Интервью с ученым социалистической ориентации, воспитанным не в СССР

Представлю своего собеседника: Дмитрий Александрович Лукашевич, родился в Орле, с отличием закончил юридический факультет МГУ, где позже и преподавал, кандидат юридических наук, член КПРФ, член совета РУСО (общество российских ученых социалистической ориентации).

— Дмитрий, вы родились в 1988-м. Когда развалили СССР, вам было три года. Когда танки стреляли по Верховному Совету, — пять. То есть вся ваша сознательная жизнь пришлась на эпоху «свободной, демократической России, страны возможностей», как пишут на плакатах. И при этом вы убежденный сторонник социализма. Социалистические взгляды многих из тех, кто жил при СССР, в вульгарных кругах принято объяснять влиянием «атавистичного» советского прошлого. Дескать, ничего с этими «совками» не поделаешь, нужно просто подождать, когда они вымрут, и на смену им придет новое поколение. Вдруг бац — это новое поколение приходит, и его представители вновь выбирают социализм. Давайте поговорим о том, что определило этот выбор.

— Всякий нормальный, думающий человек, сравнивая капитализм и социализм, рано или поздно выберет социализм. В начале 90-х его уже не было, но человеческие отношения сохранялись. Еще свободно, как раньше, ходили в гости, помогали друг другу, во дворах было полно детей, за которыми никто не присматривал, никому в голову не могло прийти чего-то опасаться. Так что я еще застал дух советского времени. Если в СССР говорили, что впереди — светлое будущее, то теперь позади — светлое прошлое. Мировоззрение начинает формироваться с детских лет. Когда тебе рассказывают, что твоя страна была могучей и ее уважал весь мир, что было пятнадцать республик, а теперь одна, ты подсознательно тянешься к тому образу, потому что каждый хочет, чтобы его семья была полной, а Родина великой. Взрослея, задумываешься о несправедливом разделении общества на богатых и бедных, начинаешь изучать советскую систему и понимаешь, насколько она была человечной.

— В школьные годы не возникали мировоззренческие дискуссии с учителями?

— Возникали, причем абсолютно демократические, без какого-либо давления. Нам не давали установок — ни советских, ни антисоветских, была полная свобода мышления. Надо отдать должное учителям старой, советской модели образования. Они действительно формировали думающего человека. Я до сих пор благодарен педагогам родной 28-й орловской школы, директору Александру Ивановичу Волчкову, завучу Сергею Николаевичу Дрожжину. Меня никогда не зажимали, всегда помогали советами, литературой, направляли на олимпиады по праву, истории и экономике.

Учились основательно. В 11-м классе я прочитал все основные кодексы — Гражданский, Семейный, Трудовой, Уголовный. Более 500 статей я знал наизусть. К окончанию школы в 2005 году мы действительно были готовы к тому, чтобы поступить на юрфак МГУ. Но из Орла он все равно казался недосягаемой высотой.

Поэтому когда я поступил и обнаружил, что даже на втором курсе не все читали Гражданский кодекс, я испытал легкий шок. Мы это «прошли» уже в школе. В Орле были разные ребята, но не наблюдалось такого контраста. На юрфаке столичного вуза оказались либо отлично подготовленные и талантливые студенты, либо такие, что вряд ли смогли бы ответить на вопрос: «Что такое право»? За этой, последней, категорией, тем не менее, в большинстве случаев уже были зарезервированы места в уютных кабинетах. Министрами неучи, конечно, не станут, но спокойная и сытая жизнь им гарантирована.

После аспирантуры я некоторое время преподавал на юрфаке МГУ, но в итоге все равно пришлось делать выбор — одна комнатка в столице (на всю семью) или квартира в Орле. Нынешней власти я благодарен за единственное — она научила меня рассчитывать только на собственные силы. Этим мое поколение действительно отличается от советского. Мы не доверяем власти и не полагаемся на неё. Я не пойду в собес, чтобы узнать, какие мне положены льготы.

— Подождите лет двадцать, может, и пойдете.

— Пока приходится думать, как заработать. Мама переживала и просила — найди постоянное место, чтобы заслужить пенсию! Я её «успокаивал» ещё несколько лет назад — когда подойдет моё время, пенсии, скорее всего, не будет. И оказался прав. Сначала повысили пенсионный возраст, а лет через пять-семь, глядишь, начнется пропагандистская кампания «Все порядочные люди не должны сидеть на шее у государства. Пенсия — советский рудимент, она должна уйти в прошлое!». Появятся дяди и тети, которые будут говорить, что в 90 лет они чувствуют себя молодыми и что их оскорбляет слово «пенсионер».

— Не хотите продать эту идею кому-нибудь во власти?

— Думаю, что власть над этой идеей уже работает.

— Для такой власти социалистические взгляды представляют реальную угрозу.

— Недовольство может вспыхнуть в любой момент. Показательны в этом смысле 2011—2012 годы. Кто бы мог подумать, что на улицы выйдут сотни тысяч человек, большую часть которых составит молодежь? Протесты шли в то время, когда нам говорили, что положение стабильно, а у президента — дико высокий рейтинг. Сегодня он, даже по официальным данным, существенно ниже.

— Охарактеризуйте как юрист нынешнюю политическую систему в России.

— Характеризую: сделано всё для разграбления.

— В корректной терминологии.

— Абсолютно авторитарный режим. Жёсткий контроль над средствами массовой информации, избирательной системой — идут, по существу, не выборы, а назначения нужных лиц; абсолютный контроль над губернаторским корпусом и парламентом. Совфед, в целом, — это карманный орган, штампующий уже принятые решения.

Сегодня Конституция воспринимается как набор экстремистских лозунгов — настолько провозглашённые ценности далеки от реальности. В интернете есть видео, можно посмотреть, как люди у Госдумы вслух читают Конституцию, а их забирают в полицию.

— Читающих, по всей видимости, было более одного, и у них не было разрешения на митинг.

— Для того, чтобы читать Конституцию, разрешение не требуется. Это Основной Закон государства, а не «Майн кампф» Гитлера. Конституция имеет прямое действие, я могу ссылаться на неё в суде, в споре с продавцом, где угодно, это моё право. Но сегодня в нашем государстве Конституция — самый неуважаемый закон. Даже студенты юрфака смеются над ней, не видя никакого смысла её изучать — примеров, когда судья ссылается на ту или иную статью Конституции, ничтожно мало. В конце нулевых я принимал участие в одном таком процессе. Требовалось отменить обеспечительные меры, которые, по заявлению банка, суд наложил на расчётный счёт. Судья, по нашему заявлению, принял решение об отмене обеспечительных мер, сославшись… на статью Конституции. Представители банка пришли в бешенство: «Что, для него нормальных законов нет?!». Они были уверены, что судью подкупили!

— Поговорим об экономике. Социалистическая ориентация не перебивается перспективами, которые даёт российский капитализм?

— Моя социалистическая ориентация только укрепляется. Заводы, построенные в СССР, не ушли в небытие с окончанием советской эпохи. Они кормят нас до сих пор. Но советский запас расточается и истощается. В 90-х годах прошлого века говорили о том, что орловский общественный транспорт необходимо списать как выработавший ресурс. Однако эти троллейбусы и трамваи, в некоторые из которых уже заходить страшно, эксплуатируются до сих пор. Более чем за четверть века своего существования новый российский капитализм не смог справиться даже с задачей замены устаревшего орловского транспорта.

В Москве, где сосредоточено 80 процентов финансов страны, этой проблемы, конечно, нет. Но при такой политике большинство регионов обречено ходить с протянутой рукой.

— Поясните.

— Поясняю. Сегодня, как утопающий за соломинку, хватаются за идею государственно-частного партнерства, на уровне регионов принимают «стимулирующие» законы, государство умоляет бизнес активнее участвовать в решении социально значимых задач. Почему при социализме этой нужды не было? Потому что при плановой экономике государство не выпрашивает подачки, а само концентрирует ресурсы, это же очевидно! Если советское предприятие получает прибыль и почти всю ее — 80 процентов — перечисляет в бюджет, то эти 80 процентов в бюджет и приходят. Сегодня в капиталистической России перечисляют в разы меньше. Если перечисляют вообще — можно «вовремя» обанкротиться, спрятать деньги в оффшорах и т. п. Советской власти нужно было строить школы, дороги, заводы, больницы, поликлиники, закупать транспорт, и средства у государства на это были. Сегодня те же проблемы — нужно строить дороги, заводы, школы, больницы, но денег у государства нет!

— В результате по разбитым дорогам ездят дорогие машины, владельцы которых матерят власть, позволившую им разбогатеть. Какая ирония…

— Мелкая частная собственность была закреплена ещё в Конституции СССР 1936 года. Даже когда вводили НЭП, говорили — да, мы используем рыночные механизмы, но для построения социализма. В перестройку, наоборот, использовали плановые механизмы для его разрушения. Ленин утверждал, что кооперативы — путь в коммунизм. Горбачев тоже хвалил кооперативы, но говорил, что это путь к рынку. Сталин писал, что на предприятии должен быть хозяйственный расчёт, это нормально. Горбачев добавил — «полный хозяйственный расчет и самофинансирование». Иными словами — полное самообеспечение. На государственном предприятии может быть полное самообеспечение лишь при условии, что государство с этого предприятия уйдет. Страну силком затаскивали в рынок. Последствия видим.

— Вам укажут на Запад, который живет неплохо.

— Запад, разграбивший весь мир, не подходит в качестве универсальной экономической модели. Можно говорить — посмотрите, сколько там богатых! Так делает «элита» с психологией лавочников. А можно смотреть в том же направлении и поражаться огромному количеству бедных. Это позиция власти социально ориентированной, понимающей, что бедных на Западе гораздо больше, чем богатых. Это два мировоззрения, которые никогда не поймут друг друга. Попробуйте доказать, что при социализме не заботились о первоочередных потребностях граждан. Что человеку нужно в первую очередь? Не машина. Ему нужны жилье, дешёвые продукты, доступная медицина. В СССР существовали даже элементы коммунизма — бесплатное жилье предоставляли не по труду, по потребности. Сегодня у нас капитализм. Мы стали богаче? Кто-то — да. А большинство?

— Возникает вопрос, как примирить социалистические убеждения с реальностью, требующей капиталистической изворотливости. Например, в Орле столько народу перебежало из КПРФ в «Единую Россию»! Обратно — ни одного. Вас не подмывает сделать карьеру?

— Помните, по радио без остановки крутили Газманова: «Единая Россия, в единстве наша сила, так было и будет всегда». Правда, потом он стал петь другую песню: «Я рожден в Советском Союзе, сделан я в СССР» и «Как мы сможем победить, если нас легко купить?».

— Это тяжелая судьба артиста…

— Если бы я хотел сделать карьеру, то давно бы вступил «куда надо». Вы знаете, сколько среди нынешних капиталистических предпринимателей настоящих сторонников социализма?! Они-то прекрасно понимают, как работает экономика! А то, что в КПРФ оказалось много перебежчиков, это хорошо.

— Почему?

— А зачем партии неустойчивые люди? При Ленине и Сталине не было 18 млн. большевиков. Но это была партия бойцов. А при Брежневе и Горбачеве 18 млн. с лишним членов КПСС было, и они похоронили страну. Я с огромным интересом читал стенограмму 10 съезда РКП(б), на котором принималось решение о переходе к НЭПу. Обращение к Ленину — Ильич. Представляете, если бы Брежневу так: «Ильич, пойдёшь в президиум»? Или к Черненко: «Устиныч, как ты? Пойдешь?». Ленин был первым среди равных, его свободно критиковали, в том числе и депутаты из Орла. Шла открытая дискуссия. В конце стенограммы — информация о том, сколько депутатов сидело по царским тюрьмам и каторгам больше пяти лет, десяти лет, пятнадцати лет! Это были борцы, которые выстрадали свои убеждения и не боялись за них умереть. Если б такие люди перебежали в другую партию, вот это была бы беда. А нынешние что? Ветер дует, они и летят.

— Так что такое социализм, если коротко?

— Это значит жить по совести и воплощать данный принцип всюду — в экономике, политике, идеологии. Лучше социализма только коммунизм, но для него нужны особые люди. Не случайно говорят, что первым коммунистом был Иисус Христос.

Вопросы задавал
Сергей Заруднев.