Он прожил большую жизнь и ушёл из неё относительно недавно, когда ему было уже далеко за 80. Старейшие работники Орловского областного отдела народного образования (обл­оно) наверняка помнят Николая Антоновича Соколова. Известно это имя и бывшим сотрудникам областного управления КГБ СССР, где Николай Антонович служил в пятидесятых годах прошлого столетия.

Ему исполнилось восемнадцать в 1942 году. Когда Красная Армия громила немцев под Сталинградом, Николай был направлен из запасного полка в действующую армию на Калининский фронт. С февраля 1943 года он вел фронтовой дневник, который долгие годы бережно хранился в семейном архиве, а в 2017 был издан отдельной книгой под названием «Моя фронтовая и боевая жизнь».

Чуть больше ста печатных страниц фронтовых впечатлений молодого наводчика 76-миллиметрового орудия Николая Соколова сегодня читаются как откровение. Свидетельства такого рода ещё называют «окопной правдой». Официальная военная историография не очень жалует подобные «записки», считая их лишь сугубо «частным мнением», «ограниченным взглядом» «из-за бруствера своего окопа». Но писатель-фронтовик Виктор Некрасов в своё время получил Сталинскую премию за такого рода воспоминания, написанные в виде повести «В окопах Сталинграда». А дневник Н. А. Соколова, хотя и не отличается изысканностью стиля, воспринимается сегодня, через 75 лет после окончания Великой войны, как подлинный документ эпохи. Такое не придумаешь…

«15.03.1943. Южнее дер. Восходы. Наконец-то догнали противника. Мы в 2-х километрах от райцентра Восходы Смоленской области. Противник уже не отступает, а упорно удерживает позиции. Двое суток идут тяжелые бои… Противник засёк нашу батарею и методическим огнем продолжал обстреливать её. Спасаясь от осколков и снарядов, приходилось падать прямо в воду и грязь. Обсушиться негде. Решили развести костёр. По дыму противник ударил снарядом. Одного убило, другого ранило. Мне пробило осколком шинель… В этих боях я услышал впервые залпы «Катюши». Выстрела у неё нет. Создаётся впечатление грозовых раскатов. Полёт её снарядов можно наблюдать. Действие их уничтожающее… С продуктами питания обстояло очень скверно. Подвозу не было, техника вязла. На день давали два сухаря и 100 гр. гречневой крупы. Дня три питались павшей лошадью…
Замечательным кушаньем была жареная рожь, которую раскопали в сгоревшей дотла деревне…».

«18.07.1943. Лес южнее д. Панево Орловской области… Я вступил на территорию родной области. Встречается и население. Но обычаи и культура населения ближе подходит к Смоленской или ещё какой, но только не Орловской. Жители здесь ходят в лаптях и в самотканых юбках и пиджаках, что трудно встретить у нас. Да и по говору резко отличаются от жителей моей родины… Движемся вдоль фронта. Очевидно, туда, куда мы едем, стягиваются силы для нового удара… Впервые за дни войны и службы я здесь увидал яблоки…».

«20.07.1943. Лес южнее д. Низина. Орловская область. Марш совершили благополучно. Но не без приключений. Дело в том, что сейчас мы движемся по территории противника, на которой сражаются против нас русские легионеры из армии генерала Власова. Эта сволочь ещё отчаяннее сопротивляется, чем немцы. Те хоть сдаются в плен, а легионеры никогда. Они одеты в гражданскую или красноармейскую форму, с оружием нашим или немецким. Уже немало мы их вешали, как собак, на суках. Вот эта форма-то часто вводит в заблуждение и получаются неприятные случаи…».

«6.10.1943. д. Жиганово, 10 км от ст. Брянск… Нам пришлось проехать по многим местам Орловской области… Встречали целые районы, совершенно не тронутые войной. В настроении и мировоззрении народа произошли некоторые изменения. Многие рады приходу частей Красной Армии. Некоторые не особенно, как видно по разговору и отношению, так как много русских мужей и сыновей на службе у немцев. В общем, можно сказать, что произошли социальные изменения в некоторых умах… Многие немецкие слова уже вошли в разговорную речь за три года…».

«22.03.1944. Северо-западнее дер. Денисово Калининской обл. Все сильно устали. Ведь уже 10 месяцев безвыходно в боях. Да ещё какие бои, кровь рекой льётся. Но мы идём вперёд. Не теряю надежды на то, что мы должны всё-таки сняться с этого участка — или в тыл, или на другой участок фронта. Иначе дней через десять здесь совсем завязнешь, и ноги не вытащишь…».

«8.04.1944 года, район Мельницы Калининской обл. …Я пробирался с НП в тыл. Не доходя 200 м до батареи, я оказался в зоне разрывов снарядов. Немцы били из тяжелых орудий. Меня спас ровик, который наполовину был залит водой. Мне пришлось погрузиться в воду и пробыть так не менее получаса. Как не хотелось умирать, когда я знал, что иду в последний раз с передовой и дальше мой путь — в тыл, где есть надежда отдохнуть…».

«25.01.1945. 54 км восточнее Кенигсберга. Из Инстенбурга мы выехали ночью… Немцы поспешно отступают. Вчера прошли 32 км. Вот сейчас снова вступаем в бой. Нет сомнения, что в ближайшие месяцы мы с Пруссией разделаемся. Постепенно стали встречаться жители. Немцев очень мало.
Большинство литовцы, поляки и наши угнанные белорусы и украинцы. Они удивляются количеству наших войск и техники. И действительно, такого количества техники и людей мы сами не видели. Очевидно, начинается последний штурм Германии. Может быть, скоро воссияет солнце победы и над нами у стен Кенигсберга…».

Подготовил
Андрей Грядунов.