В минувшем декабре исполнился год с того момента, как работу агропромышленного комплекса Орловской области начал координировать Дмитрий Бутусов — сначала в качестве помощника губернатора, а затем — заместителя председателя правительства области. Характерно, что за это время Дмитрий Владимирович не превратился в медийную фигуру, и это, пожалуй, даже хорошо: как правило, меньше пиара — больше дела. Особенно с учётом того, что в нынешних, прямо скажем, непростых социально-экономических условиях именно на сельскохозяйственное производство Орловщина пока только и может возлагать какие-то надежды.
Всё это и побудило нас предложить Д. Бутусову встречу на страницах «Красной строки».

— Дмитрий Владимирович, приветствуем вас и предлагаем в первую очередь поговорить о проблемах.

— Давайте, абсолютно согласен, потому что от слова «халва» слаще не становится. Я тоже не сторонник того, чтобы заниматься приукрашательством. Надо видеть реальные проблемы. И самое главное, не просто констатировать, а иметь пути их решения. Мы в этом направлении сейчас и работаем, поэтому я готов.

— Сейчас земля — частная, у нас в области она усилиями предыдущих властей поделена между крупными…

— …Крупными и очень крупными…

— …Да, крупными и очень крупными держателями, на которых, на самом-то деле, ну какое администрация области может иметь влияние? Строго говоря, никакого. Тогда чем, собственно говоря, вы занимаетесь и как вы можете влиять на ситуацию в сегодняшних условиях, когда экономических рычагов практически нет? Да и административных — тоже…

— Я с вами согласен в том, что, к сожалению, в результате реформ, проведённых за последние годы (я сейчас не даю оценку в целом этим реформам, но хочу сказать применительно к нашей отрасли), функции чиновников сведены, во-первых, к администрированию программ, в рамках которых оказывается государственная поддержка. В данном случае это федеральная государственная программа по развитию сельского хозяйства и, соответственно, как миникопия — региональная государственная программа.
Второе — это выработка и реализация политики в сфере того или иного направления. То есть у нас есть государственная программа, есть индикаторы, которых регион должен достигнуть, и есть инструменты, стимулирующие или подталкивающие, подводящие того или иного соб­ственника к решению. Эффективность этих мер — это второй вопрос, сейчас я его не обсуждаю.
Плюс есть определённые функции, связанные с мониторингом, оценкой. Но это не надзорные функции. Сегодня у нас их нет.

Поэтому, с одной стороны, если подходить так, в лобовую, то сегодня у нас больших возможностей влиять на процессы, кроме как стимулировать через субсидии, через использование каких-то финансовых инструментов, прежде всего, федеральных, или инструментов поддержания доходности того или иного направления, — вроде, казалось бы, и нет. Но, с другой стороны, у нас есть возможность определённых инициатив, чем мы сейчас начинаем заниматься. И начали эту работу с тщательного анализа ситуации, например, с полной инвентаризации земельных ресурсов.

Кстати, первый этап такой инвентаризации мы уже завершили. Мы создали электронную информационную базу, единый гео­информационный центр департамента сельского хозяйства. Сейчас мы можем посмотреть состояние любого района, все данные — об агрохимобследовании, карту использования… То есть полную картину. За каждым полем идентифицирован собственник, к ним «привязаны» годовой и квартальный отчеты. Мы видим, что они делают, какие налоги платят. После Нового года будет презентация этой системы в правительстве.
А базируясь на полной картине, мы получаем возможность разработать стратегию (или, как минимум, скорректировать ту концепцию, которая была объявлена до этого) развития АПК региона. Мы эту работу уже ведём сегодня. И когда эту стратегию развития отрасли возведём в серьёзный, официальный документ, то у нас появится возможность создания и разработки на его основании определённых региональных программ поддержки и так далее.

Поэтому сегодня наша задача — это очертить, чётко поставить для себя и для региона цели, задачи и начать решать их через региональные программы, через региональные инструменты. Кстати, касающиеся не только непосредственно сельского хозяйства.

Например, сегодня молочное животноводство — это наиболее чувствительное и наиболее депрессивное направление в сельском хозяйстве. Поэтому мы вышли с инициативой и отменили, полностью обнулили налог на имущество для «молочников» с 1 января 2016 года. Разработали региональную программу, где предусмотрена поддержка племенного дела, обновление техники для кормозаготовки и кормления и еще порядка десятка пунктов, которые позволят немного вдохнуть жизнь в это направление. Плюс создаём консультационный центр на базе ОГАУ по этому поводу.
Вот это и есть конкретные, прак­тические шаги.

— Можете ли вы назвать хотя бы несколько основных направлений упомянутой вами стратегии развития отрасли?

— Повторю, что когда мы говорим о разработке стратегии, это не значит, что её нет. Просто она требует инвентаризации и корректировки с учётом нынешних реалий и возможностей.
Что касается приоритетов, то мы однозначно должны закладывать такие направления, которые на перспективу будут конкурентоспособны с учётом климатических, логистических и экономических возможностей орловской области. То есть направления работы, которые наиболее подходят для нашего региона.
Это, безусловно, повышение эффективности растениеводства. Это семеноводство, потому что Орловская область — это регион с оптимальными агроклиматическими условиями для формирования добавленной стоимости через создание сортов, генетики, разведения этих сортов. Сегодня это район, который типизирует агроклиматические условия как минимум десяти субъектов Российской Федерации. То есть всё, что здесь прошло сортоиспытания, даёт результаты и в других регионах. Не случайно в своё время И. Шатилов именно на Орловщине заложил эти участки.

Кроме того, сегодня есть ряд федеральных программ, которые определили приоритеты в экономике для обеспечения национальной продовольственной безопасности. Что это значит для нас на региональном уровне? Это значит, что это те направления, по которым есть рынок сбыта и, соответственно, есть гарантированная поддержка федерации. Возможности регионального бюджета, к сожалению, сегодня небольшие. И сотни миллионов закладывать в бюджет на поддержку отдельного проекта мы не можем. А федерация нам сегодня говорит: построил в 2016 году теплицу — получи 20 процентов стоимости назад из федерального бюджета. Построил молочный комплекс — получи 35 процентов.

Тепличное хозяйство для нас — это хорошо, потому что рядом есть рынок Москвы, да и сам Орёл можно накормить овощами. То есть логистика позволяет. Второе — у нас световая зона, и мы будем получать продукцию с оптимальной себестоимостью, потому что все, кто севернее пытаются это делать, они будут заведомо тратить больше денег на электричество, на газ при производстве килограмма продукции.
То же самое я могу сказать по молоку. К сожалению, парадокс состоит в том, что у нас оптимальная кормовая база, и себестоимость литра молока могла бы быть очень низкой по сравнению с Нечернозёмной зоной Российской Федерации. И я уже молчу про Северо-Запад, который традиционно молоком занимается. Что губит молочную отрасль сегодня? Молочную отрасль Орловской области губит наличие альтернативы — более лёгкого дохода в растениеводстве. Конечно, легче посеять, убрать, заложить на склад, продать и зимой отдыхать. А молоко — это работа каждый день с утра и до вечера, непрерывное круглосуточное производство.

Так что, если подытожить всё сказанное, это растениеводство, повышение эффективности, урожайности — через совершен­ствование работы в части семеноводства, через применение научно-обоснованных севооборотов, технологий в растениеводстве. Надо вспоминать, что мы делали в советские годы — внутрихозяйственное землеустройство, севообороты… Мы должны научиться хранить то, что производим, и создать мощности для хранения и переработки. Вот в 2015 году, как бы там тяжело ни было, но около 300 тысяч тонн мощностей единовременного хранения было введено.

— А сколько у нас всего сейчас мощностей хранения?

— На сегодняшний день где-то миллион двести — миллион триста тысяч тонн, а с учётом вводимых — чуть больше. И, по моим оценкам, нам нужно еще хотя бы тысяч семьсот за ближайшие два-три года ввести.
Три миллиона тонн (рекорд­ный урожай 2014 года. — Ю. Л.) — надо понимать, это валовая цифра, а когда мы разбираем всё это по видам культур, то понимаем, что часть этого зерна — кукуруза, например — «Мираторгом» закладывается в ямы на кормление скоту, часть — зернобобовые, сегмент зерновых, которые вывозились и будут вывозиться, т. е. экспортная составляющая… Поэтому я думаю, что нам надо стремиться примерно к двум миллионам тонн единовременного хранения мощностей, чтобы гарантированно их загрузить. Есть примеры других регионов, где построили избыточные мощности, и они сегодня стоят, поэтому тут надо быть осторожными.

— Кстати, а из какого зерна мы сегодня хлеб печём?

— Хороший вопрос. На сегодняшний день Орловская область производит пшеницу третьего и четвёртого класса. В нашем случае речь идёт о пшенице третьего класса. Конечно, мы бы могли в большей степени производить третий класс. До второго, то есть продовольственных сортов высшей категории, нам дотягиваться пока трудно — с учётом климатических условий. Но третий класс — это абсолютно нормальная пшеница. Однако сегодня есть нюансы на рынке. Это отдельная тема, и я боюсь, мы с вами на час зависнем, если начнём про это говорить. Сегодня разрыв в цене между четвёртым и третьим классами не настолько значителен, поэтому, конечно, многие фермеры или средние предприятия из тех, кто производит зерно на рынок, не имея конкретных, жёстких контрактов под покупателя, склоняются к тому, чтобы не упираться за этот третий класс. Потому что третий класс требует немножко другого внимания, затрат и так далее.
Но в целом хочу сказать, что в Орловской области наше пекарное производство и переработка не рискуют остаться без качественной муки. Вывозим же мы в большей степени фуражное зерно.

— Говоря о приоритетах, вы упомянули производство овощей. Сейчас у нас его нет ни в открытом грунте, ни в теплицах. Никто ничего не производит. Да, все согласны: прекрасная логистика, Москва рядом и..? Где они, эти овощи?

— Сегодня инициируется целый ряд проектов, и мы работаем с каждым из инвесторов.

— Рады работать с кем угодно, кто хоть что-нибудь бы делал?

— Не совсем так, с кем угодно — это тоже неправильно, потому что это ресурсы и силы — человеческие, материальные, финансовые, временные… Когда приходит инвестор и говорит: «Я хочу…», надо, конечно, сначала посмотреть, а что он может. Поэтому определённый фильтр мы ставим и смотрим на состоятельность, на компетентность, наличие реальных ресурсов. Но из тех, кто мало-мальски сегодня может подтвердить свою состоятельность, мы со всеми начинаем работать.

Сегодня существует пять проектов по теплицам. Я сразу хочу сказать, у меня кредо очень простое: если из десяти проектов, которые инициируются, «выстрелило» два, то это хороший результат. Поэтому пусть все пытаются работать, посмотрим. Я вижу, что сегодня из пяти проектов один — уже в работе, что бы там ни говорили про «Кумир» и «Юбилейное». Сделаны шаги, после которых говорить, что проект не двигается, уже невозможно. Нулевой цикл выполнен. Свайное поле забито полностью. Завезены металлические конструкции. То есть люди сделали инвестиции, которые они уже забрать не могут, понимаете? Сегодня подготовлена площадка. Как это будет развиваться с учётом экономических и т. д. обстоятельств — посмотрим, но мы подготовили обоснование, подали этот проект в Минсельхоз на субсидирование в 2016 году, то есть мы исходим из того, что на какой-то первый этап он будет выходить.

Второй проект развивается в Новосильском районе. Тоже люди уже вложили деньги, занимаются оформлением земли. Сегодня готовится проект к экспертизе, все службы работают, департамент экономики подключился, архитектура подключилась. Вырабатываются подходы к возможности применения льгот. Да, там не такой уж масштабный проект, но всё равно при нынешних инвестициях, когда гектар круглогодично защищенного грунта стоит двести миллионов… Вот цена вопроса. Они распланировали до двенадцати гектаров с поэтапным вводом: три, шесть, двенадцать. Это и хорошо, что собственники адекватны.

На базе «Зеленой рощи» Мценского района тоже готовится площадка под тепличный проект. Есть инвестор. Да, там пока на бумаге, поэтому забегать вперёд я не хочу. Тем не менее, работа ведётся, департамент экономики прорабатывает размещение проекта по теплицам. В Болховском районе проект на экспертизе.
Безусловно, все эти инвесторы рассчитывают на то, что государство на федеральном уровне те заявленные обязательства по поддержке, по субсидиям — выполнит. Но я ещё раз говорю: если мы из этих заявленных пяти проектов сделаем один или два, мы полностью закроем потребности Орла и Орловской области в свежих овощах защищенного грунта. Я имею в виду огурец, томат, может быть, еще какие-нибудь позиции. Всё остальное можно вывозить за пределы области.

На мой взгляд, это направление перспективное, мы видим движение. Другой вопрос, что все хотят, чтобы это было быстро. Но, к сожалению, сегодня полтора года уходит только на то, чтобы выйти на площадку. Подбор площадки, формирование её правового статуса, подготовка градостроительных документов — сегодня всё это длится месяцами. Проект сам, привязка, идеология, экспертиза, получение кредитного решения в банке, потому что сегодня банки тоже рассматривают проекты очень обстоятельно. Вы знаете, сегодня ситуация очень тяжёлая со ставками, с процентами. Согласование проекта в Министер­стве сельского хозяйства, когда мы должны пройти через комиссию на субсидирование. Все эти моменты, конечно, занимают много сил и времени. Но это не значит, что работа не идёт.

По овощам открытого грунта ситуация более сложная. Осталось несколько предприятий, которые этими овощами занимаются. Вот я сегодня как раз смотрел в разрезе по районам, где и сколько у нас овощей произведено. И хочу сказать, что счёт идёт не то что не на десятки и даже не на тысячи тонн, а в лучшем случае просто на тонны. В масштабах районов это мизер, ничто. Есть у нас такие предприятия, как «Картофельная Нива», которые выращивают картофель, но в целом это уже удел фермеров, которые занимаются небольшими площадями.

Климатические условия и почвы позволяют. Надо создавать условия. Для этих целей мы, с одной стороны, пошли на создание своей региональной программы и включились в ФЦП по мелиорации. В 2015 году первые семь с половиной миллионов Минсельхоз нам выделил на восстановления с нуля системы орошения и полива. И мы сделали первые двести двадцать гектаров. На нынешний год, с учётом возможностей, заявили более пятисот гектаров. Сегодня нужно повышать интенсивность этой работы. Выход продукции с гектара должен быть другим.

С другой стороны, с учётом того, что это делают фермеры, нужна инфраструктура логистики и хранения. Впереди большая работа. Без овощехранилищ сегодня делать нечего. Вырастить картошку и заложить в хранилище, из которого её можно вывезти или только до морозов, или после — так уже не бывает. Сегодня сети требуют регулярных, ритмичных поставок. Минсельхоз предложил программу компенсации затрат на строительство этих овощехранилищ. Поэтому вопрос должен рассматриваться в комплексе — и овощеводство, и хранение, и распределение этих овощей. Здесь пока активности такой большой в открытом грунте нет, но, по моему мнению, перспектива здесь есть: во-первых, есть устойчивый спрос, а, во-вторых, всё-таки овощеводство не требует огромных десятков тысяч га площадей, как мы говорим про зерновые. Сегодня можно сформировать севооборот на 600—500 гектарах и получать хороший выход. Сейчас эта тема находится «на низком старте», но мы продолжим её развивать.

— А как быть, например, с таким фактором, о котором, кстати, время от времени говорит и губернатор Потомский. Скажем, производитель из другого региона купил орловские птицефабрики, да и позакрывал их. Зачем ему здесь нужны конкуренты? А куры в продаже есть — пожалуйста, везут из той же Белгородской области…

— Ну, случилось то, что случилось. Я сегодня могу только констатировать, что какие-то фабрики закрыты. У нас сегодня есть несколько производств — та же «Орловская Нива» или там «Птичий дворик» в Ливенском районе. Что касается птицеводства в целом по Российской Федерации, то надо смотреть глобально на рынок. Это не локальный продукт, хотим мы того или нет. Вот у нас рядом Белгородская область, которая производит полтора миллиона тонн мяса в год, четверть всего мяса в России, и половина из этого объёма — мясо птицы. Понятно, что они не съедают всё это мясо сами, они привозят его на рынок. И какой бы производитель или инвестор ни начинал у нас на территории, он должен быть конкурентоспособен по сравнению с любым крупным игроком.

К сожалению или, наверное, больше к счастью, в Российской Федерации сегодня производ­ство мяса птицы — это одно из самых успешных направлений. Мы приближаемся к полной обеспеченности (более 90 процентов) в части производства мяса птицы в России. И, конечно, если сегодня «затянуть» большой проект, загнать его в кредиты, а завтра это новое предприятие не сможет выйти на рынок, будет демпинговать и нести убытки, — нам это тоже не нужно.

Другой вопрос, что у нас есть такие предприятия, как «Птичий дворик». Оно сегодня находится на грани банкротства. Хотя, казалось бы, всё есть (я выезжал туда): современные корпуса, свой инкубатор, коллектив… Но «висят» кредиты, и, как они сами говорят, работают ради работы. В чём проблема? Проблема в том, что при планировании бизнеса, на старте были допущены серьёзные ошибки. Например, не была сформирована соответствующая площадь под кормовую базу. У них нет своего зерна, они «сидят» на покупном зерне. А ведь когда они начинали проект, была свободная земля. Её надо было просто взять в аренду, причём, это стоило недорого, и заниматься. А сегодня они покупают комбикорм от 20 до 30 рублей за килограмм в зависимости от рецептуры. Но при таких ценах сегодня им нереально выжить. Держатся на волевых качествах.

Мощность этой фабрики можно увеличить вдвое, но при одном условии: надо решить проблему кормовой базы. Перед Новым годом мы провели совещание, обсуждаем с кредиторами в лице Россельхозбанка, с соб­ственниками проекта. Они обязательно должны свои три-четыре тысячи гектаров сформировать (причём, не обязательно в Ливенском районе) и вырастить там зерно по себестоимости. И тогда у нас появится крепкая, хорошая фабрика.

Такая же возможность сегодня есть у той же «Орловской Нивы». Вопрос в желании. И опять же вы правы, это частный бизнес. Мы можем рекомендовать, направлять, можем оказать содействие в части выделения каких-то земель, работать с «муниципалами», но мы не можем их заставить.
Одним словом, в нашем регионе перспективы у птицеводства есть. Но я считаю, что времена строительства мегафабрик, к нашему сожалению, прошли. Место занято.

В то же время есть огромное количество новых интересных направлений, место которых сегодня пустует на рынке. Например, грибоводство. Рынок растёт, а у нас нет ни одного цеха по производству грибов — шампиньонов, вешенок и так далее. Надо это делать, это не такой капиталоёмкий бизнес, как то же птицеводство. И так далее.

— В этой связи: может быть, стоит вернуться к идее потребкомбинатов, потребкооперации, когда заготконторы собирали продукцию, в каждом районе производили что-то сезонное… Да, это не крупный бизнес, не стратегические предприятия, это требует усилий, кропотливой работы, но если бы власти озаботились этой проблемой… Были бы заняты люди, была бы своя, местная продукция.

— То, что вы говорите, лежит на поверхности, но если откровенно говорить… Какой-нибудь холдинг может себе позволить держать полный штат и выстроить всю цепочку. Мелким же производителям не выжить сегодня без кооперации. С другой стороны, думаю, 95 процентов малых фермеров, наверное, сегодня согласились бы со мной: когда мы начинаем ставить вопрос о кооперации малых форм хозяй­ствования, как только доходит до дела, это упирается в готовность самих производителей объединять усилия.

— Кстати, число фермеров уменьшается потихоньку?

— Есть две цифры: количество формально существующих фермеров сокращается, но количество реально работающих — немножко подрастает. Для таких людей это не бизнес, а образ жизни, поэтому пока есть силы, они будут работать на этой земле.
Когда мы сейчас пытаемся объединить усилия пяти или десяти фермеров, чтобы договориться, к примеру, о совместном строительстве элеватора, и начинаем разговаривать: коллеги, тут взаимные обязательства возникают, мы создаём с вами кооперативный элеватор, но надо понимать, что и в хорошее время, когда бывают успехи, мы делим их между собой, но если случаются какие-то проблемы с отгрузками, с поставками, то мы их тоже вынуждены будем делить. Так вот неуспехи пока никто делить не готов. И это объективно: наших фермеров так долго испытывали на выживаемость, что они, честно говоря, не очень верят во всё это.
Что касается кооперации, то Орловской области повезло в большей степени: здесь потребительская кооперация сохранена. И система райпо, и система потребкооперации. Взаимодействие по факту идёт. И сегодня через сеть магазинов райпо наши производители поставляют продукцию. Где-то в большей степени, где-то в меньшей степени. По кооперации у нас есть программа. В прошлом году в виде грантов на поддержку потребительских кооперативов мы отдали десять миллионов. Хотя, конечно, это такие пока разовые, несистемные вопросы.

Мы должны думать о логистических центрах и для крупных предприятий, потому что там такая же проблема. Произвести сегодня — полдела. Куда это деть, куда это поставить, как поставить, как объединить усилия, чтобы на транспорте не нести издержки? Вот сегодня у нас небольшие заводы по молоку есть, перерабатывают там десять тонн молока в сутки и отправляют эту продукцию в Москву. В итоге он на доставке теряет столько, что…
Есть вопросы по работе с сетями, которые тоже предъявляют свои требования.

— А кто из крупных сельхозпроизводителей сегодня ваши надёжные партнёры? Что это за фирмы?

— Я бы очень осторожно давал оценки. Компании сегодня работают разные, с разными возможностями. Кто-то действительно вчера ещё был на коне, а сегодня может оказаться под конём. Мы работаем со всеми. Но, безусловно, есть такое понятие, как бюджетная эффективность и социальная ответственность любого производства. Бизнес не любит эти два слова, потому что Гражданский кодекс и Устав их компаний определили, что они созданы с целью извлечения прибыли. Но никто не отменял социальную ответственность бизнеса. И тут картина, конечно, очень пёстрая.

Мы будем прикладывать все свои усилия, что добавленная стоимость, производимая здесь, росла. Если компания ориентирована на производство зерна и даже не пытается создавать мощности, чтобы его здесь сохранить и тем самым прирастить стоимость отгружаемого зерна и заплатить лишнюю копейку налогов или создать несколько дополнительных рабочих мест, то у нас возникают вопросы. Потому что земля — это ограниченный ресурс. Компания, владеющая десятками тысяч гектаров, но ничего не создающая здесь, а только вывозящая, — наверное, это для нас заведомый дефолт, потому что территория стагнирует.
В то же время если у компании есть чёткий и понятный план… Вспомните, еще десять лет назад задача стояла просто обработать землю, а сегодня за неё идёт борьба. Соответственно, пришёл следующий этап — надо научиться хранить. А как только ты научился хранить, то сам Бог велел начать перерабатывать. По этому пути и идём.

Есть компании, которые пришли системно. СГЦ «Знаменский» — кто бы что ни говорил, это более полутора тысяч рабочих мест в общей сложности, это налоги, полная вертикально интегрированная цепочка от поля до готовой продукции на прилавках фирменных магазинов. То есть ни копейки из этой цепочки не выпадает куда-то, все налоги платятся в полном объёме здесь. Конечно, это идеальный для нас пример, потому что налоги, которые они платят в бюджет, исчисляются десятками и сотнями миллионов. Конечно, нам бы хотелось, чтобы таких предприятий было как можно больше, потому что если сегодня эти хорошо оплачиваемые и высоко технологичные рабочие места не создаются, а при этом мы ресурс вовлекаем — земельный и так далее, то мы несём так называемые альтернативные издержки, есть такое понятие. То есть мы не получаем эффект от альтернативы. В этом направлении тоже работаем.
Но опять же, сегодня мы объявлены рынком, у нас частные собственники, соответственно у нас с вами какие есть инструменты? Мы должны думать о том, как создать условия, при которых эту добавленную стоимость будет выгодно здесь производить. Поэтому департамент экономики и выработал ту самую инвестиционную стратегию, льготы по налогам, прорабатывается инициатива о создании особой экономической зоны. Опять же, если говорить по большому счёту, то это всего лишь один из инструментов для привлечения инвесторов на территорию.

— А в каких суммах выражается господдержка сельхозпроизводителей в целом по Орловской области? Наверное, не больше миллиарда?

— В прошлом году мы активизировали работу с Минсельхозом и максимально вошли во все существующие федеральные программы. На сегодняшнюю дату (беседа состоялась 28 декабря. — Ю. Л.) мы довели до сельхозпроизводителей Орловской области в виде господдержки более 2,7 миллиарда рублей. И ещё порядка 300 миллионов Минсельхоз доведёт в счёт 2015 года в феврале. То есть мы вплотную приблизились к 3 миллиардам господдержки, это значимые деньги. И вот когда вы спрашиваете, а чем мы управляем, — то в том числе и этими средствами. То есть получается очень приличный эффект с точки зрения работы с федеральным центром.

— Какие «болевые точки» и проблемы, о которых ещё не шла речь, вы сами считаете необходимым озвучить?

— Это рост себестоимости производства, растущие затраты. Даже по 2015 году по разным оценкам себестоимость выросла от 25 до 40 процентов в зависимости от вида производства. Катастрофически подорожали удобрения, средства защиты растений. Подорожала техника, запасные части, особенно импорт­ные. Медленно, но верно растут цены на топливо. Зашкаливают ставки по банковским кредитам.
Поэтому у наших сельхозпроизводителей сегодня есть только один путь — повышать эффективность своего производ­ства. В этом отношении Орловской области где-то повезло: по большинству малых и средних компаний у нас есть организационный ресурс. То есть если, допустим, высокотехнологичные компании могут что-то изменить только через огромные инвестиции, смену технологий, то наши небольшие хозяйства сегодня могут добиться эффекта путём наведения элементарного порядка. Если взять наших «молочников», фермеров — это совершенствование системы кормления, содержания, обучение, в первую очередь, самих себя и во вторую очередь — тех людей, которые с ними работают, повышение квалификации, изучение опыта…
Я могу привести пример. В прошлом году мы взяли два хозяйства. Я езжу туда каждые две недели. И мы с зоотехниками просто разбираем, что бы можно было изменить в кормлении, в осеменении, в содержании… Итог за семь месяцев такого вот методического общения — плюс шестьсот килограммов на голову. Суть была в том, чтобы обратить внимание руководителей на какие-то проблемные места, а они уже дальше там отработают.

Сегодня мы упор на это делаем. И сейчас методично ведём работу с аграрным университетом по созданию центра практического консультирования для, прежде всего, малых и средних предприятий. И начали именно с молочного животноводства. Там хорошие специалисты, учёные. Но сегодня им надо, что называется, схватить специфику практического консалтинга, потому что всё-таки одно дело — писать диссертации и академические учебники, а другое дело — работа с фермером, которого, как говорится, на мякине не проведёшь. Но с учётом того, что у них уже создан мощнейший лабораторный референтный центр, на государственные деньги, по системе грантов, и им осталось только методическую базу подвести, я рассчитываю, что в ближайшее время это будет один из самых динамично развивающихся центров по консалтингу. Мы вот тут должны их поддержать и научить, дать им понять, где у них сегодня есть резервы.

— Можно один личный вопрос? О вас мало писали, разве только то, что вы приехали из Ленинградской области…

— Может быть, и хорошо, что мало?

— В этой связи: зачем вам всё это? Что вы хотите тут найти или, наоборот, принести сюда?

— Я всю жизнь так или иначе был связан с селом, начиная от первого образования — механизация сельского хозяйства, машиностроительный факультет, аграрным университетом, работой в хозяйстве. Хотя у меня есть и другая ипостась: второе образование и опыт работы — это управление в строительстве. Вырос я в сельской местности и только в шестнадцать лет уехал в большой город, как это и бывает. И всё знаю не понаслышке. Поэтому для меня это определенный этап в развитии, и профессионально, конечно, я здесь расту. Орловская область как аграрный регион — это, я вам хочу сказать… Для того, чтобы понять, какие здесь есть возможности, надо поработать, как я, в условиях Нечернозёмной зоны, на Северо-Западе, в той же Ленинградской области, где, как говорится, и на камнях растут деревья, причем, в прямом смысле этого слова. То, какой ценой там даётся этот литр молока, когда средняя контурность поля в хозяйстве — три гектара, когда эти несчастные три или четыре тысячи гектаров разбросаны на сорок километров, когда, грубо говоря, бонитет почв — никакой, когда все земли — мелиорированные, осушенные, когда осадки идут постоянно, и заливает, и не въехать в поле, когда лето длится ровно полтора месяца… Вот поэтому тогда можешь оценить, какой здесь потенциал. Поэтому для меня это профессионально интересно.
Выиграл я, честно говоря, и в качестве жизни, потому что я не стою в этих сумасшедших пробках по три часа в день. И много, много таких чисто человеческих моментов.

Я, честно говоря, проникся любовью к Орловской области. Как бы там ни было тяжело в деревнях, весной выезжаешь в поля… Здесь заложены хорошие традиции и чувствуется, что регионом управляли аграрии. Я хочу отдать должное. В этом есть свои плюсы и свои минусы, но если уж пытаться какие-то позитивные зёрна находить в том, что было, то культура земледелия и культура полей, содержания территории здесь — очевидны.

— Спасибо за откровенную беседу.

Юрий Лебёдкин.