«Когда часы пробили полночь, и её роскошная карета превратилась в тыкву, Золушка совсем не расстроилась — ведь Хэллоуин только начинался…».

Накачка мировой экономики деньгами центробанков под флагом борьбы против пандемии COVID-19 и преодоления последствий оной, как и всякая необеспеченная эмиссия, по своему экономическому смыслу является насильственным переделом собственности в пользу тех, кто имеет доступ к источнику «новых денег».

Эту закономерность советские и российские граждане на собственной шкуре испытали в годы горбачевской «перестройки» и ельцинских «рыночных реформ» с «приватизацией».
Теперь этот опыт успешно распространяется на весь мир. Поэтому, казалось бы, более чем обоснованы упреки в адрес отечественных сислибов — сторонников «бюджетного правила», по которому Россия складывает значительную часть своих экспортных валютных доходов в разного рода «кубышки», типа ЗВР и ФНБ, продавая за рубеж невозобновляемые ресурсы, в том числе энергетические.
Эта политика выглядит сродни попытке хранить лёд в работающей духовке: сколько его туда ни накладывай, он будет таять и таять.

Однако то, что выглядит абсурдом и нонсенсом в одной системе координат, в другой может быть вполне логичным и эффективным образом действий…

Так, например, хорошо известен тот факт, что номинальный, то есть рассчитанный по обменному курсу рубля к доллару, ВВП России (данные МВФ) в 2020 году составил 1,46 трлн. долл. (11-е место в мире). А ее же ВВП по паритету покупательной способности — 4,097 трлн. долл. (6-е место в мире).
Из этих цифр обычно следует вывод, что обменный курс нашей национальной валюты занижен примерно в 2,8 раза — на радость сырьевым экспортерам и ряду импортозамещающих производств, таким образом снижающим себестоимость своей продукции, повышающим ее конкурентоспособность на внутреннем и мировом рынке и получающим сверхприбыли за счёт уменьшения стоимости рабочей силы.

Но в другой системе координат тем самым в нашей стране по факту действует супермобилизационная экономическая модель, даже более жесткая, чем сталинская, с ее военными и послевоенными займами, в рамках которой «не вполне рыночными методами» распределяется около 2,5 трлн. долл. в год, или свыше 60% производимой стоимости.

И даже если эту цифру, с учётом обратных трансфертов, уменьшить в 10 раз («чистая» доля государства), то «в загашнике» у Кремля ежегодно должно оставаться не менее 250 млрд. долл., или около 18 трлн. рублей. То есть сумма, не только сопоставимая с доходами федерального бюджета (18,8 трлн. рублей в 2021 году), но и во многом объясняющая, например, появление у России новейших систем вооружения, связи и разных других «ништяков», без которых нельзя будет обходиться в «новом дивном постковидном мире XXI века».

Владимир Винников,
заместитель главного
редактора газеты «Завтра».
(Специально для
«Незыгаря» @russica2).