Как познавать тенденции долговременной динамики

Если к данной проблеме подходить с позиций практически ценного знания, то бесполезно искать пророков, причём, не только в своём отечестве, но и за рубежом. «Лучшие пророчества» всегда были настолько многозначительными, что их информативность приближается к нулю. Примерами таких «успешных пророчеств» в настоящее время являются традиционные обещания либеральных лидеров России — обеспечить терпеливым гражданам «достойные» пенсии и зарплаты, «свет в конце тоннеля» рыночных реформ благодаря сохранению либерально-олигархического курса социально-экономической политики. Ждите, авось что-то, где-то, когда-то сбудется!

Иное дело — предсказательный потенциал профессионально подготовленных экспертов и особенно тех, кто предварительно прошёл практическую проверку способности не часто ошибаться в оценке будущих событий.

Как правило, их оценки, не претендуя на безусловную успешность, тем не менее, обладают преимуществом определённого уровня конкретной содержательности и социально-экономической эффективности. И особенно потому, что качество таких оценок может быть повышено путём сопоставления материалов нескольких независимо выполняемых экспертиз и совершенствованием технологии выбора экспертов.

Не отрицая созидательных возможностей предсказательной интуиции ряда экспертов, будем исходить из представления, что профессионализм экспертов в решающей мере зависит от уровня их научной подготовки. А это предполагает определённый уровень компетентности, как минимум, в следующих направлениях:

* знание основных научно обоснованных к настоящему времени законов и закономерностей развития природы и общества;
* понимание последствий взаимодействия этих законов и закономерностей в конкретных условиях места и времени;
* умение реально оценивать исходное состояние внешних и внутриобщественных условий конструирования динамики социально-экономического прогресса.

В этой связи, прежде всего, следует иметь в виду, что знание научно установленных объективных законов развития природы и общества должно быть не догматическим, а творческим, учитывающим, что подавляющая часть таких законов является истиной лишь в ограниченной области системы координат бытия объектов Вселенной. Поэтому с перерывом в 11 веков прогресс научного знания поднял геометрию Эвклида до уровня представлений геометрии Н. Лобачевского — Б. Римана, а спустя примерно 200 лет после физики И. Ньютона появилась более полная физика А. Эйнштейна.

Понятно, что динамизм процессов воспроизводства объектов живой природы, а тем более человеческого общества, тоже требует периодической переоценки ранее накопленных достижений науки, на основе бережного и творчески конструктивного подхода. Особенно, когда речь идёт об использовании научных знаний в интересах предвидения изучаемых тенденций.

Примером в этом отношении может быть следующий факт. Как известно, опираясь на всеобщий закон соответствия производственных отношений уровню и характеру развития производительных сил, К. Маркс и Ф. Энгельс исходили из представления, что в условиях капитализма свободной конкуренции, смена капиталистического способа производства новым, более адекватным требованиям развития производительных сил, произойдёт примерно одновременно в наиболее развитых странах. Причём в качестве наиболее вероятного толчка к такому переходу они рассматривали обострение социальных отношений в периоды циклических экономических кризисов.

Но прошло примерно шесть десятилетий, и многим экономистам стало ясно, что капиталистический мир заметно изменился. В том числе В. И. Ленин оказался первым, кому удалось показать, что в связи с трансформацией капитализма свободной конкуренции в капитализм государственно-монополистический начинают действовать специфические для эпохи империализма закон неравномерности экономического и политического развития стран и закон тенденции обострения межимпериалистической борьбы за источники сырья и рынки сбыта.

Отсюда логически последовало дополнение марксистской теории тремя гипотезами:

а) возможности опережающего вызревания революционной ситуации не обязательно в наиболее развитых капиталистических странах,
б) возможности превращения империалистических войн за передел мира — в войны гражданские,
в) возможности победы социализма первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой, капиталистической стране. Имея в виду, что «пролетариат этой страны, экспроприировав капиталистов и организовав у себя социалистическое производство, встал бы против остального, капиталистического мира».

Время показало, что эти гипотезы не только в основном оправдались, но и оказались практически полезными, поскольку их автор воспользовался хранилищем ранее накопленных научных знаний творчески, учитывая новые реалии изменяющегося общественного бытия.
Насколько эффективным может быть использование знания объективных законов общественного прогресса, покажем на следующем примере.

Изучая специфику действия открытого К. Марксом закона цикличности развития капиталистической экономики после Первой мировой войны, академик Е. Варга заблаговременно предупредил руководителей СССР о приближении мирового экономического кризиса 1929—1933 гг. Поскольку обществоведческая подготовка советских лидеров позволяла им отнестись заинтересованно к данной информации, то естественно, что когда стал очевиден масштаб данного кризиса, появилась уверенность — капитализм вступил в очередной долговременный цикл, разрешение противоречий которого, согласно обоснованному В. Лениным закону периодичности мировых войн, не обойдёт стороной СССР. Причём не только из соображений идеологических, но прежде всего, в расчете на раздел его сырьевых и трудовых ресурсов.

Отражением этой уверенности, с учетом того, что согласно открытому К. Марксом закону, существует примерно десятилетняя периодичность смены капиталистических циклов, И. Сталин, 4 февраля 1931 года, выступая на Всесоюзной конференции работников промышленности, заявил: «Мы отстали от передовых стран на 50—100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут».

Сегодня, отслеживая ход последующих событий, обратим внимание на три примечательных момента.

Во-первых, это точность прогноза периода продолжительности капиталистического цикла, включая кризис и депрессию (1929—1939 гг.), преодолению которого содействовало развязывание Второй мировой войны.

Во-вторых, это свидетельство общественной ценности того сплава марксистской науки, большевистской воли, организаторских способностей советской интеллигенции, трудового и ратного подвига народа, которые позволили использовать наличный потенциал знаний и умений для победы в войне, определившей сохранение советской и прогресс мировой цивилизации.

В-третьих, это не в полной мере реализованные возможности информационного обеспечения эффективных управленческих решений. Так, несмотря на то, что И. Сталин говорил о десяти годах, необходимых для подготовки страны к возможной зарубежной агрессии, и несмотря на явные признаки её приближения со стороны Японии на востоке, а Германии на западе, не были сделаны должные выводы о необходимости пересмотра плана третьей пятилетки, в части сроков выполнения инвестиционных программ, например, строительства линкоров. В итоге к началу войны часть средств оказалась замороженной в незавершенном производстве.

В последнем случае мы имеем один из конкретных примеров того, что практическое использование даже признанных достижений общественных наук может оказаться суженным под влиянием ряда объективных и субъективных обстоятельств.

Время показало, что творческий потенциал советских обществоведов принёс существенные достижения в исследовании объективных законов рациональной организации труда, специализации и размещения производства, развития системы общественных фондов потребления, в частности, в том, что касается всеобщего бесплатного образования, здравоохранения, пенсионного обеспечения. Была создана и эффективно апробирована теория среднесрочного и долгосрочного планирования. Получила дальнейшее развитие марксистская аграрная теория и теория цикличности общественного воспроизводства.

Однако, в СССР с середины 30-х годов политическая ситуация сдерживала, а позднее даже подавляла творческую активность не только в развитии философских и политэкономических знаний, но и мешала проявлению практических инициатив в использовании этих знаний, в частности, касавшихся корректив к инвестиционным планам уже со второго года третьей пятилетки.

После победы в Великой Отечественной войне, по мере усиления культа личностей руководства страны, глушение творческой активности в обществоведении нарастало, а право на обоснование долговременных перспектив общественного прогресса сохранялось лишь под комплиментарные исследования динамики сложившихся в СССР общественных отношений, при пессимистической оценке перспектив развития капиталистических стран.

Насколько вредными оказались теоретические, а затем и практические последствия насильственного ограничения свободного критически конструктивного творчества в сфере общественных наук, покажем на примере такого «достижения» советской обществоведческой мысли, как многословное «обоснование» построения в СССР развитого социалистического общества.

Больше того, в 1959 году на государственном уровне было провозглашено, что в СССР социализм победил и полностью, и окончательно. Причём несмотря на сохранение теневой экономики, различных форм тунеядства и нетрудовых доходов, и очевидной угрозе ядерной вой­ны.

А вот ещё одно свидетельство якобы выдающегося развития марксистской теории, изложенное в докладе Н. Хрущёва на 22 съезде КПСС:

«В ближайшее десятилетие (1961—1970 гг.) Советский Союз, создавая материально-техническую базу коммунизма, превзойдет по производству продукции на душу населения наиболее мощную и богатую страну капитализма — США… В итоге второго десятилетия (1971—1980 гг.) будет создана материально-техническая база коммунизма, обеспечивающая изобилие материальных и культурных благ для всего населения; советское общество вплотную подойдет к осуществлению принципа распределения по потребностям… Таким образом, в СССР будет в основном построено коммунистическое общество».

В данном случае примечательны два момента. Во-первых, это заявление о возможности в течение 20 лет в основном построить коммунистическое общество, хотя расчеты к докладу предусматривали, что в указанный срок удельный вес общественных фондов потребления составит лишь 50% от общего объёма потребления, а остальные 50% останутся распределяемыми, согласно социалистическому принципу — «по труду». Так что данное заявление отражало не марксистскую трактовку сущности коммунистических отношений, а оптимизм пропагандистского задора.

Во-вторых, изначально ошибочным было предположение о возможности в течение 10 лет превзойти США по производству продукции на душу населения. В основе этого предположения лежали ошибки не работников Госплана СССР, а тех обществоведов, которые исходили из перспективы увядания экономики США, при одновременном сохранении советских темпов на уровне 1950-х гг.

Заметим, что в значительной мере это было связано с тем, что беспринципные борцы с культом личности Сталина использовали советы таких руководителей ИЭ АН СССР, ИМЭМО, вузовских кафедр общественных наук, которые ранее подбирались, по преимуществу, из числа удобных во всех отношениях защитников добрых намерений высшую власть предержащих.

Поэтому не случайно, что авторы идеи построения коммунизма, критикуя практическую деятельность И. Сталина, не усомнились в его теоретически значимом положении, касавшемся оценки перспектив экономического развития капиталистических стран после Второй мировой войны. Оно было изложено в бесспорно интересной работе — «Экономические проблемы социализма в СССР» и, видимо, вполне устраивало пропагандистски ориентированный штаб советского обществоведения.

Заметим, что написанию данной работы в 1946 году предшествовала большая дискуссия, в ходе которой были подвергнуты жесткой критике соображения акад. Е. Варги, считавшего, что послевоенный капитализм в течение ближайшего десятилетия сохранит свою дееспособность — за счет усиления регулирующих функций государственно-монополистического капитала.

Но осенью 1948 г. в США разразился очередной экономический кризис, вызвавший падение промышленного производства более чем на 9%. Поэтому у И. Сталина определённо были основания согласиться с этой критикой академика и заявить, что условия мирового рынка сбыта для капиталистических стран «будут ухудшаться».

Можно не сомневаться, что если бы к этому времени не было вычищено поле критически конструктивного отношения советских ученых к исследованиям подобного уровня, появились бы контраргументы.

Например — перспектива усиления конкурентной борьбы на сократившейся площади открытых рынков должна стимулировать научно-технический прогресс, а значит, и увеличение нормы накоплений. А ещё — вероятное расширение мировых рынков за счет роста инвестиционного потенциала в странах, освободившихся от колониального ига; за счет стимулируемого государством увеличения платёжеспособного спроса населения, ради сохранения капиталистического способа производства в развитых странах и др.

Но дискуссия не случилась, и поэтому И. Сталин, который в предисловии к первому тому своего собрания сочинений, отмечая свои прошлые разногласия с В. Лениным, однозначно указывал, что во всех этих случаях был прав не он, спустя всего один год, пишет: «Можно ли утверждать, что известный тезис Ленина, высказанный им весной 1916 года, о том, что, несмотря на загнивание капитализма, «в целом капитализм растет неизмеримо быстрее, чем прежде»,— все еще остается в силе?».

Он отвечает на этот вопрос отрицательно, но время показало, что в данном случае И. Сталин ошибся — темпы развития капиталистических стран во второй половине 20 века повысились. Следовательно, вывод В. Ленина дооктябрьского периода в отношении перспектив динамики капиталистической экономики оказался более проницательным, чем прогноз И. Сталина, опубликованный спустя тридцать с лишним лет.

Провидческим нужно признать и высказанное В. Лениным предупреждение, что после победы в гражданской войне советскую власть может погубить бюрократизм.
Такой его вывод логично вытекал из представления, что преодоление отношений эксплуатации труда капиталом и устойчивое функционирование отношений общественной собственности предполагает полную подконтрольность управления процессом воспроизводства — сособственникам основных условий хозяйственной деятельности.

Для этого необходимо, чтобы контрольные функции не завершались эпизодическим мониторингом итогов управленческой деятельности, а позволяли в любое время менять неэффективных управленцев, облегчая им переход на новое место работы, путём реализации принципа — «оплата управленческого труда должна быть на уровне оплаты высоко квалифицированного работника».

В той мере, в какой внешние и внутриполитические условия позволяли придерживаться таких способов ограничения отчуждения трудящихся от управленческой деятельности в центре и на местах, возможности развития бюрократизма были сужены.

По свидетельству ряда историков, в послевоенный период И. Сталин, а затем Г. Маленков предполагали осуществить ряд действий для сокращения экономической и политической почвы усиления бюрократизма — учитывая перспективы развития рыночных отношений после отмены карточной системы.
Однако, в высших звеньях управления общественным воспроизводством к этому времени уже сложился параллелограмм сил, социально скошенных в направлении закрепления некоторых экономических и политических преимуществ управленческой элиты и, соответственно, определённого отчуждения большей части населения от использования общественного богатства.

В итоге увеличивалась общественно-политическая апатия, положение трудящихся опускалось на уровень послушных исполнителей команд от власть держащих. Неслучайно темпы роста национального дохода снижались: с 7,7% в 1960 году до 3,9% в 1980 году и 2,3% в 1987 году.

Судя по этим цифрам, довольно давно должно было стать ясно, что на определённом этапе строительства социализма в СССР начал осуществляться не лучший вариант организации общественного управления развитием народного хозяйства. Он не ограничивал, а наоборот, содействовал укреплению позиций бюрократии, поощрявшей развитие «теневой экономики», в конечном счете нацеленной на превращение временных административных привилегий — в олигархическую форму частной собственности.

Так что антисоветские «реформы» команд М. Горбачева — Б. Ельцина стали не больше чем скачкообразным продолжением усилий тех наших социально незрелых руководителей, которые не озаботились реализацией системы мер, объективно необходимых для ограничения политических и экономических претензий советской бюрократии, которая с конца 80-х гг. временно сдвинула вспять тренд общественного прогресса.

Ныне необходимый для России процесс восстановления общемировой тенденции социализации воспроизводства требует общественно согласованных, то есть планомерно организуемых действий, направленных на развитие демократизации управления народным хозяйством. Следовательно, требуется достижение подконтрольности всех звеньев аппарата управления и владения — производителям общественного богатства.

Как то не раз бывало в прошлом, колесо истории, движущееся с помощью осмысления проб и преодоления ошибок, ещё скажет своё решающее слово. Некоторые из допущенных в СССР ошибок уже учтены в Китае, Вьетнаме, на Кубе. Глубокий социально-экономический кризис, который ныне переживает Россия, определённо говорит, что для неё место в этой очереди — не последнее.
Мировая экономика — в преддверии перехода на качественно новую систему хозяйственных отношений. Важно вписаться в этот тренд, не оказаться в стороне от неизбежных перемен.

И. Б. Загайтов,
д. э. н., профессор,
Н. А. Турищев,
к. э. н.