Подробный разговор с главным архитектором области не только об архитектуре.

— Ваагн Ваникович, не сочтите за комплимент, но вы как белая ворона среди своих высокопоставленных коллег — открыты для общения, не боитесь высказываться по спорными или острым вопросам и имеете, не скрывая этого, свою точку зрения. С редким постоянством возникают слухи, что вы вот-вот будете уволены. Причем передают эту информацию не болтуны и не трепачи. Кем или чем, по-вашему, вызваны эти слухи? Или это не слухи?

— Это просто слухи.

— Хорошо, тогда уточню вопрос. Недавно мне принесли документ, подписанный вами еще в августе, о селективном сборе отходов…

— Да.

— И с рекомендацией проект­ным организациям не планировать дома с мусоропроводом.

— Да.

— Сейчас конец октября, то есть документ пролежал достаточно долго, и принесли его мне из организации, скажем так, не враждебной В. В. Потомскому.

— Так.

— То есть у меня возникло впечатление, что вы раздражаете не только людей, привыкших делать карьеру на основе абсолютного послушания и услужливости, но и некоторые структуры, которые видят в вас угрозу своему бизнесу, а это гораздо серьезнее. Не отсюда растут слухи?

— Ну, откуда-то они растут. Я считаю, что честно выполняю свою работу. Я поставлен здесь для того, чтобы соблюдать интересы граждан, в первую очередь. Если я уйду со службы и перейду в бизнес, потребуется, понятно, соблюдать интересы бизнеса. С бизнесом нужно, конечно, вести диалог, объяснять, разъяснять. Порой интересы граждан и бизнеса совпадают. Но в Орле сложилась такая история… Как вы сказали — исполнители слепо исполняли волю руковод­ства, ну и власти тоже старались «никого» не раздражать. Результаты такой политики мы видим, они очевидны. Есть регионы, которые развивались, взять тот же Белгород, тот же Курск, не будем далеко ходить. А в Орле, начиная с постсоветского периода и до сего дня, я бы не сказал, что какой-то прогресс заметен.

— Вы рассуждаете как архитектор?

— Да, как градостроитель.

— Дам свою оценку как журналист, а вы скорректируйте, если сочтете нужным. Вся градостроительная политика в Орле за указанный вами период заключалась в том, что люди, в подавляющем большинстве, правдами и неправдами получали участки земли, строили на них доходные дома, выжимая максимум выгоды, совершенно не заботясь о затратной социальной инфраструктуре.

— Немножко не так, тут вы на потребительский уровень спустили этот вопрос. На самом деле, все гораздо серьезнее. Здесь вообще не было общей градостроительной политики. Сказанное вами — лишь маленькая часть того, что происходило. Налицо достаточно серьезные градостроительные ошибки. Причем особенно ярко они проявлялись даже не в Орле, а в районах. Совершенно непродуманно, например, областной центр оброс десятками коттеджных поселков. Контроль за процессами, вообще градостроительная политика отсутствовали.

— Может быть, в этом политика и заключалась?

— Вы знаете, нет. Это отсутствие политики, недальновидное и неграмотное руководство. А я просто хочу честно выполнять свою работу. Как врач, допустим, видит больного и честно его лечит.

— То есть у вас изначально неверное целеполагание. Задача, скажем так, некоторых представителей власти — заработок, ради чего принято идти кратчайшим путем. Вы станете на этой дороге препятствием.

— Если вы к этому клоните, то скажу прямо: Потомский пригласил меня сюда с одной целью — навести в градостроительной отрасли порядок.

— Не ощущаете себя Дон Кихотом?

— Нет, не ощущаю. На самом деле, для меня это не впервой. Мне приходилось наводить порядок, скажем, в Республике Судан, где дела обстояли гораздо хуже. Поверьте, за два года пребывания в Судане я сумел в градостроительной сфере много сделать, систематизировать, регламентировать и создать достаточную документальную базу для дальнейшей работы. И с честью из Судана уехал, оставив о себе только хорошие воспоминания и сохранив добрые отношения с руководством республики. При этом еще поучаствовал в налаживании дружественных отношений между Суданом и нашей страной.

— Аналогии с Суданом уместны?

— В некоторых вопросах — вполне.

— Регламент, который вы там выработали, не был уничтожен после того, как вы уехали?

— Нет, конечно, он работает. Там остались два моих студента, закончившие университет им. Патриса Лумумбы. Они суданцы. Постоянно созваниваемся, какие-то советы спрашивают.
Так что, надеюсь, мы и здесь достаточно быстро наведем порядок. Можно сказать, что в определенном смысле уже навели.

— Похвалитесь. Что можете записать себе в актив?

— Мы сконцентрировали, это было первым шагом, полномочия, находившиеся прежде у муниципальных образований. Вопрос был в чем… В какой-то момент был упразднен институт главного архитектора Орловской области. Вообще управления архитектуры, как такового, не было, а формат структуры уменьшили до трех человек в виде отдела при департаменте строительства — трех архитекторов, которые сидели и отписывались по разным формальным московским строчкам — документы Минстроя, отчеты и все такое. Контроль за действиями муниципальных образований, могу смело сказать, практически не велся, хотя это входило в полномочия. Не велся просто из-за отсутствия физической возможности. Три человека не могут справиться с такими объемами. Формат структуры мы расширили. Мое предложение было — до 75 человек, но в связи с тяжелой ситуацией в стране и отсутствием денег в бюджете мы в составе управления архитектуры утвердили 33 человека. Людей вводим в штат по мере необходимости, это некое испытание на прочность. То есть двадцать один человек, который уже принят, с трудом, но со своими обязанностями справляется. Когда видим слабое место, берем дополнительного сотрудника.

— Ну, это вы рассказываете про набор в армию, так сказать. А где результаты «боевых действий»?

— Результаты очевидны. Градостроительных ошибок, бывших прежде, уже нет. То есть существует определенное сито, через которое нужно пройти, преж­де чем получить разрешение что-либо строить. Теперь приходится строго соблюдать нормативы…

— Вы используете корректное слово «ошибки», избегая слов «злоупотребления», «преступления»...

— Я вообще не сторонник данной терминологии. Во-первых, потому что это не моя компетенция. Во-вторых, сколько существует человеческий род, столько… люди и злоупотребляют, это жизнь. Наша задача данным злоупотреблениям не способствовать. Что касается непосред­ственно управления архитектуры, то прошли уже две прокурорские проверки, мы сами их инициировали. Последняя закончилась неделю назад, могу сказать, что у нас все в порядке. Есть небольшие замечания по времени принятия некоторых решений, но на то имелись объективные причины. Главное, что управление работает, и уже, например, не возникают торговые комплексы на магистральных водоводах.

— Где случалось подобное?

— В Нарышкино, например, построили объект на пожарном гидранте. Потом только обнаружили. Смешно даже, да? Однако инвестор вложил деньги. В случае пожара будет уже не смешно. Подобных примеров много, не будем тратить время на их перечисление.

— Вы как-то бережно обходите критикой город Орел, или это у меня такое впечатление складывается?

— Нет, в Орле были серьезные ошибки и с точки зрения градостроительных решений, и с размещением некоторых объектов. Строительный комплекс города очень тяжело воспринял то, что строить теперь — хочешь, не хочешь — придется по нормативам.

— Подробнее, пожалуйста.

— Вчера я имел разговор с двумя известными орловскими строителями, фамилии называть не буду. Их очень сильно возмущает необходимость создавать парковки. Мы требуем, чтобы обязательный норматив — одно парковочное место для одной квартиры — соблюдался. Коэффициент ноль тридцать пять — это гостевые стоянки, ноль шестьдесят пять — для хранения автомобиля жильца. Некоторых это раздражает. Говорят: «У нас еще не готово…». Знаете, данный вопрос, как свидетельствует история архитектуры, возникал с определенной периодичностью в самые разные эпохи. Раньше вместо гаражей строились манежи для лошадей. Рядом с Кремлем даже. И в Петербурге в центре города тоже стоит манеж. Это ничто иное, как гараж. Потом возникли автомобили. Сегодня у каждой семьи есть хотя бы одна машина..

— Не у каждой, скажем так.

— Орел в этом смысле находится наверху списка. Занимает пятое или шестое место среди всех городов России. Казалось бы, при таком маленьком областном бюджете… Однако, люди здесь, в отличие от других регионов, ездят на очень хороших автомобилях. В Иваново, например, такой роскоши не увидишь.

— Этот необъяснимо высокий уровень жизни некоторых граждан не связан с тем, что вы называете словом «ошибки»? В моей терминологии — «злоупотребления», «преступления»?

— Это не моя часть истории. Факт есть факт. Стоит новый двенадцатиэтажный дом. Посмотрите, какие машины стоят перед домом.

— Вы человек опытный, и знаете всю изнанку строительного бизнеса, в том числе и ту, что связана с греховностью человеческой природы. В беседе с упомянутыми вами застройщиками, не готовыми соглашаться с обязательными требованиями, вы не упоминали, что проблему парковок можно решить за счет уменьшения нормы прибыли?

— Собственно об этом и идет речь. Проблема в том, что у многих застройщиков сложилось убеждение, что создание парковочных мест — это обязанность города. Город должен построить гаражи и все остальное. В итоге что получается? Приезжаем в новый микрорайон, не буду называть, какой, вы лучше меня знаете. Вечером, не дай Бог, кому-то понадобится карета скорой помощи — машина может не проехать. Все заставлено. Почему?
По «гостевому коэффициенту» (ноль тридцать пять) застройщик на десять квартир создает три машино-места, после чего считает, что свою задачу выполнил. А вот то, что коэффициент ноль шестьдесят пять машино-мест для хранения транспорта жильцов тоже должен соблюдаться, так это «потом, когда-нибудь»… То есть никогда. Или приносят справки, что есть некий гаражный кооператив, где можно решить данную проблему, поставить машины там. Когда начинаем разбираться, выясняем, что один и тот же гаражный кооператив выдал двадцать таких справок! Понимаете, да?

— И хозяин этого гаражного кооператива ездит теперь на дорогом автомобиле, какой редко увидишь в Иваново. Понимаю. Я к чему задал вопрос о норме прибыли? В любой момент можно начать кампанию, которая будет заключаться в следующем. Главный архитектор Орловской области со своими академическими представлениями о цивилизации ведет дело к удорожанию жилищного строительства, в результате чего тема доступного жилья станет закрытой. Повторю вопрос: парковочные мес­та реально создавать за счет сокращения размеров прибыли, которую застройщик кладет себе в карман? Или нет?

— Проблема не в этом. Проблема заключается в том, что некоторым застройщикам в Орле, и не только в Орле, земля обходится дороже, чем другим застройщикам. Наша задача — обеспечить всем строителям равные стартовые возможности. Тогда вопрос парковок отпадет сам собой.

— Вы решили устроить в Орловской области революцию и надеетесь, что она будет мягкой и бархатной?

— Это не революция. В Орле нет такого объема строитель­ства, как, скажем, в Москве. Вот в Москве это была бы революция! За год мы строим 200—300 тыс. кв. метров, это очень мало, почти ничего. Здесь можно наводить порядок в рабочем режиме. Парковки нужны или нет? Они нужны, это очевидно. Вы как гражданин понимаете необходимость цивилизованного развития города, считаете, что рядом с домом должно быть достаточное количество парковочных мест?

— Разумеется.

— Ну вот! Этим все сказано. Наша задача — обеспечить комфортное проживание граждан на территории города и области. В селах, поселках парковочной проблемы нет, там другие сложности. В городе, с его высотным строительством, эта проблема стоит достаточно остро.

— Вы намерены решать эту проблему со строителями полюбовно, за круглым столом, или как-то иначе?

— Мы постоянно собираемся и будем собираться для обсуждения возникающих вопросов. Есть, например, правила землепользования и застройки города Орла, принятые еще прежней властью. Кое-какие параметры этого документа, на мой взгляд, явно устарели. Посмотрим на соседние регионы — Курск, Брянск, Липецк. Если у нас процент застройки территории — двадцать, то у них — двадцать пять, двадцать семь. До тридцати доходит. Что, в некотором роде, усложняет жизнь орловским строителям, ставит их в заведомо проигрышное положение, поскольку рентабельность их бизнеса оказывается ниже. Стоимость квадратного метра жилья в Белгороде гораздо выше, чем в Орле, но при этом себестоимость строитель­ства и там, и здесь одинакова. Та же ситуация в Туле и Липецке. Вкладывать в их бизнес выгоднее.
Другой вопрос — упомянутые «парковочные коэффициенты» ноль тридцать пять и ноль шестьдесят пять. Я подготовил документ, он еще в проектном виде, не опубликован и не утвержден, и разослал его заинтересованным сторонам — проект­ным институтам, застройщикам и главам муниципальных образований, чтобы они посмотрели и внесли свои замечания. Было это месяц назад. С тех пор я не получил ни одного отзыва. Начал обзванивать, после чего некоторые признались, что присланное даже не читали.

— Чем вы это объясняете?

— Безалаберностью.

— А может, на низовом уровне привыкли, что от их мнения ничего не зависит?

— Может быть. Рано или поздно тема парковок будет интерес­на не только большим городам. Мы, например, уже утвердили проект дома с двухуровневой подземной парковкой в Ливнах.

— А что там за история с письмом о селективном сборе мусора?

— Мы рекомендовали проектировщикам изучить данный вопрос, чтобы затем он не сваливался кому-то, как снег на голову. Все идет к тому, что у нас будет селективный сбор мусора, это мировая практика. В Москве, например, я в своей квартире собираю разный мусор в три ведра. В Словении — в пять.

— Это хорошо, но давайте вернемся к нашим реалиям.

— А мы ничем не хуже, тоже ходим на двух ногах, тоже образованные люди, тоже читали Достоевского…

— В Словении, возможно, и не читали. Я немножко про другое.

— Вот именно! Там Достоев­ского точно многие не читали, однако у них пять ведер для сбора мусора. Собираются отдельно бумага, пластик, стекло, бытовые биологические «отпадки», как там говорят, металл. В нашу дверь тоже рано или поздно постучится цивилизация. Суть письма в том, чтобы проектировщики и застройщики были готовы к новому, изучили опыт по оборудованию площадок для сбора мусора и применению новых нормативов. Директивные указания в письме не давались.

— Кто-нибудь откликнулся на предложение отказаться от мусоропровода?

— Да, несколько компаний, в том числе «Орелстрой», исключили мусоропроводы из своих проектов.

— Я нарисую антиутопию, а вы меня поправьте. Дома без мусоропроводов построены, а селективного сбора мусора нет.

— Строительство нужного завода — вопрос полутора-двух лет.

— То есть новые жилищные проекты жестко увязаны с наличием или отсутствием мощностей по раздельному сбору и переработке мусора? Процессы идут строго параллельно?

— Застройщики и проектировщики сами решают, каким путем им идти, это их полное право.

— Но ведь они не сумасшедшие.

— Они не сумасшедшие. Поэтому письмо и носит рекомендательный характер. Строительство мусоропровода для одного подъезда 16-этажного дома обходится в 600—700 тысяч рублей. Оборудование подъезда площадкой для селективного сбора мусора — в 200—250 тысяч. Могу рассказать, как лет десять-пятнадцать назад это делалось в Загребе, в Любляне. Все просто: оборудовали площадки, расставили баки. На них надписи: бумага, пластик и так далее. Тариф — минимальный. Но для тех, кто продолжает сваливать мусор в одну кучу, в пять-шесть раз больше. Мы тоже к этому придем.

— Продолжим антиутопию. 16-й этаж, бабушка с больными ногами. Мусоропровода нет.

— Это исключительно вопрос обслуживания данного дома или данного подъезда. Если бабушка в силах выйти на улицу и вынести мусор, она его выносит. Если не в силах, за ней кто-то ухаживает. Знаете, как собирают мусор в Ереване? Я выношу пакет за дверь, и через пять минут его уже нет, убирает обслуживающий персонал. Все входит в тариф.

— Привлекательная идея, но вернемся к орловским реалиям. Что это у вас за проект на столе?

— Это улица им. Ленина.

— Насколько реально совместить данную, скажу так, изящность с действительностью?

— Чтобы что-то создать, нужно сначала это представить, поэтому я беру карандаш и рисую.

— Вы что, карандашом работаете?

— Да, я работаю карандашом.

— А 3D технологии, компьютер?

— 3D технологиями тоже владею, это несложно.

— Так что будет представлять собой улица Ленина после возможного воплощения данного масштабного проекта?

— Она будет самой красивой улицей мира!

— Ха-ха-ха! Чтобы сделать что-то стоящее, нужно поставить перед собой сверхзадачу, да?

— Я вам на полном серьезе говорю. Мы сделали несколько вариантов эскизов, затем остановились на одном, наиболее удачном.

— «Мы» — это кто?

— Управление архитектуры, молодые архитекторы, студенты.

— Назовете кого-то персонально?

— В данном случае моим ассистентом является очень талант­ливая девочка из поселка Корсаково. Она еще учится в институте, я руковожу ее проектом… Знаете, очень обидно, что Россия представляет собой питомник мозгов, которые, к сожалению, не всегда оказываются востребованными на Родине. Люди получают образование, достигают какого-то уровня и уезжают, реализуя себя в других странах. Поэтому очень приятно встретить талантливого человека и помочь ему профессионально реализовываться.

— Когда вы намерены осуществить этот проект?

— Он касается только горизонтальных плоскостей улицы им. Ленина, речь о реставрации фасадов пока не идет. Что мы предлагаем… Как пешеходная зона улица им. Ленина сделана с ошибками. Ее средняя часть, к примеру, используется под газон. На пешеходных улицах такие вещи не делают. Мы разделили ее на три части, три модуля. Средняя ширина улицы — примерно 27 метров, поэтому ширина каждого модуля уже задана, 9 метров. Рядом со зданиями предусмотрены девятиметровые террасы, которые можно использовать под кафе и рестораны, выносить туда кресла, столики. Средняя часть — транспортно-пешеходная. Транспортная в том смысл, что здесь могут проезжать машины обслуживания, пожарная техника, мусоровозы и все остальное. Образуются четыре плоскости, четыре площади. Центральная — напротив кинотеатра «Победа», чуть выше — еще одна. Эти площадки — с фонтанами. На одной из площадок мы хотим поставить стилизованный памятник трамваю. Его можно использовать и под маленькое кафе. В общем, наша цель — сделать так, чтобы эта улица жила. Сегодня она в полумертвом состоянии. Достаточно почитать вывески на первых этажах: «сдается», «продается»… Новая пешеходная зона должна стать центром притяжения людей, соответственно, и унылая атмосфера тогда исчезнет.

— Цена вопроса?

— По предварительной оценке, где-то порядка 200 млн. руб­лей. Думаю, это должны быть не бюджетные средства. Главное — начать думать, деньги найдутся. Срок выполнения… Площадь — всего 15 тыс. кв. метров. В хорошие времена такую работу делали за пару месяцев.

— Не слишком быстро для самой красивой улицы мира?

— Реально управиться за сезон.

— Не возражаете, если сфото­графирую проект?

— Рано пока. Сначала нужно все доделать и утвердить.

— Хорошо. Значит, говорите, не увольняетесь?

— Нет.

— И желание уехать из Орла тоже не посещает?

— Нет, не посещает.

— Спасибо за интервью.

Вопросы задавал
Сергей Заруднев.