Идейную, общественно-политическую и нравственную позицию «Красной строки» точнее всего можно обозначить как «православный социализм». И мы в этом сегодня далеко не одиноки. Так, например, информационно-аналитический портал «Русская народная линия» вот уже несколько лет самым серьезным образом ведет публичную дискуссию на эту тему.

А в 2015 году в Москве была издана книга Николая Сомина «Православный социализм как русская идея» (кстати, купить ее можно в магазине «Русская деревня» по адресу: Москва, улица Рождественка, дом 12 (здание Института востоковедения). Она представляет собой сборник статей, посвящённых общественному строю, сочетающему православную идеологию с социалистической экономикой. В книге в публицистической форме рассматриваются различные стороны проблемы: идеологическая, богословская, философская, этическая, историческая, социальная, экономическая.

Несколько слов об авторе. Николай Владимирович Сомин — 1947 года рождения, по профессии — программист, кандидат физико-математических наук, ведущий научный сотрудник Института проблем информатики РАН. В 1998 году окончил Православный Свято-Тихоновский богословский институт, бакалавр богословия.
Наша редакция надеется в ближайшее время получить согласие Н. В. Сомина на интервью. Ну а пока, разделяя взгляды этого активного сторонника концепции православного социализма, мы предлагаем вниманию читателей статью «Капиталофилия», входящую в новую книгу учёного.

Капиталофилия

Второе «крещение» России

Помните пронзительное время конца 80-х — начала 90-х? Россия рушилась, но одновременно происходило удивительное. Люди вдруг увидели Православие, потянулись к нему. Молодежь пошла в храмы, повалила на лекции священников, кинулась восстанавливать монастыри, с жадностью раскупала плохо изданные православные книжки. Дух пылал. Казалось, еще немного — и вся Россия повернется лицом к Православию, станет, как прежде, Третьим Римом.

Но нет, второго крещения Руси не получилось. Три-пять процентов «церковных» верующих плюс десяток процентов «полуцерковных». Церковь так и осталась на обочине общества, не оказывая на него существенного влияния. Кто помешал? Помешал, как всегда, лукавый. Но в этот раз он был в таком отвратительном обличье, в котором он еще на Руси не появлялся. Это обличие мамоны. Именно мамона перешел дорогу Церкви и вторично «крестил» новую Россию в свою веру. Что же произошло?

Власть мамоны

Ответ дает евангельская притча о сеятеле. Там сказано, что далеко не каждое семя (слово Божие) попадает на добрую почву — семя падает и при дороге, и на камень, и в терние, причем последний случай означает, что «забота века сего и обольщение богатства заглушает, и оно становится бесплодно» (Мф.13,22). Иначе говоря, во все времена богатство улавливало людей в гибельную ловушку. Но сейчас происходит что-то умопомрачительное. Страсть к обладанию и обогащению развилась до такой степени, что превратилась в целую религию — религию денег. Причем, религию тотальную, так сказать, всенародную. Жажда денег обуяла всех — молодых и старых, мужчин и женщин, работяг и бездельников. Раньше, пусть худо-бедно, но государство старалось служить порядку и справедливости, искусство — красоте, наука — истине, спорт закалял тело, медицина лечила, литература учила добру и нрав­ственности, элита стремилась к величию страны, армия защищала отечество, СМИ освещали жизнь общества, наконец, экономика кормила и одевала нуждающихся. Нынче все это осталось, но в перевернутом виде — все служит лишь способом обогащения. А польза проявляется лишь случайно, как побочный эффект процесса наживы. Мамона все купил, все подмял под себя. Ныне особенно ясно раскрылся смысл апостольских слов: «корень всех зол есть сребролюбие» (1 Тим.6,10).

Конечно, сребролюбие не могло бы стать мировой религией без одного важного обстоятельства — без господства капиталистического способа производ­ства. Основной принцип капиталистической экономики — получить прибыль. Любой ценой. Еще раз заметим: не производство полезных благ, а максимизация собственной наживы. Причем эта цель объявляется открыто. Чего уж там стесняться, принцип «деньги — это все» стал кредо современного мира. Глобальная экономика явилась страшным оружием мамоны, взламывая национальные границы и культурные барьеры. Она предстает пред нами двуликим Янусом: как экономика соблазна и как экономика несправедливости.

Чтобы получить больше прибыли, нужно больше продать. А потому реклама тонко расписывает существующие и несуществующие достоинства, дабы впарить вам и ненужное. Она буквально создает ослепительную виртуальную реальность, но купленное вдруг выходит из строя через месяц. Везде обман в красивой упаковке. И поскольку легче обмануть кретинов, омамоненная массовая культура нарочно понижает интеллектуальный уровень. Грех для падшего человека наиболее привлекателен. А потому мерзость выставляется как желанная добродетель. Ныне покупают не ради пользы, а ради имиджа и престижа. Посмотрите журналы — везде разврат, культ роскоши и вип-персоны. Потребности нарочно извращаются, соблазн направленно раздувается, грех пропагандируется — и все ради «максимизации прибыли».
Но есть и другая сторона современной «реальной экономики», которую стараются скрыть: несправедливая оплата труда. Банальная истина — в капиталистической экономике оплата осуществляется не по труду, а по счету в банке. Деньги приносят деньги. Ибо деньги — и есть сила в рыночном мире. А сила приносит новые деньги. В результате рынок перекладывает деньги из кармана бедных в карман богатых. Так уж он устроен — рынок, и по-другому работать не может. Образуется пропасть между богатыми и бедными. И засыпать ее не очень то и стараются. А зачем? — ведь лестница состояний имеет огромное воспитующее значение: она заставляет каждого взбираться по ней по головам других. Так сказать, естественный отбор наиболее жадных и жестоких. Мамона тщательно следит за поклонением себе и поклонившимся дает богатство. И наоборот, у не желающих кланяться он отбирает средства к существованию, выбрасывает из социума, оставляет умирать голодной смертью.

Таким образом, обе стороны рыночной экономики обуславливают друг друга: соблазн формирует рынок; несправедливость формирует рыночников. Но если раньше, в XIX веке, на первый план выступала экономика несправедливости, то сейчас наибольшую опасность представляет экономика соблазна. Хотя неравенство ничуть не уменьшается, но современные производительные силы достигли такого развития, что в Европе первоочередные потребности человека удовлетворяются. Там люди с голода не мрут, и на первый план выходит гонка за довольством и престижем, а после их насыщения — и за властью. В России не так — у нас масса людей живет в нищете. Но уже есть типично «европейские» зоны. Например, в Москве не имеющий автомобиля считается бедняком. А индустрия развлечений в столице даже круче европейской.
Современная экономика оказывает на людей прямо-таки нар­котическое действие. Теперь богатство стало синонимом добродетели. Богатый — умница и молодец, а бедный — неудачник и дурак, и сам в этом виноват. Богатство убивает чувство Родины. Наша элита не русская — она держит деньги в западных банках: «где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Мф.6,21). Глобализация — порождение мамоны и его зловредное орудие. Мамона все прибрал к рукам. Власть захвачена религией денег. Хозяйственные структуры, государственный аппарат, армия, общественные и «творческие» организации — все подчинено мамоне и на него работает, и если на Западе это произошло давным-давно, то у нас это в столь мерзостном варианте началось лет 20 назад, как следствие развала советского социализма. Теперь весь мир кружит свою страшную вакханалию вокруг мамоны.

Но самое чудовищное в религии денег — ее демонизм. Эта поистине сатанинская религия не соединяет людей, а наоборот, разделяет, делает неравными, сребролюбивыми, злыми, эгоистами, просто-таки вытравливает человеческий облик. Мамона — это тот же сатана, но с пластиковой карточкой. Христос и мамона — диаметральные противоположности. «Не можете работать Богу и маммоне» (Мф.6,24) — говорит Евангелие. Св. Иоанн Златоуст объясняет это речение так: «Потому что мамона требует совершенно противного Христу. Христос говорит: подай нуждающимся, а мамона: отними у нуждающихся; Христос говорит: прощай злоумышляющим на тебя и обидящим, а мамона напротив: строй козни против людей, нисколько не обижающих тебя; Христос говорит: будь человеколюбив и кроток, а мамона напротив: будь жесток и бесчеловечен, считай ни за что слезы бедных».

Сам принцип конкуренции абсолютно противоположен христианской любви. К тому же мамона внедряет в души циничный материализм, отменяет все идеальное и заставляет все оценивать в долларах. И мерзкое и святое рынок (он же мамона) выставил на продажу, причем на одном прилавке и по равной цене. Все смешал мамона, все опустил, все опошлил. Нет Христа, нет другого Бога, кроме меня — со смехом объявляет этот выросший до неба истукан. Ибо я все купил, все народы поработил, всех заставил на себя работать.

А что касается прежней морали, то все десять заповедей теперь либо отменены мамоной, либо поставлены ему на службу. Смотрите сами. «Я есть Бог твой» и «не сотвори себе кумира» — но в том-то и дело, что место Бога Живого в сердцах людей занял мамона, воцарился там «всерьез и надолго», воочию стал кумиром, затмившим Христа. «Не поминай имя Господа всуе» — теперь оно не поминается вовсе; вместо него звучат другие имена: доллар, евро и прочие клички мамоны. «Чти день субботний» (для христиан — воскресный). Смысл этой, четвертой по счету, заповеди — в отдании Богу самого ценного — своего времени, по крайней мере, одного дня. Но как раз и субботу и воскресенье современный москвич отдает поклонению мамоне. Это называется «шоппинг» — закупка немыслимого количества нужных и ненужных вещей. Нынче это культовое действо превратилось в подлинную оргию — с баром, сауной, кинотеатром и даже скалодромом. «Люби отца и матерь» — но сейчас любовь вытеснена деньгами. В родителях видят источник денег, а уж мужья, — то те ныне выбираются исключительно по доходам. «Не убей» — но если у кого-то завелись доллары, то ему нужно срочно озаботиться о безопасности. Но от  киллеров не спасают ни охранники, ни бронированные стекла. «Не укради», «не лги», «не прелюбодействуй», «не пожелай чужого» — об этом даже неудобно и говорить: все это забыто, а противоположные пороки поставлены на службу мамоне.

С мамоной —
на дружеской ноге

Вывод из всего этого совершенно очевиден: сейчас у христиан нет страшнее врага, чем мамона. Но как же относится к этому противнику номер один наша современная Русская Православная Церковь? Тут нужно различать теорию и церковную практику.

С одной стороны, с точки зрения вероучительной наша Церковь выпустила в 2000 г. важный документ: «Основы социальной концепции РПЦ». Там говорится, что «Церковь признает существование многообразных форм собственности. Государственная, общественная, корпоративная, частная и смешанная формы собственности в разных странах получили различное укоренение в ходе исторического развития. Церковь не отдает предпочтения ни одной из этих форм». Как видим, Церковь в вероучительном плане вовсе не благословила капитализм и не признала частную собственность необходимой основой жизни общества. Слово о социальном строе, наиболее соответствующем христианскому мироустроению, пока не сказано. А отсюда следует, что в Церкви по данному вопросу могут существовать различные точки зрения, и ни одна из них пока не является официальным мнением Церкви.

Но, с другой стороны, наша церковная практика давно исповедует вполне определенную «социальную концепцию», заключающуюся в налаживании дружеских отношений с миром мамоны. В принципе наши батюшки нынешнюю всевластность мамоны признают, но относятся к этому с полнейшим философическим спокойствием, и даже удовлетворением. Они благоговейно окропляют офисы и автомобили, подолгу благожелательно разговаривают с предпринимателями, приглашают на трапезы, где сажают их на первые места. О войне с мамоной и речи нет. Крайне любопытно взглянуть на эту парадоксальную ситуацию.

Об отношении Церкви к экономике можно прочитать в тоненьких брошюрках «для народа» или услышать в проповедях батюшек. Последнее, впрочем, нечасто — только если этой проблеме посвящено текущее евангельское чтение. И причем всегда народу говорится, что богат­ство — не грех; грех — прилепляться к нему. После батюшка обычно упоминает русских меценатов — украсителей храмов, а также не забывает гневно изобличить большевиков, отобравших собственность и наделавших столько бед.

В брошюрках такая «теория» обрастает для вящей убедительности святоотеческими цитатами. Впрочем, в последнее время тон меняется, причем в сторону совершенно противоположную святоотеческой. Так в брошюре «Христианин и деньги», наряду с изложением вышеупомянутой теории, мы находим «Свод нравственных принципов и правил в хозяйствовании», принятый VIII Русским Народным Собором и одобренный священноначалием. Лейтмотив «Свода»: мир мамоны приемлем, но он должен быть с «православным лицом», когда все уважают право соб­ственности, а наемным рабочим воздают за труд. Еще более озадачивает материал «По лестнице успеха» монахини (!) Игнатии (Зуевой)». Это типично современное руководство, как достичь высот в бизнесе, очень похожее на знаменитую и тысячу раз переиздававшуюся книгу Наполеона Хилла «Думай и богатей», но с цитатами из Евангелия. Впрочем, это не так уж удивительно — ведь монахиня работает в команде бывшего настоятеля Решемского монастыря игумена Евмения (Перистого), известного своим восторженным отношением к капиталистической экономике и организовавшего в своем монастыре неслабый бизнес.

Как видим, налицо движение нашей Церкви к «протестантской этике», что демонстрирует очевидное расхождение между декларируемым вероучением и реальной социальной практикой Русской Православной Церкви. Если в теории Церковь стоит выше какого-либо социального строя, не выделяя ни одного из них, то на практике она прочно встроилась в капиталистические реалии. Церковь с ужасом шарахается от перспективы возврата в социализм. И, наоборот, в объятиях мамоны она чувствует себя хорошо и ничего другого не хочет.

Впрочем, и теория под напором практики постепенно проседает. О «Своде нравственных принципов и правил в хозяйствовании» мы уже упоминали. В решениях XI Собора (2007 г.), посвященного непосредственно проблеме богатства и бедности, заметно печалование о слишком большом разрыве между бедными и богатыми. Но о причине этого разрыва — капиталистическом строе — ни слова. А предлагаемые меры (прогрессивный налог, инвестиции из стабфонда) носят характер паллиативной корректировки уж слишком несправедливого постсоветского капитализма.

Такова картина. Из нее видно, что наша Церковь болеет. Болезнь эта имеет свою этиологию (причины), анамнез (историю развития) и прогноз. Саму же болезнь можно назвать одним словом — капиталофилия (любовь к капитализму, дружба с ним). Словечко непривычное, но иногда такие нововведения полезны. Когда болезнь имеет название, то и ставить диагноз, и лечить становится немного легче. Капиталофилия — не частное мнение отдельных батюшек. Это болезнь системная, болезнь всей нашей Церкви. И о ней нужно вести серьезный, но трезвый, без лишних эмоций, разговор.

Причина капиталофилии

Почему батюшки столь толерантны к капиталистическим реалиям? Надо сразу же отвести мотив материальной выгоды, закрыть глаза на роскошный стол в трапезной для священников, на мерседесы у них и их детей. Если все это и присутствует, то, конечно же, составляет предмет личных немощей, а не принципиальной церковной позиции. В чем же действительная причина столь дружественного отношения нашей Церкви к капитализму? Это вопрос очень непростой. Даже остается впечатление, что чисто рациональными доводами эту тему не исчерпать. Но все же попытаемся выяснить подоплеку церковной капиталофилии.
Для этого необходимо забраться очень глубоко и обсудить давно укоренившееся в Церкви мнение, что единственной задачей Церкви является спасение душ, подготовка их к Царству Небесному. Это-то сложившееся в Церкви понимание, если хорошенько подумать, и является искомой причиной. Попробуем это пояснить.

Прежде всего, о задаче Церкви. Всякий батюшка вам объяснит, что цель нашей жизни — жизнь с Богом в Царстве Небесном или другими словами — спасение души. Собственно, ради спасения душ человеческих Господь и создал Церковь, и это дело является не просто важным, но исключительным делом Церкви. Причем, спасение это — строго индивидуальное. Господь судит вас сугубо в меру вашей личной праведности. А то, насколько праведно общество, в расчет не принимается. Соответственно, православный христианин ориентируется не на работу по совершенствованию этого мира, а на личное спасение. Для этого душа христианина как бы погружается в иной мир — мир богослужения, круговорота церковных праздников, почитания святых, уже достигших Царства. Что же касается мира, то «Не любите мира, ни того, что в мире» (1 Ин.2,15) — приводят батюшки речение ап. Иоанна, отождествляя мир с грехом. А потому мы должны быть «странники и пришельцы на земле» (Евр.11,13). Един­ственное наше дело на ней — совершенствование души, дабы попасть в Царство Небесное.

Отсюда следует вывод: спасение мира в задачи Церкви не входит. В том числе — и преображение человеческого общества. Ибо любые совершенства общества нисколько не помогают спастись. Скорее наоборот. Если вы, вопреки дурному воздействию плохого общества, стали праведником, то значит — вы этого очень хотели, и на суде Божием это вам вменится в плюс. Ибо мир — как бы стадион, где каждая душа развивается, проявляет себя, определяясь к добру или злу. А на стадионе — препятствия, барьеры, которые надо преодолеть, снаряды большой тяжести, которые надо метнуть подальше, что и приводит к тренировке тела. Соответственно, и мир заключает в себе массу трудностей, преодолевая которые человек выковывает душу. Если все общественные проблемы решены, то и тренировать душу не на чем.

Исходя из такого понимания своих задач, Церковью формулируется и отношение к социуму. Как он устроен — вовсе не так уж и важно. «Спастись можно при любом строе» — торжественно говорят батюшки. Даже вопрос о справедливости социального строя кажется им суетным. Ведь все равно Господь видит сердца всех и каждому воздаст по справедливости, но уже в той жизни. Пытаться же установить справедливость здесь — и безнадежно, и ненужно. По любви к пасомым Церковь, конечно, будет призвать богатых к милости, а бедных к терпению. Но призывать сугубо в личном плане, для спасения их же душ. Вовлечение же масс в гигантские социальные проекты крайне опасно, ибо отвлекает людей от дела спасения. Все эти проекты — строительство новой вавилонской башни, которое всегда приводит к гордыне, отвержению Бога и как след­ствие — смуте и братоубийству.

Однако, из того, что совершенствование общества не является заботой Церкви, вовсе не следует, что Церкви совсем уж безразлично устроение общества. Однако Церковь судит об этом совершенно не так, как привыкли мыслить люди социально-ориентированные, а со своей колокольни. Главное для Церкви — возможность эффективно исполнять свое служение по спасению душ. А для этого общество должно удовлетворять определенным условиям. И прежде всего — двум следующим.

Во-первых, общество должно обеспечить Церкви независимость. Пастыри должны иметь свободу пасти овец. А для этого Церковь должна быть по возможности независима от мира, жить по законам государства в государстве. Конечно, хорошо, если государство платит клиру зарплату, как это было в Российской Империи. Но сколько тогда было разговоров, что государ­ство подчинило Церковь, заставляло служить ему, сделало из нее министерство исповедания. Нет, свобода дороже, — говорят батюшки. От государства лишь требуется, чтобы оно не мешало. А финансирование найдем.

Во-вторых, общество должно быть «асоциальным». Давно замечено, что Церковь имеет наибольший авторитет среди асоциальных верующих. Именно такие люди, занятые не общественным строительством, а своей личной жизнью, максимально ориентированы на личное спасение. Поэтому, чем общество более «асоциально», тем больше людей придет в Церковь.

Ну а теперь посмотрим, в каком обществе оба условия в наибольшей степени выполняются. В обществе, основанном на праве частной собственности. И в самом деле, как обеспечить независимость Церкви от столь агрессивного и жестокого мира? У Церкви нет ни армии, ни милиции. Единственное средство, которое дает возможность обрести независимость — собственность. Поэтому Церковь всегда очень ревниво относится к своей собственности, старается ее всячески увеличить. Но для того, чтобы собственность превратилась в подлинный оплот независимости, необходимо, чтобы в обществе сам принцип права собственности считался незыблемым и господствующим, чтобы государство строго следило за его соблюдением.

Аналогично обстоит дело и с асоциальностью. Собственность растаскивает всех по углам. Благополучие каждого становится зависящим от личной собственности, а не от социальной защищенности. Жизнь страны, общества таких людей мало интересует. Вот это-то и нужно: такие люди — потенциальные прихожане, поскольку им, ориентированным на личное благополучие, легче понять, что подлинное благополучие — в личном спасении. Люди же социально-ориентированные, занятые общественным устройством, всегда будут частично вне Церкви, которая, как мы выяснили, обществом не занимается. Кстати, принцип «асоциальности» объясняет, почему в нашей Церкви женщин гораздо больше, чем мужчин. Женщина почти всегда приходит в Церковь решать свои личные и семейные проблемы. Женская асоциальность, в сравнении с мужской, гораздо выше.

Обращаясь к истории, нетрудно увидеть, что для Церкви лучше всего подходило традиционное общество, ориентированное на крепкую семью и личное хозяйство. Традиционное общество — «естественное», причем настолько, что его как бы не было заметно. Оно — наиболее асоциальное. Во время его господ­ства никто и не думал, что можно жить иначе и что так устроенное общество может исчезнуть. Влияние Церкви в нем было максимальным. Поэтому традиционное общество остается в умах наших церковных теоретиков неким образцом, к которому следует стремиться.

Именно в период его господства была создана Церковная концепция отношения к собственности, которую уместно назвать «умеренной доктриной». Дело в том, что она занимает как бы среднее, промежуточное положение между навязываемой нам Западом «протестантской этикой» и подлинно православным взглядом на богатство и собственность, который исповедовали святые отцы. Суть «умеренной доктрины» умещается в двух тезисах:
1) иметь собственность, даже большую, незазорно, но
2) привязываться к ней душой — грех.

Как видим, «умеренная доктрина» имеет сугубо личную адресацию, обращается к индивидуальной душе. Она как бы неявно говорит мамоне: «Я не покушаюсь на твое господство в социальной области — мне это безразлично; но против твоего намерения завладеть нашими христианскими душами я возражаю». Тем самым доктрина солидаризируется с позицией всех асоциальных христиан, нацеленных исключительно на собственное спасение. Хотя необходимо заметить, что неявно, как само собой разумеющееся, «умеренная доктрина» подразумевает частную собственность.

Умеренная доктрина хорошо вписывалась в реалии традиционного общества. Но, увы, это общество распалось. Произошедшая в XIX в., по терминологии К. Поланьи, «великая трансформация» кардинально изменила мир. Личные хозяйства перестали быть основой экономики, производство стало в основном фабрично-заводским, люди были поделены на буржуазию и наемных рабочих, началось господство тотального рынка. Пришел капитализм. А за ним, как реакция на него — социализм. Церковь оказалась перед выбором. И она вполне твердо отдала предпочтение капитализму. Причин много: и в том, что тогдашний социализм был атеистичным, и в том, что наша Церковь была подчинена государству и потому озвучивала ту социальную политику, которую ей спускали сверху. Но главная причина неприятия Церковью социализма в другом — социализм не удовлетворяет вышеуказанным церковным критериям. Он «социален» в том смысле, что члены этого общества вовлечены в социальное строительство. Он тотален в том смысле, что в большей степени подчиняет личность и общественные организации интересам всего общества. Это означает, что верующие будут не только членами Церкви, но и членами общества, которое Церковь вместить не может. Да и само общество будет властвовать над Церковью, не давая ей полной свободы.

Капитализм же, согласно церковным критериям независимости и асоциальности, куда более приемлем. При его господстве власть, государство — лишь «ночной сторож», охраняющее борьбу личных материальных интересов. Капитализм более чем любой другой строй ориентирует людей на личное благополучие, которое Церковь надеется преобразовать в заботу о личном спасении. Формально капитализм дает свободу, оставляя батюшкам пусть и небольшую, но защищенную законом нишу для деятельности. Кто хочет — имеет возможность прийти и совершить там дело своего личного спасения. Кто не придет — что ж, вольному — воля.
Такова, конечно в первом приближении, «этиология» капиталофилии.

Как Церковь финансируется?

Еще лучше имущественный церковный выбор можно понять, если хотя бы немного углубиться в проблему финансового обеспечения Церкви. На первый взгляд кажется, что именно в этом аспекте капитализм батюшкам нехорош. Ведь в большинстве капиталистических стран Церковь отделена от государства, и никаких государственных способов финансирования Церкви не предполагается. В России, во всяком случае, это так. Получается, что батюшкам нужно кормиться от своей паствы. Но это для них оказывается крайне нежелательным. Дело в том, что всякий священник считает себя лидером, ведущим своих пасомых к спасению. Его авторитет не должен быть чем-нибудь поколеблен. Но финансирование от прихожан как раз создает зависимость священника от них. Попробуйте им что-то приказывать, попробуйте их обличить, попробуйте требовать послушания, если вы знаете, что вы от этого человека зависите материально? Наоборот, современные прихожане, хорошо зная, что «кто платит, тот и заказывает музыку», считают себя вправе требовать от священников заботы о них, снисхождения к их немощам и пр. Ведь услуга оплачена, не так ли? Так, православные священники, которые приезжали к нам из Парижа, очень горько жаловались на то обстоятельство, что их финансирование почти полностью зависит от количества и финансовых возможностей своих прихожан.

Однако наши батюшки из этого щекотливого положения нашли замечательный выход. Это — спонсорство. Вот типичная картина. На приход назначается батюшка — молодой, верующий, жаждущий послужить Богу и людям. И тут же сталкивается с неразрешимыми, как кажется, экономическими проблемами. Храм требует срочного ремонта, а то и просто восстановления. Внутри все тоже надо приводить в порядок. Клиру надо платить, хору надо платить, облачения надо покупать, трапезу надо организовывать, помещение для воскресной школы находить. Если всего этого не делать, то его не поймут ни епископ, ни прихожане. Но для этого нужны деньги, и деньги приличные. Откуда их взять? Патриархия денег не дает, а наоборот их отбирает. За хорошие глазки что-то дают чиновники, кое-что можно выручить на свечной торговле. Но все равно этого совершенно недостаточно. Остается единственное — молиться, чтобы Бог послал благотворителей, сиречь спонсоров.

И Бог посылает. Мелких и покрупнее. И даже настолько богатых, что им отстегнуть на ремонт несколько миллионов — как для нас вынуть из кармана десятку. И Боже упаси бросить в них камень. Многие из них — искренне верующие. И уж почти все они — люди совестливые. Ибо наш русский предприниматель сердцем чует, что рыльце у него в пушку, что его богатство — нетрудовое, а значит — не по справедливости. И чтобы загладить грех, жертвуют на Церковь, отдают нетрудовой излишек на доброе дело. На эти деньги и строится батюшка.

И не только он. Ныне большинство храмов и монастырей живут за счет спонсоров. Но батюшек это устраивает. Устраивает это и наше священноначалие — число храмов растет, монастыри отстраиваются, священники по нынешней табели о рангах становятся средним классом. Казалось бы, все чинно и мирно, все по христиански — милостыня, благотворительность, даже где-то любовь… Но тут опять вспоминается основной закон плененного мамоной мира: «кто платит, тот и заказывает музыку». В результате наши батюшки оказываются просто на крючке бизнеса. Точнее — на крючке мамоны. Пусть священник по отношению к конкретному благотворителю является даже духовным руководителем, но от системы он полностью зависим. А потому все переводится в личный план — система не важна, важно, как ты лично относишься к богатству — привязан ты к нему, или нет, можешь ты с ним легко расстаться (и пожертвовать на церковь), а если нет — вот ты и слуга мамоны.

Более того, дальновидное священство наводит мосты на самом верхнем уровне, ибо прекрасно понимает, что от олигархов во власти можно получить блага более долговременные, а потому более ценные, чем просто сиюминутные бабки на ремонт храма. Впрочем, и противоположной стороне желательно сближение с Церковью: олигархам — и государственным, и частным — крайне важно получить церковное благословение своей социальной политике.

С принятием системы спонсорского финансирования ловушка капиталофилии захлопывается. Теперь любое слово в осуждение несправедливого и просто бесовского социального порядка грозит реальным крахом церковного хозяйства со всеми вытекающими отсюда последствиями. Поэтому вряд ли мы такие слова от Церкви в ближайшее время услышим.

Не только личное спасение

Но может быть так и надо? Может быть, и в самом деле Церковь должна спасать только отдельные души, не стараясь улучшить общественный строй, а наоборот, отрывая людей от мира и погружая их в «церковную жизнь», наполненную символами Царства Небесного? И тысячи наших батюшек самоотверженно возятся с осаждающими их прихожанами (главным образом — прихожанками), жаждущими утешения, совета, наставления, причем не просто человеческого, а духовного, Богом ниспосланного. Люди принимают особый церковный имидж, отказываются от вопиющих грехов, начинают регулярно ходить на службы. Некоторые даже вовлекают в церковную жизнь и своих детей. Казалось бы, — хорошо. Но при этом происходят и иные метаморфозы. Жизнь своего предприятия, города, нации, страны их перестает интересовать. Изменить что-то им кажется просто кощунством: на все воля Божия, и если Он захочет, то все изменится. Наиболее «церковным» считается полное подчинение священнику. Духовные чада бегают к батюшке по каждой малой нужде, а тот уводит их от насущных проблем общества в мир акафистов, икон, всенощных и постов…

Но каков результат этого принципиального нежелания Церкви не только работать по улучшению этого мира, но даже присутствовать в нем? Мы уже постарались обрисовать его в начале статьи. Это отвратительный идол мамоны, подчинивший себе всё и вся. И даже приручивший нашу Церковь. Христос «видел сатану, спадшего с неба, как молнию», и через апостолов дал своей Церкви «власть наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражию, и ничто не повредит вам» (Лк.10,19). Но сатана в облике мамоны снова вознесся до небес, а Церковь не только не решается бросить ему вызов, но мило и благосклонно с ним сотрудничает.
Значит что-то не так. Значит, в церковной ориентации исключительно на личное спасение есть изъян, и очень серьезный. Конечно, сворачивать тысячелетиями проводимую работу по спасению душ было бы безумием. Это главная задача Церкви, хотя и не единственная. Да и отказываться от принципа «неотмирности» Церкви никто не собирается. Церковь и в самом деле «не от мира сего». Она корнями уходит не в землю, а наоборот вверх, в Бога и от Него питается и Им существует. Но в то же время Церковь «в мире и для мира». Она не только «присутствует» в мире, но создана для преображения этого мира. Поэтому Церковь должна не только спасать отдельных людей, но и весь мир. И уж конечно — общество как мир в узком смысле слова. Почему это необходимо?

Во-первых, чем более праведным будет общество, тем большее число его граждан спасется. Ибо общество воспитывает, причем в весьма существенной степени. Думается, что нет необходимости этот тезис подробно доказывать. Всякому понятно, что человек — существо воспитуемое. Но воспитывает не только семья. Может быть, в еще большей степени воспитывает производственный или учебный коллектив, национальная и территориальная среда, клубы по интересам, рынок, СМИ. В общем, воспитывает социально-экономический строй. Разумеется, человек не является на 100% продуктом социума — это вульгарно-материалистический взгляд. Но вовсе не замечать влияния среды — позиция недалекая. Мы видим, каких моральных уродов делает из молодежи нынешний капитализм.

Во-вторых, и это, может быть, самое главное, Господь призывает нас быть не рабами, а сынами Божьими. Призывает участвовать в Его деле, а если нужно — биться за него, быть воинами Христовыми. Ад постоянно воюет с силами света. Христос — победитель ада. Не может и не должно быть так, чтобы Его победа распространялась только на Небо, а земля оставалась бы в плену темных сил. Нет, на самом деле идет война у нас, в нашем мире. Идет в душах людей. Но не только. Общество — одно из главных поприщ этой войны. Христиане должны жить праведно и научить этому других. «Дана Мне всякая власть на небе и на земле», — говорит Господь. В том числе — и над обществом. Но Христос не может силой сделать общество праведным. Это — дело людей, дело Церкви.

Таким образом, Церковь имеет не одну, а две задачи. И обе они связаны — одна поддерживает другую. Ибо праведное общество невозможно без праведности большинства его членов. Но имеет место и обратное, хотя и в более мягкой форме. Правильно устроенное общество увеличивает количество праведников. Иначе говоря, нужно действовать в обоих направлениях: и в направлении личной праведности, и в направлении совершенствования общественных отношений. Наш замечательный религиозный философ Владимир Соловьев об этом писал: «Мы знаем, какую цену могут иметь ходячие ныне заявления, что будто христианство имеет своею единственною практическою задачею нравственное совершенствование отдельного лица и что оно вполне равнодушно к общественному прогрессу. Личное совершенствование может быть отделено от общественного прогресса только на словах, а не на деле, а потому все подобные заявления суть лишь бездельные речи».

Отметим, что «Основы социальной концепции РПЦ» эту истину признают: «Ее (Церкви. — Н. С.) целью является не только спасение людей в этом мире, но также спасение и восстановление самого мира».
По сути дела, так понимаемая социальная деятельность есть дело любви — и к Богу, и к людям. К Богу, потому что выполняет его заповеди; к людям, потому что помогает им победить лукавого. Но у нас, к сожалению, слово любовь понимается исключительно в личном плане. И даже под термином «социальное служение» в Церкви понимается служение отдельным людям вне Церкви и семьи.

Не удивительно, что к «Основам» в среде наших батюшек отношение довольно скептическое. И вот что особенно интересно. Батюшки ужасаются чудовищно низким уровнем нравственности, разгулом пошлости, разврата, бессердечности, глубоким расслоением между бедными и богатыми. Но всякому ясно, что все это — прямое следствие капитализма. Власть мамоны и не может быть иной. Однако батюшки сами, своими перстами спокойно благословляют капитализм и никакой связи между этим и творящимся в стране кошмаром они не видят.

Впрочем, не все. Есть в Церкви люди, которые прекрасно видят полезность совершенствования структуры общества. Но… считают это дело безнадежным. Человечество, мол, множество раз пыталось создать праведное общество и ни разу этого не достигло — столь велика сила первородного греха. Падшее человечество построить социализм без грубого насилия не может. Рая на земле не получится все равно, участвует ли в этом деле Церковь или нет. А вот себя Церковь рискует потерять, поскольку вынуждена использовать не убеждение и благодать, а силу закона, исполнение которого обеспечивается силой. Правда в таком рассуждении в том, что рай на земле действительно невозможен. Ибо подлинный рай предполагает победу над смертью, что будет даровано Господом с Его вторым пришествием. Но возможен «рай на земле» (уже в кавычках), т. е. более совершенное, чем сейчас, общество, социальные отношения в котором основаны на христианской морали. Именно такими попытками были и «Второй Рим» (Византия), и «Третий Рим» (Россия). Неудачи в их построении обусловлены забвением социальной составляющей, а не ложностью самого замысла. Более того, если Церковь не будет бороться за такую «утопию», за такой «рай на земле», то в результате человечество получит «ад на земле», который уже фактически без кавычек наступает с глобальным воцарением мамоны.

Если же наша Церковь по настоящему начнет работать над своей социальной концепцией, то думается, что она возьмет на вооружение не капиталофилию, а совершенно противоположный принцип — христианский социализм. Почему? Да потому, что Церковь — святая, соборная и апостольская. Если Церковь признает себя святой, имеющей основу в Боге, то принятие ею капитализма как вещи, абсолютно противоположной святости, просто исключено. «Не можете служить богу и мамоне». Если Церковь считает себя соборной, т. е. объединяющей людей в любви и истине, то она обязана прийти к заключению, что на основе частной собственности никакой подлинной соборности достичь нельзя. Ибо собственность плодит эгоистов и индивидуалистов. Наконец, если Церковь считает себя апостольской, то она должна последовать за апостолами и в деле устроения социальной среды. Ибо первое, что сделали апостолы после принятия Духа Святаго, и причем все двенадцать, — организовали жизнь общины в условиях общности имуществ (Деян.2, 44-45;4,32-34).

Вот и получается, что капиталофилия — трагическое недоразумение, мешающее Церкви в полной мере проявить свои горние качества.

История капиталофилии

Но как мамона сумел стать столь могущественным? Кто способствовал этому? Какую роль в его воцарении сыграла Церковь? И если обратиться к истории, то мы вынуждены отметить, что возвышение мамоны произошло при неявном попустительстве христиан. Правда, проблему нельзя упрощать.

Ранняя Церковь, еще небольшая и периодически подвергавшаяся гонениям, в основном исповедовала общинную жизнь в условиях общности имуществ. И надо сказать, что такое устроение является лучшим противоядием против мамоны. Став в IV в. государственной, Церковь пыталась влиять на общество и государство Византии в смысле усвоения ими христианских идеалов, выработанных ранней Церковью. Об этом свидетельствуют проповеди великих святителей св. Василя Великого и Иоанна Златоуста. Но на этом пути Церковь постигла неудача, и, в конце концов, между нею и государством было выработано негласное соглашение: устроением общества полностью ведает государство, василевс (благо, он православный), Церкви же оставляется работа по преображению душ отдельных людей. Такое соглашение, закрепленное в «симфонии» между Церковью и государством, вполне соответствовало «умеренной доктрине», которая, как мы видели, адресована к индивидуальным душам, стараясь уберечь их от мамоны, но оставляя общественный строй частнособственническим. С этих времен «умеренная доктрина» и стала господствующей в Византии, а после — и в католическом мире. Конечно, это был исторический компромисс, а вовсе не подлинное универсальное Церковное учение, как это сейчас пытаются представить. Но надо сказать, что и он сыграл свою положительную роль. Порабощенный сребролюбием мир развивал производство, стараясь повсеместно установить рыночно-капиталистические отношения. Но этому мешала Церковь, которая, согласно «умеренной доктрине», требовала от людей не прилепляться к богатству душой. Кроме того, она запрещала взимание процента, парализуя банковскую деятельность.

Решающую победу мамона одержал, введя протестантизм, произведший в имущественной сфере подлинную революцию. Согласно «протестантской этике» умножение своего богатства путем капиталистической прокрутки денег является не только допустимым, но и должным модусом поведения христианина. Делать деньги не только не грешно, но наоборот, является христианской добродетелью. Бизнес из сомнительной с моральной точки зрения деятельности становится самым уважаемым делом христианина. Благодаря этому протестантские страны сделали настолько мощный промышленный рывок, что католикам пришлось скрепя сердце корректировать свою имущественную доктрину, приближая ее к протестантской. Эти концептуальные изменения и подготовили «великую трансформацию», давшую мамоне карт-бланш.

Россия всегда, по промыслу Божию, «опаздывала» с развитием своего мамонизма. Поэтому концептуальный дрейф нашей Православной Церкви был менее выражен, но также происходил в направлении капиталофилии. К началу XX в. наше священство и городской клир, хотя и повторяли основы «умеренной доктрины», но фактически были вполне готовы к принятию эры капитала. Об этом хотя бы свидетельствует вполне спокойное принятие февральской революции. Но Бог судил иначе…

Советский период России следует рассматривать в контексте евангельской притчи о званых на пир (Мф.22,2-14). Там Господь «послал звать званых на брачный пир; и не хотели придти» (Мф.22,3). И в России званые на работу по социальному преображению христиане от этого дела отказывались. И тогда Господь в гневе «сжег город их» (Мф.22,7), а на это служение призвал других «кого только нашли, и злых и добрых» (Мф.22,10), далеко не в брачной одежде и делавших дело по своему разумению. Ибо «званые не были достойны» (Мф.22,8). Большевистские гонения на Церковь, конечно, имеют богоборческую составляющую. Но не следует закрывать глаза на то, что в них явлена и кара Божия за искажение христианского учения о социально-имущественном вопросе. Сам характер гонений об этом говорит. Отрицая необходимость влияния на общество и занимаясь личным спасением, Церковь пострадала от максимально социализированного общества. Отойдя от святоотеческого имущественного учения и встав за частную собственность, она стала притесняемой обществом, строй которого был основан на общественной собственности. Приняв несправедливый капитализм, Церковь пострадала от движения, на знаменах которого была написана социальная справедливость. Отрицая христианский социализм, Церковь стала гонимой социализмом атеистическим.
Конечно, наглая демонстрация воинствующего атеизма перед лицом Божиим даром не проходит. Пришло время — и большевики не избегли Его суда. Но для нашей Церкви урок, полученный ею в XX веке, имеет исключительное значение. Бог дал нам понять, что у Него нет лицеприятия, и искажение имущественного учения наказуемо, и очень строго.

Таков, опять-таки очень неполный, «анамнез» капиталофилии.

Три сценария будущего

Но все это было в прошлом. А будущее? Что нас, православных, и нас, русских, ждет? Думается, что возможны три сценария.

Первый из них такой. Церковь по-прежнему будет продолжать курс на «симфонию» с победившим капитализмом. И постепенно превратится в один из отрядов глобализации. И ничего не случится: те же красивые службы, та же ориентация на личное спасение и полный конформизм с порабощенным мамоной обществом. Она будет внешне благополучно существовать, внутренне утратив ту живительную силу, которой ее наградил Господь. Это путь Лаодикийской церкви. О нем предупреждал наш старший современник, удивительный русский святой Серафим Вырицкий (+1949): «Придет время, когда не гонения, а деньги и прелести мира сего отвратят людей от Бога, и погибнет куда больше душ, чем во времена открытого богоборчества, — с одной стороны, будут воздвигать кресты и золотить купола, а с другой — настанет царство лжи и зла».

Но уж слишком пессимистичен этот могильный сценарий. Поэтому видится другой. Господь вменит в вину Ангелу Церкви, «что ты оставил первую любовь твою» (Отк.2.4), т. е. великую идею создания христианского общества на основе общности имуществ. И нашлет скорби и напасти. Бог ведает, какой вид они примут. Но они будут в десять раз тяжелее гонений советского периода, ибо второй раз за тот же грех Господь наказывает гораздо суровее. Но в результате жуткого катаклизма Церковь выстоит и, наученная горьким опытом, отринет капиталистическое наваждение и все же придет к идее христианского социализма. Это путь Ефесской церкви. Он видится наиболее вероятным. О том, что события будут развиваться именно по этому сценарию, говорят и Апокалиптические пророчества, предрекающие нам не только природные катаклизмы, но и гибель «Вавилонской блудницы», под которой можно понимать западную финансово-экономическую систему. «И купцы земные восплачут и возрыдают о ней, потому что товаров их никто уже не покупает» (Отк.18,11). Тогда возрыдает и наш народ, экономика которого полностью зависит от западной.

Но, как утверждал русский философ Николай Федоров, пророчества имеют условный характер. А потому возможен еще один сценарий — наиболее желательный. По мере усугубления положения нашего народа в Церкви будут возникать движения, борющиеся против глобализации. Они уже есть — имеется в виду движение против ИНН. К сожалению, оно выросло на ложной идее — никаких «трех шестерок» в ИНН нет. Однако наиболее умные сторонники движения понимают, что ИНН — лишь один небольшой шажок на пути к полному «пересчету» каждого жителя, которое совершается мамоной в целях полного контроля над человечеством. Можно предположить, что в дальнейшем идеология движения станет не только антиглобалистской, но и социалистической. Возможно образование и других движений, идущих из народных глубин Церкви. Все это подвигнет наше священноначалие на откровенное обсуждение имущественной доктрины Церкви. И не исключено, что появится смелый и авторитетный церковный деятель, который скажет: «Мы считаем, что социальная истина Христова заключена в общественном устроении, которое ранее называли словом «социализм». Но это должен быть социализм не атеистический, а наоборот, основанный на вере Христовой и утверждающей ее». И слова его будут сказаны со властию, так что будут приняты Церковью как вдохновленные Духом Святым. Это путь Смирнской церкви.
Дай Бог, чтобы этот, последний путь, осуществился в судьбах нашей Церкви.