В ноябре 1991-го Ельцин запретил компартию. Указ был незаконным, как многое из того, что делал этот человек. Но его не остановили. Предательство, трусость, какое-то коллективное помутнение рассудка, наложенные на сознательные действия верхушки госпартаппарата по разрушению СССР, сказались: некогда великая страна была уничтожена, компартия — выбита с политического поля. Целились дальше — не просто в организационную структуру, а в идеологию, но вот ее как раз победить не удалось.

Тридцать лет назад компартия восстановилась под названием КПРФ. 26-я орловская областная партконференция предварялась раздачей мандатов. Вот один такой исторический документ. Мандат № 23. «Тов. Лебедкин Юрий Викторович избран делегатом…» На оборотной стороне мелким шрифтом: «Наконец удалось — вопреки ликвидаторской сволочи — возродить партию… В. И. Ленин (ПСС, т. 48, с.44)». Точно, емко и очень подходит в качестве девиза Ю. В. Лебедкину, который с какой сволочью только ни боролся… Делал это как журналист талантливо и убежденно, заслужив уважение самых разных политических сил — за то, что не менял своих убеждений. Это редкость по нынешним временам.

Сам Юрий Викторович скромничает и называет себя рядовым коммунистом, что является чистой правдой, поскольку никаких партийных постов он никогда не занимал, занимаясь газетной и близкой к ней пропагандистской и организаторской работой, оставаясь в том числе и для партийных чиновников очень неудобным человеком, поскольку выше всех решений и распоряжений Юрий Викторович, насколько я его знаю, а знаю я его три десятка лет, ставит то, что называется соображениями совести.

Будь побольше таких людей, я убежден, жить стало бы совершенно невыносимо — никакой стабильности, каждое решение принимай самостоятельно без оглядки на авторитеты. Это не жизнь… Поэтому с Юрием этим Викторовичем всегда интересно работать и беседовать — он не станет укладывать события в заранее припасенные трафареты. Нет, он испортит все заготовки и расскажет не то, что ты хочешь услышать, а то, что было на самом деле.

Лучшая кандидатура для воссоздания атмосферы 90‑х, когда все рушилось и вопреки логике возрождалось из пепла.
Мы говорили о запрете и воссоздании компартии, событиях предшествующих и последующих; порассуждали на непростые темы, которых с течением времени не становится меньше. Окунулись в прошлое, которое еще вчера казалось обычными буднями, а теперь превратилось в историю, которую не изменить, но из которой следует извлекать уроки.

Ю. В. Лебедкин:

— В конце 80-х в Молдавии, где я работал после окончания журфака Кишиневского университета, все уже кипело, как почти во всех национальных республиках СССР. В Приднестровье в ноябре 1989 начались прямые столкновения, толпа националистов громила МВД. Было очевидно, что надвигается катастрофа, что страну нужно спасать. Поэтому, когда в конце 1989 г. я приехал в Орел, то поразился совершенно непонятному мне общему антисоветскому фону и апатии. Со своей горячностью, призывами что-то делать, бороться, защищать страну и Советскую власть, я выглядел белой вороной, все время напарываясь на какие-то конфликты, в том числе и в «Орловской правде», где работал с июля 1990-го года.

Сразу в газету меня не взяли, Анатолий Сергеевич Кононыгин, тогдашний редактор, сказал — попиши, посмотрим. Меня это не устроило. Жена в декрете, денег нет, а на что-то надо жить. Устроился в Железнодорожный райком партии инструктором. Когда уже несколько раз опубликовался в «Орловской правде», А. С. Кононыгин пригласил меня корреспондентом в отдел партийной жизни.

Первым секретарем Железнодорожного райкома был Владимир Дмитриевич Хахичев. В конце года на партсобрании я не удержался, потянуло меня за язык, выступил: происходят странные вещи, то, что говорит и делает руководство КПСС, Горбачев, не лезет ни в какие рамки и приведет к разрушению страны; в национальных республиках уже все рушится, то же, если ничего не делать, неизбежно начнется и у нас, а здесь тишь, да гладь, да Божья благодать. Так примерно сказал. В. Д. Хахичев рассердился: дескать, что ты, молодой, понимаешь в политике партии!

Раскритиковал, в общем. Да, я был молод, 28 лет только исполнилось, но происходящее ставило меня в тупик: люди отказывались верить, что грядет беда. Один из моих первых материалов в «Орловской правде» был опубликован 5 августа 1990 года.

— Напомни, в какой газете ты работал до того?

— В «Молодежи Молдавии» — республиканском, русскоязычном издании, выступавшем на стороне Приднестровья, русских. Нацики держали нас за врагов. Вскоре после того, как я из Кишинева уехал, редакцию сожгли. Уже начинались погромы, я поехал в Орел, на родину отца. Надо было искать работу, жилье. Ну так вот, материал был о том, о чем я говорил: всюду по окраинам Советского Союза бушует пожар, который не сегодня-завтра перекинется на Россию. А здесь, в Орле, какой-то разброд, всё уныло и невнятно, коммунисты массово выходят из КПСС. Это было 5 августа, а 11-го, практически сразу, газета «Правда» — орган ЦК КПСС — меня показательно вздула. Собкор по региону, живший в Курске, Уткин, написал в качестве ответа, что все в стране и в Орловской области, в ее партийных рядах — в порядке, ничего страшного нигде не происходит, и вообще зря «этот бойкий журналист Лебедкин бьет тревогу в своем бездоказательном опусе».

— Уже тогда ты «раскачивал лодку стабильности», Юрий Викторович.

— Я писал о том, что партийная верхушка ведет страну к катастрофе, но меня поражало, что люди уходили от прямого разговора об этой проблеме.

— То есть ты был наивен в свои неполные 30 лет. Вместо того, чтобы встраиваться в систему и плыть по течению, ты пытался бороться, отказываясь понимать, что развал Советского Союза — задача, поставленная на государственном уровне, и поэтому она будет выполнена в любом случае. После публикации в «Правде» оргвыводы в отношении тебя на местном уровне не последовали?

— Нет, надо отдать должное Кононыгину. К тому же, я был простым корреспондентом, куда меня еще понижать? Наказывать меня не стали, но я стал для себя делать выводы и в будущем уже меньше удивлялся, когда попадал в подобные истории. А тогда я был просто ошарашен: только начал работать и сразу вздули… Орган ЦК КПСС вздул — и за что?

— Прости, Юрий Викторович, когда ты говоришь о партии, ты что имеешь виду: личности, идеологию, что?

— Я считал и продолжаю считать, что социализм, Советский Союз — это вершина развития нашей цивилизации, всей страны. Я убежден, что социализм как организационное устройство общества и хозяйствования — это правильно. Другое дело, что время от времени в системе нужно что-то менять, но это не проблема. Социализм может иметь национальную окраску, как в Китае, или принять форму православного социализма, не очень популярного, к сожалению, в наших партийных рядах. По моему мнению, разрушение СССР и возвращение к капитализму — это трагический зигзаг истории, после которого мы все равно вый­дем на тот путь, по которому следует идти. Я, по мере сил, все для этого делал и продолжаю делать, насколько на областном уровне вообще можно влиять на такие процессы.

На Орловщине работа по воссозданию партийной организации наложилась на борьбу против администрации Юдина, которого Ельцин на год назначил исполняющим обязанности главы администрации области — до выборов. Штаб Строева и других оппозиционных кандидатов на тот момент базировался во многом в областном Совете. Подготовка к выборам губернатора, к избранию Строева не просто совпала, а переплелась с работой по воссозданию партийной организации.

— Возлагали надежды, если говорить о первой части работы?

— Да, лично я возлагал надежды. Позиция партийной организации заключалась тогда во всецелой поддержке Строева. Приехав в Орел, я не знал Егора Семеновича, он работал в ЦК КПСС. Может, люди, знакомые с ним прежде, имели более объективное представление о нем. Возможно, я в самом деле был наивен, как ты говоришь. Не знаю, не буду себя оценивать. Но с другой стороны: секретарь ЦК, гонимый, новая «демократическая» власть его прессует. Постоянно говорит: «Мы, коммунисты…», произносит какие-то другие патриотические, социалистические вещи.

Я считал, что Е. С. Строева нужно поддержать, что это правильно, что это путь к возрождению не только Орловской области, но и страны. Ведь член ЦК КПСС — это величина общероссийского, общесоюзного масштаба. Поэтому я искренно включился и в работу по воссозданию партии и в предвыборную борьбу Строева.

В условиях запрета КПСС и КП РСФСР нужно было создавать какую-то новую партийную структуру. Зарегистрировали орловскую городскую организацию «Социалистическая партия трудящихся» — в качестве прикрытия. Чтобы пробить информационную блокаду, нужно было иметь свое СМИ. Органом обкома являлась «Орловская правда», но после юридического запрета компартии партийной газетой она быть перестала.

Было принято решение издавать газету «Товарищ». Занимался ей Василий Николаевич Иконников, с которым я был знаком еще с советских времен. Меня привлекли к журналистской работе. Газета выходила не регулярно, выпускали ее, когда могли. Начали в конце 1992 года, закончили после победы Строева в 1993-м.

Называть «Товарищ» подпольной газетой — это, конечно, преувеличение. «Подпольность» ее заключалась только в том, что мы не афишировали в ней свое участие и печатали тираж в Курской области. Я писал в «Товарище» под псевдонимом, поскольку работал в «Орловской правде» и не хотелось лишних проблем.

Когда Строев стал губернатором, необходимость в «подпольной» газете отпала. Да, Егора Семеновича коммунисты тогда считала своим кандидатом. И я считал — искренне. К сожалению, после того, как порядка семи месяцев проработал при Е. С. Строеве в областной администрации, мои представления об этом человеке изменились.

— В какой должности работал, Юрий Викторович?

— В должности консультанта главы обладминистрации, вместе с Сергеем Васильевичем Фефеловым. Это то, что сегодня называется помощниками — свои люди для особых поручений, если утрировать. Моей зоной ответственности были СМИ. Неприятные наблюдения накапливались постепенно.

В Брянской области губернатором был тогда Лодкин — тоже член КПРФ, как и Строев, который перерегистрировался в воссозданной партии. Лодкин приезжал в Орел, с ним обнимались, целовались: как же — свой! А когда Лодкина свергли, не сняли, а именно свергли, поскольку из кабинета его выволакивали с помощью ОМОНа, меня поразило даже не то, как Ельцин «разбирается» с коммунистами, а то, как на это отреагировала орловская областная власть. Егор Семенович сразу же, одним из первых, поздравил нового брянского губернатора, назначенного Ельциным. А еще вчера обнимался с Лодкиным. Мне это было очень странно.

Потом, осенью 1993-го, когда началось противостояние Верховного Совета и Ельцина, организовывались выезды делегаций из регионов для поддержки ВС. Председатель облсовета Николай Андреевич Володин предложил мне тоже поехать. Естественно, я отпросился у Строева: такая история, разрешаете? Он сказал — поезжай. В делегации были Н. А. Володин, Павел Меркулов, я и еще один человек, не помню его фамилию.

Приехали. Поучаствовали в заседаниях, посмотрели в зале воочию, как выступали и что говорили Хасбулатов и Руцкой. Руцкого, изображавшего из себя генерала, я категорически не уважал, к Хасбулатову было другое отношение. Но дело не в этом. Не только мне, а всем нам, стало понятно: руководство Верховного Совета просто бодается с Ельциным, но не предлагает никакой идеи, плана, не понимает, что делать, как противостоять режиму и куда людей и страну вести.

Помню, Володин сказал: «Поехали, здесь делать нечего». И мы вернулись в Орел, где Строев тут же на меня нарычал, жестко так: дескать, ты чего в Верховный Совет поперся, не понимаешь, что подставляешь меня?! Я растерялся. Во-первых, я отпросился. Во-вторых, был уверен, что «мы» — за те силы, которые противостоят ельцинскому режиму. Оказалось, что нет. «Мы» не за те силы. Никакого «мы» вообще не было. В общем, одно к другому, и я понял, что Егор Семенович использовал коммунистическую, социалистическую, патриотическую риторику в своих целях, а вовсе не потому, что у него были такие убеждения.

— Юрий Викторович, ну что мы — Егор Семенович, Егор Семенович. Назови несколько высокопоставленных членов КПСС, которые не перешли на службу к своим идеологическим противникам.

— …

— Я тоже затрудняюсь.

— Нет, в Орле, на Орловщине есть люди, которые продолжали сопротивляться, бороться, что-то делать. Тот же В. Д. Хахичев — при том, что у нас были конфликты. Он был секретарем райкома, а это немало. Таких людей можно найти, но партийное руководство на федеральном, высшем уровне в огромной своей массе перебежало, да.

Я был убежден: перевороты, антисоветизм — это временные явления. Я не мог поверить, что такая махина, как Советский Союз, способна рассыпаться. Но это произошло. Тем не менее, существуют объективные процессы, помимо желания отдельных людей, их предательства или слабости; закономерности, которые невозможно упразднить, как нельзя, например, упразднить течение Гольфстрима. Течение истории тоже нельзя отменить. Это течение все равно войдет в то русло, в которое оно должно войти — в правильное русло. Оно называется социализмом.

— То есть ты не согласен, что для развала Советского Союза имелись объективные причины, а предательство партийной верхушки вызвано осознанием этого факта?

— Я не преувеличиваю значение этих причин. Это серьезное лукавство, когда говорят, что «Советский Союз развалился под тяжестью собственных недостатков». Он развалился не поэтому. Если любой живой организм упорно бить молотком по голове, он умрет. Но что в этом объективного? Это убийство. Объективно организм был жив. Стран, в которых социализм — при всей условности терминологии — сохранился, достаточно, и они успешны. Это и Китай, и мощно развивающийся Вьетнам, который по численности населения скоро догонит Россию. Это и Куба, в конце концов, которую шестьдесят лет душат и никак не могут задушить. А вот Советский Союз мы упустили. Но этому, скорее, есть субъективные, а не объективные причины.

— Твой добровольный уход из областной администрации, работа в которой для многих является олицетворением счастья и воплощением мечтаний, был воспринят в обществе крайне негативно. Зачем, Юрий Викторович, ты рушишь стереотипы? Что ты этим хочешь сказать?

— Ничего я не хотел сказать, просто разочаровался. Сначала помогал Строеву, а когда посмотрел на его «кухню» изнутри, понял, что там и в помине нет идей, которые мне дороги. Что оставалось делать? Я ушел.

Осталась вторая часть работы: главное — была воссоздана компартия. Это в любом случае было правильно, поскольку появилась организационная структура, позволяющая участвовать в общественной жизни, в выборах, возможность создавать свои СМИ, организованно противостоять диким проявлениям российского капитализма и агитировать за социализм. А он рано или поздно победит. С Ельциным, кстати, достаточно успешно боролись, компартия боролась. Д. Медведев несколько лет назад открыто сказал, что на президентских выборах 1996 года победил Г. Зюганов. Другое дело, что путем подтасовок эту победу у КПРФ украли. Но это не значит, что борьба прекращена. Справедливую идеологию трудно, если вообще возможно, победить.

— Без каких родимых пятен прошлого ты бы видел близкую к идеалу, скажем так, работоспособную компартию, чтобы, не дай Бог, не повторить печальную судьбу КПСС — не пойти по пути вырождения и перерождения?

— Это самый трудный вопрос. Законы энтропии действуют в отношении любой организации, любого общества и любой партии. Не бывает так, что создали какую-то совершенную структуру, и она работает без изменений вечно. Меняются поколения, меняются люди, у которых свои представления, свои слабости и недостатки — недостаток образования, например, корыстные интересы и тому подобное. Как любая система, партия тоже подвержена разрушению, просто с этим нужно постоянно бороться. Всякую систему нужно поддерживать в работоспособном состоянии, а не способствовать ее уничтожению. А если совершаешь противоположные действия, как, например, Хрущев или Горбачев, партия вырождается и гибнет. Как от этого застраховаться, я не знаю. Как-то же компартия Китая справляется — и самоочищается, и с коррупцией борется.

— Расстреливают самых видных негодяев на стадионах.

— И расстреливают тоже. Я всегда относился к стенаниям по поводу «сталинских репрессий», мягко говоря, сдержанно, считая, что в этом вопросе переврано почти все. Когда начинаешь копаться, обнаруживаешь, что очень многие, если не большинство, были репрессированы заслуженно. Не все, разумеется. Недавно председатель Госдумы Володин во всеуслышание предложил лишать собственности «предателей Родины». Чем «предатели Родины» отличаются от понятия «враги народа», введенного при Сталине?

— Дождемся новых пятилеток и героизации людей труда?

— Прогнозировать что-либо трудно. Наложилось множество факторов: война, практически прямой конфликт с Западом. По идее, это столкновение должно вынуждать нашу правящую верхушку хотя бы из чувства личного самосохранения искать оптимальные пути для выживания страны и общества. А это неизбежно приведет к переориентации на социалистическую модель экономики и общественного устройства, к методам Сталина, если хотите, методам компартии Китая. Это неизбежно. Другого пути нет, иначе нас просто сомнут и растопчут. Объективно — мы на пороге серьезных изменений. Власть не захотела эволюционировать в сторону социальной справедливости, и теперь ее к этому подталкивают внешние обстоятельства: внутренне разделенная страна не выстоит в глобальной войне, а все ее признаки налицо.

— Спасибо за разговор, Юрий Викторович. Восстанавливай поскорее здоровье. Интервьюировать журналиста — это неправильно. Ты и сам мог все это написать, а теперь мне придется по клавишам стучать. Нет ли в этом с твоей стороны определенного комчванства?

— В комчванстве меня еще не обвиняли.

— Да ладно, вернешься к работе, коллекция обвинений наверняка пополнится.

— Думаешь?

— Уверен.

Вопросы задавал
Сергей Заруднев.