К 80-летию Орловско-Курской битвы

«…Центральный фронт. Здесь в ночь на 5 июля 1943 года разведка 15-й стрелковой дивизии 13-й армии обнаружила перед передним краем группу немецких саперов, проделывавших проходы в минных полях. В завязавшейся перестрелке несколько из них было убито, двое бежали, а один, рядовой Фермелло из саперного батальона 6-й пехотной дивизии, оказался в плену. Он показал, что наступление назначено на 3 часа утра 5 июля, и передовые части уже заняли исходные позиции с задачей захватить Курск…».

Происходило это у поселка Тагино Глазуновского района Орловской области. Данный факт запечатлен в художественном кинофильме «Огненная дуга».

Захват «языка», ночной рейд разведчиков. Обычное дело на войне, хотя и весьма трудное, опасное. Велась разведка на всех участках громадного фронта зимой и летом, в дождь, в пургу, под обстрелом врага. Но именно описываемый ниже случай из тревожной хроники лета 1943‑го, о котором вспоминали даже наши выдающиеся полководцы, вошел в летопись войны.

…Командиром отдельной роты дивизионной разведки в 15-й Сивашской дважды Краснознаменной ордена Ленина стрелковой дивизии 13-й армии служил энергичный, волевой и талантливый капитан родом из Кишинева Н. С. Колесов. Костяком роты были 14 коммунистов и 8 комсомольцев, которыми командовал не менее храбрый разведчик заместитель командира роты по политической части младший лейтенант А. М. Плющев.

Слава об умелых и бесстрашных парнях гремела по всему фронту. Но в ионе 1943-го — осечка. Проходят дни, недели, а «языка» все нет. «Действительно, не везло нам поначалу, хотя поисковые группы за последний месяц уходили в разведку каждую ночь, однако возвращались ни с чем, — вспоминал бывший командир дивизии В. Н. Джанджгава. — Фашисты в те дни были крайне осторожны, каждый раз пресекая действия разведчиков. К их позициям было не подойти: сплошные минные поля, заграждения с пропущенным электрическим током, различными чуткими сигнализационными устройствами. Каждый клочок земли, каждая кочка простреливались многослойным вражеским огнем. После неоднократных попыток преодолеть все это разведчики четырех дивизий (8-й, 148-й, 81-й и 15-й) первого эшелона армии понесли большие потери. Да еще приказ у гитлеровцев вышел строжайший: у кого из командиров солдат в плен попадет — сам получит пулю в лоб. Враг только по ночам перебрасывал резервные войска и технику, тщательно скрывая свои замыслы. Очередная попытка захватить «языка» в ночь на 3 июля вновь не увенчалась успехом.

Правда, в эти дни были получены сведения от летчиков от летчиков сбитого самолета противника. Кроме того, рано утром 4 июля линию фронта перебежали два югослава, показавшие, что их дивизия имеет позиции в районе Верхнего Тагино. Перебежчики рассказали, что гитлеровские войска готовятся в ближайшие дни перейти в наступление. Но этого было недостаточно. Главной задачей по-прежнему стояло установление времени начала немецкого наступления на северном фасе Курской дуги.

В один из дней в 15-ю Сивашскую дивизию в сопровождении её нового комдива Н. П. Пухова прибыл командующий Центральным фронтом генерал К. К. Рокоссовский. Зашел он и к разведчикам. Услышав невеселый доклад капитана Колесова, произнёс: «Мы должны знать точное время наступления немцев. Надеемся на вас. Усильте поиск. Считайте, что это самое важное задание командования».

Сам Колесов слыл храбрым сибиряком, начавшим войну в июне 1941-го под Унгенами на реке Прут.
Жили разведчики в двух просторных крестьянских избах, в двух-трёх километрах от передовой. У каждого — темно-зеленый пятнистый маскхалат, автомат, пистолет «ТТ», острый нож типа финки. В тыл ходили группами по 6—8 человек. Также создавали и фланговые группы прикрытия. В каждой группе — свой сапёр, переводчик. Часто приходилось долгими часами сидеть в засадах в самой близости от вражеских окопов. Это были группы подслушивания: бойцы определяли на слух немецкие команды, запоминали их пароли, различали по реву двигателей вражеские «тигры», «фердинанды».

Удача, наконец, пришла. Даже не удача, а награда за тяжкий солдатский труд и мужество. Поздним вечером 4 июля Колесов вызвал к себе опытнейшего командира первого взвода лейтенанта И. С. Мелешникова и по-дружески, совсем не по-уставному сказал ему: «Сегодня, Ваня, пойдешь в район поселка Тагино. Там появились новые наблюдательные пункты немцев. Возможно, результат будет».

Одновременно в разведпоиск была направлена группа в составе разведчиков-асов 676-го полка. При этом договорились, что продвижение к вражеской обороне обе группы начнут одновременно из первой траншеи. Для группы лейтенанта Рябушенко был предусмотрен лишь один вариант: незаметно для противника подобраться к его обороне восточнее Тагино, и организовать засаду. Основой для такого варианта послужило то, что наблюдатели несколько раз примечали появление там небольших групп вражеских солдат, по всей вероятности, возвращавшихся с каких-то заданий их командования.

Более реальная и вместе с тем более опасная задача была поставлена группе лейтенанта Мелешникова. Она должна была проникнуть на южный скат усиленно охраняемой гитлеровцами высоты 256,0 западнее поселка Тагино, где разведка дивизии засекла тщательно замаскированную пулеметную точку. Она-то и была избрана объектом нападения разведчиков.

22-летний голубоглазый лейтенант был любимцем всей роты. Высокий, стройный, несколько застенчивый, с мужественным приятным лицом, уроженец есенинских рязанских мест, он любил стихи, гармонь, тихую задушевную песню. В разведке равных ему не было: смело бросался во вражеский окоп или блиндаж, дрался врукопашную, мог сесть за руль любой немецкой машины, отлично владел всеми видами оружия. С собой Мелешников взял самых надежных парней — старшего сержанта Андрея Иванова, младшего сержанта Михаила Логозинского, ефрейторов братьев Николая и Федора Семеновых, рядового Александра Гузынина. Для прикрытия — две группы по 5—6 человек».

О том, что было дальше, после окончания войны смог рассказать бывший парторг роты Андрей Иванович Иванов: «Ночь была тихая, тёплая. Небо — в крупных звездах. Шли по своим, только разведчикам известным, не заминированным тропинкам. На участке перехода на нейтральную полосу ток в наших проволочных заграждениях саперы выключили. Впереди была поросшая кустарником балка, а за ней — немецкие траншеи. До балки — метров 50—70 — расстояние порядочное. Шли сначала во весь рост, а далее — чуть пригнувшись. Потом поползли. Спустились в балку, залегли, осмотрелись. Каждый проверил свои гранаты. Автомата у меня не было — в руках держал только пистолет, чтобы легче брать пленного. Остальные ребята захватили наши любимые «ППШ».

Вместе с Мелешниковым я ползком поднялся на бугор. И вдруг — глазам своим не верю. Прямо на меня движется группа вражеских солдат. Обратно в балку! Короткая отрывистая команда: «Идут, приготовьтесь к бою!» Дали спуститься в балку, и Мелешников скомандовал: «Огонь!», Бой завязался яростный. Я бросился вперед, а рядом со мной Федор Семенов, ловкий, сноровистый парень с крепкими, словно клещи, руками. Слышу, Федя схватился с кем-то врукопашную. Я кричу ему: «Есть?» «Есть!», — отвечает. А для разведчика больше слов не надо. Значит, «язык» захвачен!

В траншее боевого охранения воинов ожидали начальник разведывательного отдела дивизии майор П. Г. Савинов, владевший немецким языком, и капитан Н. С. Колесов. На первый же вопрос: «Когда наступление?» насмерть перепуганный сапёр из 6-й немецкой пехотной дивизии ефрейтор Бруно Фермелло ответил: «Скоро, совсем скоро, уже на рассвете». Времени на дальнейшие расспросы не оставалось. На попутном «виллисе» пленный был доставлен в штаб 13-й армии, находившийся в селе Легостаево.

Допрос так необходимого «языка» вел следователь разведывательного отдела армии капитан С. А. Миронов, будущий профессор МГУ, старший научный сотрудник Института языкознания Академии наук СССР. Сергей Александрович вспоминает: «0 часов 30 минут, 5 июля. Село Легостаево, штаб армии. Пленный говорит, что накануне вечером им зачитали приказ командующего 9-й армией генерал-полковника Моделя о начале наступления. На южной окраине Верхнего Тагино расположен 37-й пехотный полк, восточнее — 18-й, западнее — 58-й полки 6-ой пехотной дивизии.
Он слышал, что в восточной части леса около совхоза «Садовод» находится много артиллерии, и в этом же лесу сосредоточено до четырех танковых дивизий. К переднему краю выдвинуты самоходные пушки. Наступление — в три часа утра».

Командующий 13-й армией генерал-лейтенант Н. П. Пухов, присутствовавший на допросе, тут же доложил об этом К. К. Рокоссовскому, а тот, в свою очередь, Верховному Главнокомандующему И. В. Сталину в Москву. Так советские войска узнали точное время начала немецкого наступления.
В 2 часа 20 минут тихая июльская ночь взорвалась гулом артиллерийской канонады (в полосе наших 13-й и частично 48-й армий заговорили около 600 орудий и минометов, открыли огонь два полка полевой реактивной артиллерии). Опомнившись от первого удара, вермахт бросил в атаку главные свои силы. На их уничтожение потребовалось еще долгих 50 дней кровопролитных боев…

А между тем, выйдя из дома в поселке Кромы в одно солнечное июльское утро, где располагался разведотдел 15-й Сивашской дивизии, подполковник Дорошенко, написавший позднее воспоминания о тех днях и событиях, увидел строй разведчиков из этой дивизии. На правом фланге стоял упомянутый ранее, (погибнет при освобождении Польши) лейтенант Мелешников. Командующий армией генерал-лейтенант Н. П. Пухов, член военного Совета Козлов и начальник разведотдела подполковник Крыжановский от имени Родины вручали награды отличившимся героям.

Остается добавить, что благодаря донбасскому энтузиасту и краеведу Владимиру Васильевичу Власенко был найден еще один герой группы захвата — Александр Сергеевич Гузынин, награжденный за этот подвиг, как и Андрей Иванович Иванов, орденом Красной Звезды (Мелешникову вручен орден Боевого Красного Знамени). Свой боевой путь Гузынин закончил в Берлине в звании старшего сержанта. Он удостоен также орденов Отечественной войны второй степени, Славы третьей степени, медали «За отвагу» и других наград. После окончания вой­ны проживал в Донбассе.

Владимир Антохин.