Орловчанка Н. Болтунова прислала в редакцию «ОИ» фронтовые воспоминания своей мамы — Анастасии Болтуновой (в девичестве Ивановой), после школы выбравшей работу санитарки в полевом госпитале.

«Работа», казалось бы, не совсем подходящее слово для войны, но именно этим она и являлась — ежедневным трудом, полным лишений и подвига. И где был подвиг, а где очередное, ставшее привычным сверхчеловеческое напряжение сил, не смогли бы, наверное, определить и сами ветераны.

Радостные лица мая 1945-го будут позже. До Победы нужно было дойти. Давайте посмотрим на крохотный отрезок этого пути глазами 18-летней девушки, не собиравшейся надевать шинель, но вынужденной это сделать, как тысячи и тысячи её сверстниц.

«Я жила в Оредеже — узловой станции Ленинградской области. Училась в средней школе, которую закончила в 1941 году. 22 июня по радио объявили, что немецкие самолеты бомбили Киев, Севастополь, Каунас, Житомир. Это был как гром среди ясного неба. В конце июня в нашем поселке, где почти все друг друга знали, неизвестно откуда появилась группа из 20 милиционеров, одетых в новенькое обмундирование. Как потом выяснилось, это были немецкие диверсанты. На следующий день после того, как они исчезли, станцию начали днем и ночью бомбить. Создавались отряды самообороны, в лес завозились продукты, рылись землянки, строились оборонительные рубежи. Объявили набор добровольцев для защиты Ленинграда. Мне, выпускнице школы, только что устроившейся в районо, поручили регистрировать добровольцев. Они шли нескончаемым потоком…

Была и другая работа — под бомбежками мы рыли окопы на правом берегу реки Оредеж. Было очень много убитых и раненых.

Сформированный в Луге госпиталь ХППГ 2236, передислоцированный в июле 1941 года в деревню Сокольники в районе Оредежа, нуждался в пополнении. Организовывались санитарные дружины, в одну из которых записалась и я. Для «бойца» ростом 1 м 55 см обмундирование было подобрать непросто.

Гимнастерка до колен, сапоги 38 размера вместо 35-го, шинель — на два размера больше, брюки пузырем и… фуражка на голове. Прозвали меня за такой вид — «Яшка-приписник». Через неделю пришел отец просить, чтобы я вернулась домой. Я пообещала, сказав, что вернусь через неделю. Вернулась в мае 1947-го…

Когда немцы захватили Оредеж, отца и мать отправили в Эстонию, где они и батрачили до 1943 года…

В наш госпиталь непрерывно поступали раненые, работавшие на строительстве оборонительных укреплений. Медиков не хватало, поэтому, несмотря на все усилия, смертность была колоссальная. Навсегда в памяти остался первый раненый, умерший у меня на руках…

Вместе с Кировской дивизией мы отступали к Ленинграду. По дорогам, в полях — стада не доеных, жалобно мычащих коров. Мы пытались им как-то помочь, доили буренок едва ли не на ходу в котелки и снова шли. Вот и Вырица. Остановились в лесу. Не успели перекусить сухим пайком — бомбёжка. Прямо под ноги мне упал убитый майор, наш комендант, а рядом еще и ещё…

Гражданское население уходило вместе войсками. Раненых несут, везут, не успел госпиталь развернуться — палатки уже заполнены. Медсестры, в основном, были среднего возраста, хирурги — постарше, санитары — нестроевики или старики. Санитарки — девчонки 18 лет… Нам, вчерашним школьницам, досталась не детская работа: переносить раненых и ухаживать за ними, устанавливать палатки, рыть землянки. Времени не хватало, спать приходилось на ходу или стоя. Во время бомбежки покалеченные (люди без рук, без ног) скатывались на пол. Их нужно было поднять, уложить на носилки и нести в перевязочную. Постоянно требовалась кровь. У меня универсальная первая группа. Чтобы спасти кому-то жизнь, становлюсь донором, переливаю свою кровь из вены в вену…

В августе мы уже в Ленинграде, госпиталь расположился на Приютской улице, в школе. Почти из-за каждого угла взлетают ракеты диверсантов. Круглосуточно — обстрелы, воздушная тревога. В первый же день запомнилось — во время бомбёжки раненый подбежал к окну, высунул наружу голову, и её тут же оторвало… Мы переносим тяжелораненых с верхних этажей в бомбоубежище, а затем обратно — бомбоубежище маленькое, в нём оказалось невозможным оказывать квалифицированную медицинскую помощь.

Развернулись бои на Невском «пятачке», 15 сентября 1941 года госпиталь снова перебросили. Каждый день всё явственнее ощущалась блокада. В конце октября нам выдали сухой паек (по 170 гр. сухарей на 10 дней) и мы двинулись к Ладожскому озеру.

Паёк давно съеден, голодаем… Сдохла лошадь. Развели костёр, варим падаль. Зловоние на всю округу… Морщимся, отворачиваемся: «Ни за что на свете не будем это есть». Лошадь варили часов восемь. Мясо отстало от костей. Режем на мелкие кусочки, едим… Хочется добавки, а её нет. Мужики грызут кости. Чтобы выжить, лошадей, которые уже не могут стоять, пристреливаем, сдираем с них шкуру и солим мясо. Его нам выдавали по 100 граммов в сутки, пока в начале ноября не добрались наконец до Осиновца.

Госпиталь должен был дислоцироваться на восточном берегу Ладоги в поселке Кобона. В ночь на первое декабря 1941 начали переход на восточный берег Ладожского озера. В небе носятся немецкие самолеты, их отгоняют наши истребители. Лёд ещё не окреп. Сапёры ставят вешки, следом осторожно двигаемся мы. Нам первым предстоит проделать путь в 34 км по ледяной дороге, испещренной трещинами, воронками от вражеских снарядов и утонувших машин. Холод жгучий, ветер свистит, впереди блестит то ли лёд, то ли вода. Снежок падает и сразу сдувается ветром. Пошли… Под шинелью только гимнастерка, продувает насквозь. Посадили меня в повозку с госпитальным имуществом. Лошадь еле плетётся. Из-за палатки не видно, что творится вокруг, но чувствую, что лошадь передними ногами проваливается. Сзади шли ребята, они меня и вытащили. А лошадь с повозкой ушли под лёд…

К утру заморозило по-настоящему. За нами двинулись эвакуированные, истощённые раненые. Ледяная дорога с трудом различается. Все мы очень устали, голодны. На острове Зеленцы в лесу сделали привал. Ненадолго присели кто где смог. Есть нечего. Отдышались, по­шли дальше. К вечеру добрались до Кобоны. Госпиталь разместился в школе. Раненые прибывают непрерывно, коек катастрофически не хватает. Когда мороз усилился до 40 градусов, кроме раненых стали поступать обмороженные. Кобона часто подвергалась авианалётам, возникали сложности с эвакуацией, в операционной окна выбиты, электричества нет, оперировали при свечах и керосиновой лампе, часто под бомбёжкой. Никогда не забуду, как во время одной из них, на операционном столе убило раненого. Чудом остались в живых хирурги и операционные медсестры, в том числе и я.

Весной 1942 года госпиталь передислоцировали в лес, за деревню Низово. И вновь поток раненых, среди них много тяжёлых. Летом работы стало меньше — на Волховском фронте шли бои местного значения. Улучшилось питание, появилась возможность ловить рыбу и собирать грибы.

В конце декабря 1942 года — в первых числах января 1943 года наш хирургический полевой подвижной госпиталь № 2236 включили в состав 67-й армии, сделав резервным госпиталем первой линии. На машинах перевезли через Ладогу, в сосновый лес у истока Невы, неподалеку от Шлиссельбурга. Перед медперсоналом поставили задачу в кратчайшие сроки подготовиться для работы в боевых условиях. Мы сразу принялись за дело — расчищали снег, пилили деревья на месте будущих палаток, вбивали колья. Рыть землянки не было ни времени, ни возможности.

…12 января 1943 года в санчасти 942-го стрелкового полка 268‑й стрелковой дивизии 67-й армии было пять сандружинниц, в том числе и я. С первого дня боев мы оказывали помощь раненым при форсировании Невы, при штурме плацдарма, при отступлении… Раненых и убитых было очень много. Тогда же погибла сандружинница санчасти Шура Онуфриева. Она оказалась на территории врага тяжело раненная. Фашисты так искололи её лицо штыками, что после освобождения плацдарма мы с трудом опо­знали Шуру среди убитых.

…18 января 1943 года блокада Ленинграда была прорвана. В конце января госпиталь переправился по понтонному мосту на западный берег Невы, точнее, в Синявинские болота. Очистили площадки от верхнего слоя снега, спилили несколько деревьев и поставили палатки. Вместо полов настелили хвойные ветки, затопили «буржуйки», сменили полушубки на халаты и под непрерывный грохот рвущихся снарядов начали оказывать помощь раненым. Бои под Синявином не прекращались ни на один час. Фашисты почти круглосуточно обстреливали железнодорожный мост и военные объекты, а наша артиллерия била по огневым точкам противника. Эвакуация раненых затруднялась, так как машины с трудом добирались до понтонного моста, который часто выходил из строя из-за бомбежек и обстрелов. Неоднократно снаряды падали на территорию госпиталя. Ночью зарево от взрывов и пожаров на переднем крае освещало и наши палатки. Когда потеплело и начал таять снег, обнажились груды снарядов и мин, незаметных прежде. Они были под снегом повсюду — в операционной, в перевязочной, везде, где топились «буржуйки». Стоишь под щиколотку в воде, а ноги скользят по металлу…

С 15 ноября 1943 года и до окончания войны наш госпиталь следовал за наступающими войсками 1-го Украинского фронта».

…1989 год.
Ветеран Великой
Отечественной войны
Анастасия Тихоновна
Болтунова (Иванова):

«71 год Советской власти. Почему так неуютно на душе? Никогда так не было, чтобы жить без перспективы. Может, возраст? Жизнь позади сложная, но без унылости, наоборот, она была в ожидании лучшего. А сейчас серость и безысходная тоска. Хотя, очень громко кричат о перестройке, демократии, гласности. Где, в чем? Мажут чёрной краской историю. Историю того периода, когда наша страна набирала темпы, преодолевая одну трудность за другой, двигаясь упорно вперед…».

Воспоминания
бывшего начальника
госпиталя ХППГ 2236
Георгия Михайловича Алиева:

«Санитарки, работавшие в ХППГ со дня его формирования, — Плоткина, Ася Иванова, получили в период обслуживания Ладоги и последующей работы в госпитале большой практический опыт и теоретическую подготовку в объёме курса медсестёр и получили право считаться младшими медсёстрами со званием младших сержантов. Иванова была награждена «Знаком отличник медслужбы». Во время прорыва блокады Ленинграда она впервые начала самостоятельно проводить переливание крови и овладела им в такой степени, что в период этой боевой операции произвела около ста переливаний крови раненым и больным».

(Воспоминания
публикуются в сокращении
и с редакционной правкой).