Красная строка № 31 (382) от 16 сентября 2016 года

Много шума из ничего

20aa0631d7b1e8cbd172986f28e31027

В канун грандиозных торжеств по поводу 450-летия города Первого салюта для приближённых к региональной власти кругов общественности, безусловно, одним из знаковых, крупных событий стало посещение главой «Изборского клуба» А. А. Прохановым губернатора — члена ЦК КПРФ В. В. Потомского и вручение ему своего романа «Губернатор». Презент главного «изборца» вызвал провинциальный ажиотаж: была организована презентация книги, кажется, по Первому областному телеканалу показали беседу с автором, разъяснявшим телезрителям фундаментальное значение своего творения. Создавалось впечатление, что произошло эпохальное литературное событие, о чём мир оповестили в «третьей литературной столице» нашего Отечества.

Но, увы, ничего эпохального не случилось, а было просто много шума из ничего. Роман «Губернатор» никакого отношения к художественной литературе не имеет. Его персонажи разговаривают одинаковым языком, причём так, словно отвечают экзамен по шпаргалке или держат речь по заранее написанному тексту. Вот, например, главный герой, губернатор Плотников, беседуя с приехавшим на каникулы из Оксфорда сыном, читает ему нравственную проповедь в форме монолога.

Персонажи зачастую совершают психологически не мотивированные поступки. Скажем, журналистка Паола Велеш, начавшая «мочить» губернатора, ни с того ни с сего «прозревает» и кается: до чего же дескать, я подло поступаю, гублю хорошего человека!

И вообще эти персонажи ведут себя довольно странно. Любовница губернатора так говорит ему о силе своего чувства: «Иду по улице и начинаю смеяться». Почему любовь может вызвать смех — это простому смертному не понять.

После публикации на губернатора «компромата» (об этом мы ещё поговорим) любовница заявила ему, что решила расстаться с ним, потому что не хочет разрушать его семью, делать его жену несчастной. Всё это весьма странно: ведь до этого пассия героя не задумывалась о сохранности семьи и счастье его жены. Объявив о неизбежности расставания, она бросилась бежать от своего возлюбленного, будто бы он превратился в чудище. А тот зачем-то пустился её догонять…

Художественное творчество, судя по всему, это не стезя Александра Андреевича. Он явно не оказался в числе тех, кого природа-мать щедро одарила соответствующим талантом. Но даже если он и был бы им не обделён, из «Губернатора» всё равно шедевра не получилось бы. В основу своего творения Проханов положил идею о том, что личность, наделённая теми или иными властными полномочиями, при наличии «длинной (?) воли» не знает никаких преград и способна «добиваться целей, иногда почти недостижимых».

Такой идеей он вдохновился, очевидно, потому, что глядит на действительность через призму субъективного идеализма и поэтому убеждён, что всё в этом мире зависит от характера, воли, сознания и т. п. руководящих обществом личностей. Но это ошибочное мнение: никакой личности, каким бы «размером» воли она ни обладала, не дано по своему произволу творить историю; деятельность всякой личности детерминирована не зависящими от неё условиями материальной жизни общества. Но когда автор вдохновляется ложной идеей, то он неизбежно искажает изображаемую в своём произведении действительность и наделяет его героев фальшивой, неправдоподобной психологией, заставляет их вести себя неестественным образом. И всё это мы видим в «Губернаторе».

Главный прохановский герой превратил вверенный ему регион в своего рода индустриальную мини-державу внутри охваченной экономическим хаосом страны. «Мы построили за десять лет сто тридцать заводов, — говорит он. — Так строили только при Сталине во время первых пятилеток». Тут Александр Андреевич ударился в фантастику: всякий, кто знаком с печальной российской действительностью, не может не знать, что в нашем Отечестве продолжают добивать остатки созданной в эпоху «тоталитаризма» промышленности, а о возможности ударных темпов индустриализации и никакому фантасту мечтать в голову не придёт.

Но «так строили» действительно «только при Сталине». Причём так больше нигде, кроме «тоталитарной» державы, не строили. Почему же? Уж не потому ли, что никто в истории, кроме Сталина, не обладал «длиной волей»? У Сталина была несокрушимая, стальная воля, не случайно он выбрал себе такой псевдоним. Но дело, конечно, не в воле, а в характере собственности, в общественном строе. Так строить можно только при господстве общественной собственности на средства производства, ибо только в этих условиях возможно планомерное развитие экономики и обеспечение этого развития соответствующими средствами и ресурсами. В условиях же капитализма индустриализация сталинскими темпами невозможна. Рыба ищет, где глубже, а капитал — где максимальная прибыль. Поэтому его туда, где невозможно получить такую прибыль, не то что калачом не заманишь — его туда никакая сила не заставит направить стопы. Почему иностранные инвесторы не заинтересованы в индустриализации России? Только потому, что не хотят взращивать конкурента. А почему доморощенные олигархи не желают вкладывать капиталы в развитие отечественной промышленности? Потому, во-первых, что эти капиталы не скоро принесут прибыль, потому, во-вторых, что они справедливо опасаются, что не устоят в конкурентной борьбе с транснациональными монополиями. Иное дело — нефть и газ: тут тебе никакого риска и денежки сразу же получаешь за проданный товар. Поэтому прохановский герой «совершил» подвиг, который был бы не по плечу самому мифическому Гераклу.

Автор, однако, оставляет читателя в неведении, каким же образом это ему удалось. Мы узнаём только, что «Плотников искал за границей компании и фирмы, готовые перенести в Россию своё производство. Те промышленные новинки, которых не могло быть в отставшей России. Заманивал иностранцев, предлагал им всевозможные выгоды, налоговые льготы и сбыт». Выходит, что «длинная воля» губернатора проявляется в том, что он «заманивает иностранцев», а остальные его коллеги из-за меньшего «размера» воли сиднем сидят, полагаясь на счастливый случай, когда какому-нибудь инвестору вздумается предложить свои услуги.

В аннотации романа, в частности, сказано, что герою, «однажды затеявшему огромное дело, возмечтавшему о народном счастье», «встречаются грандиозные трудности: его предают, на него пишут доносы, его почти убивают. Но его звезда, его заветная мечта помогают выстоять в грозный период русской истории». Одним словом, это великий борец за народное счастье, готовый за него костьми лечь. Но при ближайшем знакомстве с ним оказывается, что прохановский герой так же похож на такого борца, как, например, картонный меч — на настоящий. «Грандиозные трудности», которые «ему встречаются», заключаются в том, что его «почти убивают» путём публикации компромата и всевозможных устраиваемых оппозицией хулиганских выходок, на которые правоохранительные органы странным образом смотрят сквозь пальцы.

Впрочем, против него применяют и «смертоносные» средства. В день рождения человека, наставлял вожак оппозиции своего помощника, «его пупок открыт для внешних воздействий… Если в день рождения Плотникова случится нечто, что причинит ему зло, то волна тьмы устремится к нему, вонзится в пупок и сокрушит». И надо сказать, что это средство сработало безотказно. Когда коварная оппозиция руками местного уголовника отправила на тот свет журналистку Паолу Велеш, решив свалить это убийство на губернатора, тот «вдруг почувствовал страшный удар в живот, слепящую ра­зящую силу, будто ворвался снаряд и пробил зияющую брешь. И сквозь эту брешь повалила тьма». К счастью, «звезда» губернатора помогла ему «выстоять».

Объявивший своего героя непоколебимым борцом за народное счастье, Проханов, как видно, не понимает, что такая личность должна обладать определёнными моральными качествами. Очевидно, это должна быть целеустремлённая, не вступающая в сделку с совестью, не поступающаяся принципами личность, цель жизни которой — общее благо. Но не таков прохановский герой. У него немолодая и к тому же больная жена, сам он тоже не юноша. Но, как говорится, седина в бороду, а бес в ребро. Губернатор завёл любовницу. Для встреч с ней отгрохал на берегу озера роскошный особняк. И вот однажды, когда они с пассией стояли в воде, их по заданию оппозиции заснял папарацци. Снимок с комментарием к нему опубликовали в интернете. Разразился скандал. Близкому к обмороку «борцу» за народное счастье показалось, что пришёл конец карьере, но вице-губернатор объяснил ему, что всё это пустяки. Вы скажите, поучал он своего патрона, что «эта мерзкая фотография — не более чем фотошоп. А что касается дачи из ливанского кедра и родосского мрамора, то это не дача, а построенный на собственные деньги интернат для отсталых детей… И жене и сыну говорите — провокация, фотошоп!». Так и было сделано. Однако жена и сын не поверили в провокацию и фотошоп. «Нет, не подделка! Не лги! Это ложь! — гневно парировала жена придуманную заместителем губернатора хитроумную версию случившегося. — Ты весь во лжи… От тебя пахнет предательством! От тебя пахнет развратом!». Это, пожалуй, единственное в творении Проханова, что можно назвать жизненной правдой.

Автор, однако, ошибается не только в убеждении о безграничных возможностях обладающих «длинной волей» губернаторов, но и в оценке характера их деятельности. Как было сказано, он изображает своего героя борцом за народное счастье, причём позиционирует его как наследника дела Сталина. Но никакой губернатор, как это принято сейчас говорить, по определению не может быть борцом за народное счастье. В классовом обществе власть принадлежит господствующему классу. У нас сейчас общество буржуазное, следовательно, власть в руках у «работодателей». Поэтому её назначение — верой и правдой служить этим хозяевам общества, а не народу. И потому никакой губернатор, даже если он страстно того желает, не может бороться за народное счастье, пока остаётся губернатором.

Не будем ходить далеко за подтверждающим это примером. Нам говорят, что наш губернатор В. В. Потомский — всей душой на стороне рабочих завода «Дормаш», которым уже более полгода не выдают зарплату, но ничем им помочь не может, так как в дела владельцев частной собственности никому вмешиваться не дозволяется. Возможно, сам Вадим Владимирович и считает себя борцом за интересы трудящихся, но такие «борцы» трудовому люду и даром не нужны.

Автор, убеждённый во всемогуществе «руководящих» личностей, полагает, что заботиться или нет о благополучии народа — это зависит от желания того или иного административного деятеля. И поэтому у него и президент фигурирует в качестве гаранта народного счастья. Один из его героев, например, говорит, что если с президентом что-то случится и к власти придёт окружающее его «льстивое и лживое племя», то оно отнимет у нас страну, отнимет заводы, отнимет у народа Россию. Александр Андреевич, как видно, до сих пор не в курсе, что у народа давно отняли всё: заводы и фабрики, природные богатства, землю и т. д. По всей вероятности, он страдает социальным, политическим дальтонизмом и потому до сих пор не разглядел, что президент стоит на страже интересов тех, кто ограбил народ, о благополучии которого «национальный лидер» говорит ради красного словца, для того, чтобы «электорат» продолжал почитать его своим радетелем.

Проханов не первый, кто обратился к образу губернатора. До него им интересовались и мастера мировой литературы. И весьма примечательно, что в оценке характера деятельности этого государственного мужа, его социальной роли, психологии и т. д. они коренным образом расходятся с Александром Андреевичем. Сервантесовский Санчо Панса, например, утверждает, что «все вновь испечённые губернаторы… пылают желанием» «нажить побольше денег». М. Е. Салтыков-Щедрин — несомненный знаток губернаторских нравов и морали — писал: «… Глупость не только не мешает, но даже украшает губернаторское звание».

У Л. Н. Андреева есть рассказ «Губернатор». В нём описывается трагедия человека, осознавшего, что совершил преступление против народа. К губернаторскому дому с детьми, жёнами и стариками пришли бастовавшие рабочие и стали требовать улучшения условий своей жизни. Их поведение возмутило губернатора, и он приказал войскам открыть огонь. «Толпа была так возбуждена, что залп пришлось повторить», в результате было убито сорок семь человек, из них тридцать пять мужчин, девять женщин и трое детей. Губернатор действовал так, как и должен был действовать в случае подобных «беспорядков». В ответ на донесение начальству о происшедшем он получил от него «лестное одобрение». Но губернатор не чувствовал удовлетворения от бе­зукоризненного выполнения долга и похвалы начальства, в душе у него словно что-то надломилось. На это обратил внимание приехавший в отпуск сын–офицер. Что же ты хмуришься, говорил он, «… ведь ты же получил одобрение из Петербурга?». «Да, конечно, — отвечал губернатор, — но… ведь они же не турки? Они свои, русские, всё Иваны да тёзки — Петры, а я по ним, как по туркам? А? Как же это?».

Все, в том числе и сам губернатор, понимали, что проявленные им «мужество и твёрдость» при усмирении «бунтовщиков» не могут остаться без послед­ствий, что на него готовится покушение. Ему советовали вызвать казаков для охраны, выйти в отставку, уехать куда-нибудь, но губернатор ничего не предпринял для своего спасения, расценивая наступающую гибель как справедливую кару за совершённое преступление.

Л. Н. Андреев — маститый художник слова, и психологическая достоверность изображённых им переживаний человека, понявшего, что поднимать руку на народ — тягчайшее преступление, — не вызывает никаких сомнений. Не вызывает их и факт вроде бы и неожиданного осознания своей вины перед народом: он не мог это не осознать, ибо был лично честным человеком. Но этот человек не мог не совершить это преступление, оставаясь верным своему служебному долгу. Этот рассказ — наглядное свидетельство того, что в буржуазном обществе никакие чиновники, какими бы властными полномочиями они ни обладали, повторяем, по определению не могут быть борцами за народное счастье.

Проханов, однако, не только субъективист, но и мистик. Поэтому его творение не случайно переполнено мистикой. Явления, аналогичные по своему происхождению вторжению в губернаторские телеса «тьмы» через пупок, тут происходят на каждом шагу. Для большей наглядности приведём ещё один пример. Пассия губернатора внушает ему, конечно, в форме монолога, что он «строитель, художник, творец, русский подвижник, русский герой» и пр. И вот что происходит вследствие этого монолога: «В комнате был сумрак приплывшей из-за озера тучи, но Плотников лежал окружённый тончайшим светом, в который она его поместила». Этот таинственный свет означал, конечно, вливавшуюся в губернатора «силу», которая позволит ему «исцелить» «многострадальную Россию», «разбудить дремлющий печальный народ, снова повести его на великие свершения».

Советский читатель счёл бы это мистико-фантастическое творение за насмешку над ним, за издевательство над здравым смыслом. Читатель же нынешний, вследствие «демократизации» нашего Отечества впавший в духовное одичание, всякое чтиво воспринимает как шедевр. Нет никаких сомнений и относительно того, что власти предержащие не могут не приветствовать подобного рода литературу: она содействует сохранению у «электората» веры в появление «умных», «честных», «пекущихся» о благе народа губернаторов и президентов.

Иван Комаров.