Афганистан в нашей истории — как безвозвратно ушедшее прошлое с нечеткими иллюстрациями. С одной стороны — «интернациональная помощь», названная позже военным вторжением и осужденная той же страной (или ее преемницей), которая эту помощь оказывала. Затем невнятная позиция по поводу двадцатилетнего присутствия в том же Афганистане американцев и их союзников (если американцы пришли и так долго сидели, может, и у Советского Союза были основания?). Затем насмешка, смешанная с тревогой, после спешной американской эвакуации, создавшей напряжение на наших южных границах. Афганистан — вновь тема.

Вспомним хотя бы тех, кто был причастен к этой истории, когда ее творила наша страна. Вспомнить всех, разумеется, не получится, поэтому поговорим с тем, кто создавал в Орловской области общественную организацию ветеранов боевых действий, в момент ее основания на 90 процентов состоявшую из ветеранов-«афганцев», и полтора десятка лет эту организацию возглавлял.

Александру Щепетину недавно исполнилось 60. В Афганистан он уехал старшим лейтенантом, вернулся оттуда капитаном. Щепетин при всей своей дипломатичности никогда не врет. За это Александра Владимировича и уважаю. И не я один. Он не будет повторять общие места, стараясь совпасть с «текущим политическим моментом», не станет ничего сглаживать и приукрашивать. Он имеет право говорить про Афганистан правду, поскольку видел ее изнутри. Главное — мой старый знакомый никогда не будет говорить лозунгами. От них всех нормальных людей, включая самого А. В. Щепетина, рефлекторно тошнит. Было — так было, а чего не было, того и придумывать не стоит. Афганистан был. Каким его помнит бывший, но по-прежнему очень авторитетный руководитель ветеранской организации? Что он, офицер, думает в связи с появлением новой-старой темы о настоящем и будущем? Словом, события и люди в афганском преломлении.

— Александр, людей нашего поколения, тем более, тех, кто воевал в Афганистане в 80‑х, не оставляет ощущение дежавю. Советский Союз присутствовал в Афганистане 10 лет, США — 20, а будто ничего и не изменилось. Афганистан — средневековый, непонятный, остался равнодушен и к тем, и к другим. Мы пытались построить там социализм, американцы нечто свое по собственным лекалам, а итог одинаковый.

— Не совсем. Власть после нас досталась Наджибулле. Его свергли те, против кого мы воевали. Их в 1996 году сверг Талибан (организация, запрещенная в России). Затем пришли американцы и вышибли сам Талибан, причем не своими руками, а финансируя тех, против кого воевали мы. Затем снова пришел Талибан и вышиб тех, кого финансировали американцы и против кого мы воевали. Такой вот получился закрученный сюжет.

— Наджибулла после вывода советских войск продержался у власти почти три года и был убит только после того, как его, по сути, предала новая российская власть, предававшая тогда всех своих союзников. А талибы взяли Кабул едва ли не на следующий день после того, как оттуда ушли американцы. Наша модель Афганистана оказалась жизнеспособней?

— Я не стал бы преувеличивать жизнеспособность этой «модели». С одной стороны, мы действительно помогали Афганистану, причем простым его людям, и этим я по-настоящему горжусь. Но я разговаривал со многими, кто в 80-е приехал в СССР, в том числе в Орел, из Афганистана учиться. Как правило, это были военные. Ни один из них после вывода наших войск в Афганистан не вернулся. Знали, что их ждет… Что касается недавней афганской власти, которую поддерживали американцы, то она прогнила настолько, что армия даже не думала ее защищать. Все видели, сколько мешков денег тащил в свой самолет беглый президент Афганистана — часть даже бросить пришлось.

— Он был счастлив, когда улетал, просто расплывался в улыбке.

— Он был несчастлив — не все мешки влезли. Талибам никто не оказывал сопротивления. Упирались кое-где только силы специальных операций. Но это спецназ, он малочисленный, им войну не выиграть. Армия бежала и сдавалась.

— Сегодня показывают «их» ветеранов Афганистана, гневных и скорбящих политиков, цитируют заголовки западных газет: «Во имя чего гибли наши парни?». Крушение политики и полное непонимание, во имя чего все затевалось и длилось 20 лет. Ты свой афганский период вспоминаешь не с такими же чувствами?

— Самое неприятное заключается в том, что наше государство посчитало нас изгоями и до сих пор так считает.

— Вас — ветеранов-«аф­ган­цев»?

— Да.

— В каком смысле — изгоями?

— Верховный Совет СССР в 1991 году осудил вторжение советских войск в Афганистан, и это решение не отменено до сих пор.

— Это был уже не тот СССР, что вводил войска в Афганистан, и даже не тот, что их оттуда выводил.

— Не важно, это не меняет сути. Фактически наша власть нас осудила. Официальная позиция заключается в том, что ввод войск в Афганистан был ошибкой. То есть непонятно зачем мы туда зашли и что там делали. С тех пор тридцать лет прошло, но государственная трактовка событий не изменилась.

— А что говорят твои личные впечатления, воспоминания молодости?

— Когда молод, тогда и трава, понятное дело, зеленее. Раз послали — нужно было служить. Как говорится, военные должны воевать, а политики — придумывать оправдание. Но они даже оправдания не смогли придумать. О чем тут говорить?

— Что входило в твои обязанности в Афганистане?

— Скажем так: обеспечение связью высшего руководства Советского Союза. Чтобы мы спокойно могли обеспечивать, рядом с нами стоял разведывательный батальон — охранял…

— Почему смеешься?

— Большинство убеждено, что такого попросту не может быть. Было и не такое… Фактически мы не подчинялись руководству 40-й армии, оперативное руководство нами осуществляли из Ташкента. К боевым операциям прикомандировывали по согласованию оттуда.

— Сколько длилась афганская командировка? Или их было несколько?

— Нет, одна. Длилась два с половиной года.

— Ты уже был женат?

— Да, жена осталась в Орле. Когда уезжал, дочке еще двух лет не было. Когда вернулся, ей было уже больше четырех. Долгое время она ко мне привыкала.

— Почему?

— Жила одна с мамой, а тут приезжает какой-то дядька…

— Так чем для тебя оказались эти два с половиной года — опытом, сожалением, потерянным временем?

— Жалеть о том, что ты сознательно, как говорится, в здравом уме и в твердой памяти, делал — значит не уважать себя. Это моя жизнь, значительная ее часть. И если она прошла так, значит так было нужно.

— А что, была возможность выбора?

— Перед отправкой меня с сослуживцами — человек десять всего — вызвали и спросили, готовы ли мы к командировке в Афганистан. Все сказали, что готовы, а я сказал, что не готов. Дочка маленькая, из долгов едва выбрались, только все начало налаживаться, а тут…

— Как долги образовались?

— Прибыл к месту службы с женой, получили квартиру — голые стены. Из мебели — только солдатская кровать, подарок воинской части. Пришлось всё покупать в кредит, поэтому несколько месяцев питались макаронами. В общем, десять, или около того, человек сказали, что ехать в Афганистан готовы, а один я — что не готов. Но в результате в Афганистан из этой группы поехал один я.

— Сработали армейские психологи, они в подобных делах сразу отсекают неумеренных оптимистов, убежденных в том, что готовы ко всему. Такие при столкновении с реальностью могут впасть в глубокую депрессию, что плохо для боевой задачи… А у человека сомневающегося нет иллюзий, значит разочарований тоже не будет. Боец без розовых очков психологически устойчив, он задачу выполнит.

— Не скажу, что у нас были крутые психологи.

— У них были хорошие методички. Подобных историй масса, они случались сплошь и рядом. Готовность выполнять «интернациональный долг» — это для газет. Те, кто принимал решения, обращал внимание на другие качества. Что ты скажешь про афганский менталитет? Это общество настолько религиозно или просто ни на что не похоже и его нужно оставить в покое?

— Насчет религиозности — глубоко не погружался, но призывы муллы к молитве в шесть утра доставали серьезно. Я был в Афганистане с 1985-го по 1987‑й. Общество религиозное, но о нынешнем фанатизме и радикальном исламе мы тогда даже не слышали. В Кабуле я встречал местных девчонок в джинсах… Афганские дети очень хорошо говорили по-русски, и им очень нравилась их жизнь. Рассказывали о своих родственниках в СССР — узбеках, таджиках (Афганистан — страна многонациональная). Спрашиваешь — хочешь в Союз? Нет, отвечают, там учиться надо! Лет десять — двенадцать мальчишкам.
Собирался как-то проехать «по местам боевой славы», но финансово не потянул. Зато общался с тем, кто съездил. К русским — «шурави», в Афганистане очень хорошо относятся. Наши ветераны встречались, причем очень тепло, с теми, против кого воевали. Те на встречах чуть ли не обнимались.

— Почему?

— Мы, по их мнению, в отличие от натовцев, «воюем честно и ничего не боимся». Последнее, по всей видимости, про русскую безбашенность. Американцы, если им сказали надеть каску и бронежилет, при 50-градусной жаре это делают. Упущение хоть в одном пункте — и в случае ранения или, не дай бог, гибели, ты и твоя семья страховку не получат. Хоть так, но приучили к дисциплине. А у нас — жарко… Снял броник, повесил на дверь, поехал…

— Зато афганцы уважают.

— Может, в молодости и для них трава была зеленее, но к нашему поколению ветеранов они действительно относятся чуть ли не с почтением. Но не за разгильдяйство, конечно.

— Рискни сделать прогнозы на ближайшую перспективу.

— Они не оригинальны. Ничего радикального первое время не произойдет. Затем Талибан укрепится во власти и постепенно туда начнут подтягиваться люди из Средней Азии, начнут поднимать голову радикалы на Кавказе. Чтобы заниматься политическими прогнозами, нужно обладать всей полнотой информации. Но лучше для нас, наших баз на Юге точно не станет.

— Переговоры с Талибаном, признанным террористической организацией, уже ведутся. Следующий шаг — признание?

— В 2003 году Талибан был признан террористической организацией в ООН. Сначала ООН должен изменить свою позицию.

— Процессы могут идти параллельно. Тебя же в числе других ветеранов Афганистана наше государство осудило как человека, «зашедшего» в чужую страну по ошибке… Но это не помещало тому же государству поддерживать ветеранское движение, которое ты возглавлял в Орловской области целых 16 лет. Всякий побывавший в Афганистане наверняка приходит к выводу, что в этом мире возможно все.

— И не побывавший тоже. Посмотрим.

Вопросы задавал
Сергей Заруднев.