думать о событиях, как звеньях одной непрерывной цепочки, прочность и ценность которой определяется прочностью и ценностью каждого её звена.

В Военно-историческом, в зале на втором этаже, на очень заметном месте стоит бюст И. В. Сталина из белого мрамора. Великолепное произведение. Умное, задумчивое лицо, маршальский мундир. Лидер страны эпохи великих свершений, тяжелых испытаний и триумфальных, ни с чем не сравнимых побед. На боку — желтые «пролежни», бюст долго где-то валялся, кусок мрамора отбит. Великий Сталин, на которого молился народ, и которого по приказу нового руководителя сам же свергал с пьедестала, чтобы теперь, посыпая голову пеплом, осмысливать совершенное. Есть, о чем задуматься.

Бюст долго пылился в запасниках краеведческого музея, пока, поле открытия Военно-исторического музея, не сменил прописку.

— Сергей Владимирович, а как вы совмещаете свои советские патриотические взгляды с современностью, где такая позиция, мягко говоря, официально не приветствуется?
(С. В. Широков — кадровый военный, его интересно подначивать. Он в кусты прятаться не будет. Выстрел прозвучал — надо ответить).

— Да Сталину не бюст, а памятник следует ставить! Это имя сегодня востребовано, как никакое другое. Знаменитый конкурс «Имя России» оказался в этом смысле показателен. С огромным отрывом лидировал он — Сталин, но победителем объявили «нейтрального» Александра Невского. А как же? Если бы жители России выбрали Сталина (а они его выбрали!), что бы сказало «мировое сообщество»? Сегодня даже те, кто не просто не любит, а ненавидит Сталина, поворачиваются к нему, понимая, что этот человек навел бы порядок не только в стране, но и в мире, который, судя по всему, сошел с ума. Простым людям все понятно, но олигархи как хранили, так и хранят свои сбережения на «гнилом Западе», вот и терпим пощечину за пощечиной.

— Какие пощечины?

— Чайковского слушаем на олимпиаде вместо гимна, под белым флагом ходим…

— Как бы осторожнее эти фразы в текст вставить, чтобы директор Военно-исторического музея своей должности не лишился.

— Я не директор, а заведующий, а по сути — завхоз. Когда помоложе был, много чего успевал, но с возрастом здоровье уже не то.

— На что здоровья не хватает?

— Патриотизм — это же не селфи с ветеранами делать. Ветеранов, кстати, которых единицы остались, беречь нужно, а не эксплуатировать на полную катушку, как сейчас. Мы стараемся их не тревожить. Это же последний светлый лучик, им дорожить следует. Приглашаем только в особых случаях, когда на базе нашего музея проводятся какие-то очень интересные и важные мероприятия. В последний раз с радостью встретился и обнялся с легендарным ветераном Великой Отечественной Абрамом Израилевичем Миркиным на презентации фильма «Девичья пушка».

Музей должен выполнять свою основную функцию, причем выполнять глубоко и основательно. А с двумя сотрудниками на куски не разорвешься, особенно, когда Военно-исторический музей есть, а программы патриотического воспитания у страны нет.

— Сколько в штате человек?

— Два научных сотрудника и один прикомандированный. Раньше было трое, но одного забрали в краеведческий музей, а сейчас после моего возмущения вернули в виде прикомандированного. В таких музеях, как наш (люди приезжают из других регионов, рассказывают) работают по 15—20 человек. Минимум 10 нужно.

— Чем они будут заниматься?

— Помимо экскурсий и мероприятий — научно-исследовательской работой. Когда я пришел в музей, сразу понял, что нужно собирать информацию максимально о всех и обо всем, что имеет отношение к военно-исторической тематике.

В силу нашей убогости собирал, что мог: газеты, журналы, что-то ксерокопировал, когда появился сканер — сканировал. Данные по некоторым участникам Великой Отечественной, накопленные нами с помощью родственников ветеранов, богаче любых фондов! У нас тысячи файлов, в том числе уникальных. Попробуйте по фамилии найти в интернете фото простого солдата. Вы не найдете многих командиров полков, даже генералов!

В музее сейчас маленький коллектив, но это настоящие профессионалы. Валентин Григорьевич Чернега — бывший руководитель музея ФСО, пенсионер, теперь занимается у нас в том числе армиями, воевавшими на орловском направлении. Патриотизм — это ведь не абстракция, это люди. Валентин Григорьевич устанавливает их имена — от командующих до нижнего звена.

— Здесь, вроде бы, все уже известно.

— Да ничего неизвестно! Нет фамилий командиров полков, причем не некоторых, а большинства, не говоря уже о командирах батальонов и рот. Там вообще целина — ни фотографий, ни биографий, ничего.

Вы знаете, что во многих воинских захоронениях на территории области лежат не те люди, чьи фамилии высечены на мемориальных плитах? Это издержки советского периода, в котором, при всем хорошем, тоже были дельцы, любившие от праздника к празднику рапортовать о «достижениях». Сейчас, когда есть доступ к архивам, к электронным ресурсам, стало легче разбираться и наводить в этом деле порядок, но работы очень много. Думаю, на нее уйдет еще не один десяток лет. Надо отдать должное поисковикам — увлеченным, знающим и совершенно бескорыстным людям. В руководстве этого движения — серьезные ребята, которые не вылазят из архивов, пытаясь докопаться до истины. Их работа поистине бесценна.

— Кто ставит вам задачи?

— Да никто, мы их сами себе ставим. Требования, которые мне спускают сверху как заведующему, больше бюрократического характера. Я так скажу: если б подобная бюрократия в организации работы существовала раньше, наши отцы и деды не только не создали бы великую страну, но и не смогли бы просто отстроить ее после войны.

— Поясните.

— Возьмем то, что бросается в глаза — наш ремонт. В прошлом году Орловскому Военно-историческому музею выделили на эти цели округленно 4 млн рублей. Составили смету с горем пополам, что-то учли, что-то нет. Затем госэкспертиза, которая, как понимаю, обязательно должна что-то урезать, с частью расходов это сделала. Утвердили окончательный вариант, объявили конкурс. Зашли несколько орловских ремонтно-строительных организаций, посмотрели и сказали — с такой сметой они не только ничего не заработают, но еще должны останутся. Работы много: крыша, фасад, уличная плитка.

Клюнули липецкие. Начали бодрячком-бодрячком, но деньги быстро закончились. А делать-то надо. Недостатков в итоге оказалось столько, что книгу написать можно. Крышу они ремонтировали в сентябре, когда дожди зарядили, плитку вообще клали в канун Нового года. За зиму она вся рассыпалась. Знающие люди объяснили — плитка некондиционная, покупали, что подешевле. Гарантийный срок обслуживания — пять лет, два раза приезжали, что-то подкрасили, подмазали и уехали. До сих пор все не убрано, краской залито.

— Так на что здоровья не хватает?

— Да на все, чем приходится заниматься. В нашем громадном музее до сих пор нет должности завхоза. Десять лет я добивался и добился — выделили «рабочего по обслуживанию здания». Отлично! Зарплата у него какая? Минимальная. Попробуйте на эту минимальную зарплату прокормить семью. Какой здоровый мужик пойдет на такую работу? Вот у меня сейчас по совместительству работает инвалид на полставки, который занимается мелким ремонтом.

— Задача патриотического воспитания усложняется при столкновении с реальностью. То есть, делая новую экспозицию, таскать мебель, передвигать стеллажи, носить и расставлять экспонаты нужно самому?

— Мебель таскаем вместе с научными сотрудниками. Сторожей иногда получается привлечь. Еще у меня есть ставка «электрика-сантехника». Интересное сочетание, правда? Хорошо, что не «сантехник-программист».

— Да… И украсть у вас нечего с вашими-то принципами.

— Принцип простой: в музей заносить можно все, выносить из музея нельзя ничего.

— Ну а если свистнуть добровольным помощникам? На мероприятия как ни посмотришь — власть, обслуга, общественные движения, партии со знаменами.

— Лучше самим, чтобы не пришлось переделывать. Мебель подвинуть — это не главное. Поймите, музейная работа специфична, музейный научный работник — это «штучный товар». Такой человек должен быть всесторонне образован. По меньшей мере, нужно знать всю историю, а не только ее военную часть. Я не историк, я кадровый военный, мои обязанности — в основном, административно-хозяйственные, а научные исследования — это любимое, добровольная нагрузка.

— То есть этой работой вас никто заниматься не заставляет?

— Нет. Я взял себе локальные войны и, считаю, правильно сделал, что выбрал эту тему. Участники Корейской войны, с которыми я, казалось, еще недавно общался, практически все ушли; участники венгерских событий 1956 г. — тоже; Куба — ушли, Вьетнам — уходят. Исчезает огромный пласт истории, в которой участвовали орловцы, и которые эту историю делали. У меня собран материал на хорошую книгу, но ею попросту некогда заниматься. Интересного много. Так вышло, что я начал собирать информацию об орловцах, дослуживших до генералов и адмиралов. Среди них — много современных, неизвестных широкой публике имен. Возвращаясь к Валентину Григорьевичу Чернеге. Он по моей просьбе занялся историей Орловского пехотного училища.

— Впервые о таком слышу.

— Да о нем вообще почти ничего неизвестно, оно просуществовало всего два года, перед самой войной, ничего от него не осталось. Находилось там, где сейчас областной суд, на Красноармейской, где прежде размещались казармы Звенигородского полка. Валентин Григорьевич дважды ездил в архив, сделал по результатам несколько серьезных публикаций. Кандидат исторических наук, настоящий военный историк! Теперь установлен весь командный состав училища. Перед эвакуацией оно успело произвести только два выпуска: 15 июня 1941 г. и второй, ускоренный, 12 июля, через месяц. Один из выпускников, кстати, отец Леши Сырцева, погибшего на Даманском. А Орловское суворовское училище? Оно, правда, в Ельце было.

— Это не считается.

— Что значит не считается?!

— Что собой представляет среднестатистический посетитель музея? Или это очень разные люди?

— Конечно, это очень разные люди. Но я безмерно рад тому, что в последнее время много стало приходить родителей с детьми, причем с детьми дошкольного возраста. В этом возрасте ребенок, как губка, впитывает все, что видит, все, с чем его знакомят. Именно в этом возрасте и должно начинаться серьезное воспитание. Маленький человек прикасается к базовым и основополагающим для будущего мировоззрения понятиям — подвиг, герой, защитник…

— Папы и мамы сами справляются или просят в помощь гида?

— Об аудиогидах и прочих новшествах мы только мечтаем.

— А в чем проблема?

— В деньгах. Все упирается в деньги. Я уже много лет бьюсь, но все без толку… Нельзя, это мое убеждение, брать с орловских школьников деньги за посещение Военно-исторического музея. Если ты турист, приехал откуда-то — пожалуйста, но для наших детей это должно быть бесплатно. У Военно-исторического музея не развлекательная функция, сюда НУЖНО приводить молодое поколение. Многие за 11 лет учебы в Орле ни разу не были у нас. Про районы вообще молчу, оттуда почти не приезжают, радуемся каждому случаю, как празднику. Деньги, деньги…

Помните, в конце прошлого года мы объявили акцию «Танк победы», «Орловская искра» писала об этом? Наш земляк полковник Фролов собрал, восстановив из деталей, пять танков у себя в деревне и теперь раздает «по себестоимости» — тратился же. Мы могли здесь, у входа в Военно-исторический, рядом с Т-70 установить Т-34-76 — точно такой же, какой видим в кинохронике освобождения Орла. Два танка, сражавшихся на орловской земле, стояли бы бок о бок.

— Почему не получилось?

— Опубликовали счет, разослали письма кому только можно, но ни одна богатая структура или человек со средствами не откликнулись. Собрали чуть больше 100 тысяч.

— Так собрали все-таки?

— Да, собрали… Один дедушка-пенсионер перечислил 25 тысяч, другой — 5 тысяч… А власть имущие и богачи — ни рубля. Никто. Осталось собрать чуть больше 3 миллионов…

— Знаете, Сергей Владимирович, когда я общаюсь с людьми воевавшими или честно служившими, у меня возникает ощущение, что между этими людьми и современной жизнью — стена. Но если родители приводят своих детей в музей, где учат патриотизму, значит, со временем удастся ее преодолеть. Как вы думаете?

— Хочется верить. Иначе бы мы здесь не работали.

Вопросы задавал
Сергей Заруднев.