Есть в Орле место, которое в зависимости от обстоятельств может стать либо изюминкой орловской культуры, либо очередным примером прихватизации земель в историческом центре города. Речь идет о так называемом музейном квартале. Исторически сложилось, что на обширном участке в границах улиц 7 Ноября, Горького, Тургенева и Георгиевского переулка осталось всего несколько домов, и все — 19-го века. Более того, в каждом из них размещены литературные музеи, экспозиции которых посвящены нашим известным землякам-писателям. Это всем известный музей писателей-орловцев, недавно отремонтированный.

Это и самый видный, но нуждающийся в срочном ремонте особняк — музей И. Тургенева. Это музей И. Бунина и музей Т. Грановского. Все они ныне являются составляющими частями Орловского объединенного литературного музея. В двухэтажном доме на углу ул. 7 Ноября и Георгиевского переулка хранятся его архивы. Чуть выше по ул. 7 Ноября в небольшом флигеле располагается дирекция. И этот флигель, и угловой особняк, и музей И. Бунина — все это строения некогда обширной усадьбы Ананьевской. Дом-музей Т. Грановского — тоже, по-видимому, был усадебным флигелем. Но основной особняк усадьбы Грановских до наших дней не сохранился. Как не сохранились и два старинных каменных дома на ул. Горького (напротив бывшего завода «Продмаш») и на углу Георгиевского переулка и ул. Тургенева (рядом с музеем великого писателя). В советское время в обоих этих домах располагались детские сады. Вместе с детсадами исчезли и особняки — говорят, очень красивые по своей архитектуре.

Вот в таком «ощеренном» виде квартал № 22 и предстает ныне изумленному взору гостей города: пустырь — не пустырь, квартал — не квартал.

Название «музейный» закрепилось за этим местом с легкой руки самих хранителей орловских литературных реликвий. В этом названии — трепетная на­дежда на будущее. Музейные работники очень надеются, что однажды эта земля будет официально закреплена за объединенным литературным музеем. Во всяком случае, пока посягательства на эту территорию со стороны некоторых влиятельных застройщиков удавалось отбивать именно с той позиции, что квартал музейный. Но очевидно также, что в таком «продернутом», как морковная грядка, виде городской квартал оставаться не может. Он должен быть застроен по своим границам. Вопрос — чем? Разумеется, не коммерческими высотками с автостоянками.

Вместе с тем в последнее время то и дело разгораются скандалы по поводу посягательств застройщиков на различные историко-культурные объекты, а попросту — старинные дома в разных точках города. Они давно затерялись среди более поздних построек и обречено ждут своей участи, когда равнодушный бульдозер сотрет эти памятники архитектурного прошлого с лица земли. Так не разумнее ли было бы с помощью орловских краеведов выбрать наиболее ценные и крепкие дома и перенести их на новые фундаменты в музейный квартал — на пустующие места? Во всяком случае, деревянные особняки можно разобрать и собрать на новом месте, сохранив их фасадную резьбу и карнизы. Допускаю, и кирпичные постройки-новоделы, выполненные по старым чертежам, которые наверняка можно найти в орловских архивах.

Сформированный таким образом квартал можно с полным основанием передать на баланс объединенному литературному музею, а может быть, разделить ответственность за сохранение и использование архитектурного комплекса с музеем краеведческим. Это уже детали. Главное — в Орле возник бы настоящий историко-архитектурный квартал, уголок старинного Орла, в котором, как в капле воды, отразилась бы самобытность губернского русского города 19 столетия, воспетого в произведениях русских классиков, чьи музеи находятся в том же месте.

Три-пять (а лучше — больше) переносов-реконструкций — и в Советском районе, в одном из исторических центров Орла возник бы музей под открытым небом как органическое дополнение к существующим литературным музеям. Писатели-орловцы не раз упоминали родной город в своих произведениях — вот примерно каким он был.

А если бы еще тут же, рядом, вместо безыскусного советского памятника, так называемой «Каховки», на этом открытом видном месте построить красивый православный храм, наподобие тех, которые украшают современный Белгород, да еще и дом Лизы Калитиной восстановить, то туристическая привлекательность этой части города будет обеспечена.

Может возникнуть вопрос: чем, каким содержанием заполнить перенесенные особняки и территорию внутри квартала? Во внутреннем обширном дворе, который образуется в замкнутом кольце построек, для начала можно просто развести сад, подобный тем орловским садам, о которых ностальгировал Л. Андреев. В самих домах, ставших дополнением к литературным музеям, можно было бы разместить экспозиции, отражающие в различных аспектах быт и нравы губернского города О. в 19 столетии.

Как, например, это сделано во Владимире. В обыкновенной водонапорной башне, служившей городу сто с лишним лет назад, на четырех этажах размещены документы, предметы, фото­графии, небольшие диорамы с предметными планами, в которых отражены различные стороны владимирской жизни в конце 19 — начале 20 столетий. И вроде бы ничего особенного, но очень любопытно прочитать, например, вот такой репринтный текст из Ежегодника владимирского губстаткомитета 1880 года: «Во Владимире 110 мест питейной торговли, то есть 1 на 164 жителя, тогда как во всей России 1 на 1200 жителей. Продается в год 57 тыс. ведер водки, по 6,4 ведра, если считать лиц мужского пола 20—75 лет. Развит в городе гостиный промысел: для люда «чистого» назначены гостиницы и подворья, для «черного» — постоялые дворы, учреждения грязные, без вентиляции, а иногда с насекомыми (за ту же цену)».

Или вот такое свидетельство времени, процитированное на большом музейном стенде: «Нравственный тип владимирского обывателя довольно неуловим: как во всякой русской натуре — смесь хороших и дурных сторон. Чувство прекрасного довольно развито: любят картины, хотя и не итальянской, а Суздальской школы; любят музыку, многие пилят на скрипках, еще больше играют на гитарах и гармониях. Любят пение, особенно божественное. В праздники в разных концах города раздаются русские «не классические» песни. На бульварах по вечерам сходится масса нарядных людей, себя показать и людей посмотреть».

Не правда ли, все это очень напоминает нашего Лескова: «…На кулачки биться мещане с семинаристами собирались или на лед, на Оке, под мужским монастырем, или к Навугорской заставе; тут сходились и шли, стена на стену, во всю улицу. Бивались часто на отчаянность. Правило такое только было, чтобы бить в подвздох, а не по лицу, и не класть в рукавицы медных больших гривен. Но, однако, это правило не соблюдалось. Часто случалось, что стащат домой человека на руках и отысповедовать не успеют, как уж и преставился. А многие оставались, но чахли…»

Почему бы в одном из перенесенных в музейный квартал особняков не создать декорации к рассказу «Грабеж»? Вот тут, на стеночке, висят часы главного героя, а там, в комнатах Борисоглебской гостиницы, которые «сквозь все открытые», состязаются в пении дьяконы Никитский и Богоявленский. А там тетушка поучает Мишеньку — не женись, дескать, сыночек, на орловских девушках: «Здешние, орловские, все как переверчены — не то они купчихи, не то благородные. За офицеров выходят. А ты проси мать, чтобы она взяла тебе жену из Ельца, откуда мы сами с ней родом. Там в купечестве мужчины гуляки, но невесты есть настоящие девицы: не щепотницы, а скромные — на офицеров не смотрят, а в платочке молиться ходят и старым русским крестом крестятся…» А под окном она же увещевает свою сестру: «Возьми в дом чужое дитя из бедности. Сейчас все у тебя в своем доме переменится: воздух другой сделается. Господа для воздуха расставляют цветы, конечно, худа нет; но главное для воздуха — это чтоб были дети. От них который дух идет, и тот ангелов радует, а сатана — скрежещет…»

Такие «свидетельства нравов» и на простом стенде заиграют. Глядишь, молодежь и к книге потянется, и Лескова для себя откроет, и русскую культуру вообще, такую противоречивую, но удивительно подлинную, как сама природа человеческая.

А разве в нашем госархиве и фондах краеведческого музея не найдутся подобные владимирским данные губстаткомитета стопятидесятилетней давности? Да наверняка и в запасниках объединенного литературного музея есть что показать людям, если появятся дополнительные музейные площади.

За чей счет осуществлять перенос и монтаж особняков на новом месте? Ну, наверное, за счет тех застройщиков, которые будут претендовать на земельные участки в исторических зонах Орла. Можно и спонсоров поискать. Или перевелись меценаты в современной России? А может быть, просто в Орле для них до сих пор не было интересных предложений?

На мой взгляд, главная проблема — наличие, а точнее отсутствие соответствующей политической воли властей. Вот с этим у нас туго. Но, с другой стороны, должно же хоть у одного орловского губернатора новейшей эпохи возникнуть здоровое желание войти в историю Орла не как очередному прохвосту, а как губернатору-созидателю. Сохранились же в орловской исторической памяти названия «Левашова гора» или «Бульвар Трубникова». Так, может быть, и музейный квартал свяжется в памяти потомков с фамилией губернатора 21 века? С именем В. В. Потомского, например. Ну, не получается восстанавливать заводы — постройте музейный квартал. Неужели не греет идея?

Между тем, это та самая соломинка, за которую рад ухватиться утопающий. В данном случае не только о губернаторе речь, но и о тех представителях орловской общественности, кто переживает за судьбы Орла исторического. Судя по всему, перспективы этого Орла весьма плачевны — коммерческих застройщиков уже не остановят ни исторические зоны, ни даже генеральный план реконструкции Орла. Вот уже и «Родину» продали. А на тех Пушкарных улицах, где еще в 90-е можно было чем-то полюбоваться, полным ходом идет «реконструкция по-новорусски». По-настоящему самобытных объектов архитектуры остается все меньше и меньше. Поэтому формирование музейного квартала не только как литературного, но и как архитектурного заповедника может оказаться последней возможностью хоть что-то сохранить в городе, который отметил свое 450-летие. Может быть, нашей градозащитной общественности стоит сосредоточиться на этой точке и этом компромиссе? Чтобы вообще все не потерять.

Андрей Грядунов.