Дело В. Рыбакова, о котором многие уже начали забывать, вновь направлено на доследование. Это значит, что возможность узнать в суде, в чем виноват депутат облсовета В. А. Рыбаков и виноват ли вообще, в очередной раз откладывается на неопределенное время. История эта казалась нам очень странной с самого начала. И чем дольше длится следствие, тем невероятней кажется. В ней проявляется что-то, характерное, возможно, только для Орловской области — нечто иррациональное, мелочное и пафосное одновременно, неискреннее и упрямое. Создается впечатление, что суть дела вообще никого не интересует, главное — рецептура приготовления блюда «криминальный Рыбаков», а то, что блюдо это выходит несъедобным, неважно. Главное — красиво его подать. Но даже это сделать у поваров толком не получается. Дело В. Рыбакова — это больше, чем просто дело В. Рыбакова. В нем, как в капельке росы на скальпеле юного натуралиста, препарирующего, скажем, тритона, отражается вся красота окружающего нас ландшафта.

Я — ни за Рыбакова, ни — против него. Я — против некоторых методов вивисекции. Я — за разумное и вменяемое государство, даже если его институты находятся на территории Орловской области. Я — за то, чтобы человек, если он что-то натворил, имел возможность ответить быстро и по существу, не воюя с химерами, понуждаемый, как герой известного фильма, воскликнуть в отчаянье: «Да ты скажи, в чем вина моя, боярин!». Продолжение каждому культурному человеку, уважающему кинематограф, известно.

Об этом и состоялся мой разговор с адвокатом В. Рыбакова Виктором Ахмедовичем Алиевым. Мы говорили о красоте окружающегося ландшафта. Трепать нервы обвиняемому я не стал. В. Рыбаков и без того, я заметил, стал смотреть на мир в последнее время с некоторым недоумением.

— Виктор Ахмедович, дело вашего нанимателя обросло такой длинной бородой, что, встречая вас, я будто вижу старого знакомого. Так и подмывает спросить: «Что новенького?».

— Новенького ничего, все по-старому. Дело не только бородой обросло, оно обросло очень странной бородой. Вспомните, какие силы и средства были потрачены для возбуждения летом 2014 года уголовного дела. В. Рыбаков обвинялся в хищениях в особо крупных размерах и причинении ущерба государству. Зимой 2016-го мы приходим к тому, что эти обвинения развалились, остались малозначительные эпизоды, но даже по ним дело в третий раз отправляют на доследование, не рискуя передавать в суд.

— Напомните, о каких эпизодах идет речь.

— Первый, как говорит следствие, — заключение В. Рыбаковым заведомо невыгодных договоров аренды торговых навесов; второй — заключение договора с газетой «Орловская среда».

— Эти темы, безусловно, заслоняют собой почти все известные мне проблемы Орловской области, достойные пристального внимания местной правоохранительной системы. Можно поразмышлять о высокой степени дотошности и принципиальности людей, полтора года разбирающихся в проблеме торгового навеса.

— Я бы некоторые ваши слова взял в кавычки. Темы, гораздо более серьезные, чем навесы, есть и в области, и в государстве, в целом — в экономике. Помимо того, известны высказывания высших должностных лиц, призывающих «не кошмарить бизнес», дать ему нормально работать. Существуют утвержденные планы проверок, без которых к хозяйствующему субъекту попросту не зайдешь. Но если посмотреть на постановления о возвращении уголовных дел, возбужденных в отношении В. Рыбакова, для производства дополнительного следствия, то они, по существу, преследуют одну цель — найти хоть что-нибудь. Ситуация с правовой точки зрения абсурдная. Обвинения В. Рыбакову по конкретным эпизодам давно предъявлены. Так направляйте дело в суд. Не направляют. Почему? Да потому что в суде оно развалится. Нужно найти еще что-нибудь.

— Что?

— Да что угодно, хоть что-то. В одном из постановлений есть просто-таки перл. Из утверждения, что таким-то товаром торгует 90 процентов ИПэшников, выводится вопрос, а не являются ли эти торгующие организованной преступной группой? Чем не основание для дополнительного следствия? Представляете? Можно ведь высказывать какое угодно предположение — вдруг здесь удастся что-нибудь найти, там наскрести и так далее.

— То есть обвинение в суд не спешит. Это странно. Ведь позиция нашего государства, солидарного с ним Европейского Суда по правам человека, разнообразных международных конвенций — в том, что человек имеет право на рассмотрение своего уголовного дела без проволочек и по существу. Дело, видимо, очень сложное. Когда В. Рыбакова обвиняли в присвоении гектаров земли, нанесении бюджету миллионных, если не миллиардных, убытков, все было просто. С большими объемами и работать проще. А вот навес… Как его просчитать? Как доказать криминал?

— По логике следствия, если вы что-то необоснованно взяли в аренду, то сумма арендных платежей является ущербом. Этот ущерб от взятых в аренду торговых навесов В. Рыбакову и инкриминируют. Но, извините. Если я взял в аренду машину и работаю на ней, то считайте и мой заработок, сопоставляя его с арендными платежами. Рыбаков на навесках зарабатывал и перечислял заработанное в бюджет. Давайте сопоставлять. Нет, следствие считает только расходы — арендные платежи. И говорит: вместо того, чтобы арендовать навес, Рыбаков должен был его купить. Дескать, если бы купил, затрат было бы меньше.

— И сколько раз это мощное антикоррупционное дело возвращалось на доследование?

— Трижды. И судебной перспективы для него я в ближайшее время не вижу. С теми указаниями, которые дал прокурор касательно проверки акта Контрольно-счетной палаты Орловской области, где говорится про нецелевое использование и прочее, что обычно в подобных проверках пишется, работы следствию хватит еще на полгода, если не больше.

— А сколько раз можно возвращать дело на доследование?

— Неограниченное количество раз.

— Мне тревожно за наше гражданское общество, находящееся в процессе построения гражданского общества. Все начиналось с «разоблачения крупного коррупционера», а закончилось спором об эффективности управления торговым навесом. И даже этот спор никак не может закончиться. Есть смысл поговорить о квалификации обвинения.

— Или о чем-то другом. Месяцами — одни и те же доказательства, одни и те же эпизоды, не прибавилось ничего нового, но дело упорно не пускают в суд.

— Виктор Ахмедович, а может, это и есть лучший исход? След­ствие не потеряет в суде лицо, а у В. Рыбакова, помимо нервотрепки, которую можно пережить, и денег, которые он вам — своему адвокату — платит, какие еще потери? Пусть так и будет. Пусть так и продолжается. А когда все умрут — и В. Рыбаков, и прокурор области И. Полуэктов (все мы смертны), дело закроют, как это пишут молодые судебные секретари — по причине выбытия из жизни как обвинителя, так и обвиняемого.

— Вы, как в одном анекдоте, лишаете мою семью заработка предположением о выбытии из жизни. Может, еще моя внучка будет в этом деле работать. Если серьезно, то дело заставляет о многом задуматься. Смотрите. С одной стороны, говорят — не трогайте предпринимателей. И что мы видим? Дело Рыбакова повлекло увольнение 150 человек муниципального предприятия. В итоге, в прошлом году, уже без директора В. Рыбакова, оно сработало с убытком в 11 млн. рублей. И что, кого-нибудь это волнует? Предприниматели снимаются с учета в Орловской области и переводят свой бизнес в Брянск. Сотни миллионов рублей, которые должны были пойти в орловский региональный бюджет, в него не попадут. Но следствие упорно занимается торговыми навесами и спонсорской помощью газете «Орловская среда», мотивируя это заботой о государственных интересах.

— Бывает, что люди и даже целые институты оторваны от реальности. Бывает, что они сверхпринципиальны и, разыскивая ночью потерянный гривенник, светят себе зажженной сторублевкой. Бывает, что в отношении к жизни и ее отдельным явлениям человек руководствуется чем-то очень личным. Виктор Ахмедович, В. Рыбаков никого не оскорблял?

— Оскорблять не оскорблял… Но во время обыска по одному из дел, которые затем развалились, у него нашли фотографию машины областного прокурора, стоящую под знаком «Остановка запрещена». После этого В. Рыбакова вместе со мной несколько раз вызывали в прокуратуру и спрашивали, не следим ли мы за прокурором Орловской области. Мы отвечали, что не следим, не следили и даже не собираемся следить. Обычная фотография машины без пассажиров под запрещающим знаком, больше ничего.

— Как этот опасный компромат оказался в распоряжении вашего клиента, депутата областного Совета В. Рыбакова?

— В. Рыбакову, как, думаю, и другим депутатам, приносят много материалов, в которых, по мнению людей, есть указания на нарушения со стороны того или иного должностного лица. Мобильный телефон со встроенной фотокамерой есть сегодня, наверное, у каждого прохожего.
Другая история связана с бывшим бухгалтером магазина «Старт», который после увольнения угрожал по пьяни людям в штатском, оказавшимся сотрудниками ФСБ. Были составлены рапорта, что это, якобы, Рыбакова работа, он бухгалтера подослал.

— Не он?

— Версия не подтвердилась. Однако документы составлены были.

— С журналисткой точки зрения, эта фельетонная рыбаковская история, дело, сдувшееся с размеров горы до торговой мыши в навесе, просто подарок — любо-дорого слушать и рассказывать. Но с точки зрения государственной, если говорить об экономике, это ведь жуткая бесхозяйственность. Одной бумаги, если только о ней говорить, потрачено на раскрутку рыбаковского дела — страшно представить, сколько! А итог?

— Вы угадали. Я был в След­ственном комитете, там жалуются, что бумагу приходится уже за свои деньги приобретать. Хотел снять копию — порошок в копировальном аппарате кончился. А теперь посмотрите на любое резонансное дело об убийстве. Хоть одно раскрыто? Возьмите любое дело об убийстве и поинтересуйтесь его объемом. Десять — двадцать страничек. А по Рыбакову — сотни томов. Сотни! Мы сейчас, если бы было такое стремление, могли бы законным путем поставить заслон передаче дела В. Рыбакова в суд. Я у следователя спрашиваю — сколько на Рыбакова собрано прослушки? Никто толком не знает, месяцами в режиме онлайн писалось. Говорю — сейчас сяду и буду знакомиться с записями. В соответствии с законом буду слушать с девяти утра до шести вечера. И вы еще полгода не сможете отправить дело в суд. Это как минимум. «Вообще-то да», — отвечают. Сотни томов документов, изъятые компьютеры, проведены экспертизы. И к чему пришли? К навесам в несколько квадратных метров, которыми, по версии следствия, можно было лучше управлять, и что, кстати, еще требуется доказать. И к договору с газетой, об этом и говорить скучно.

— Виктор Ахмедович, в условиях внешнего давления Запада, может, всем сторонам нужно отбросить личное, простить друг другу обиды и подумать, как выйти из ситуации? Как минимум, я призываю к местному патриотизму и экономии. Прекратится абсурд — будут сэкономлены бумага и порошок для ксероксов. Следователи освободятся для важной работы. Какое развитие ситуации вы прогнозируете?

— В последнее время правоохранительные органы напоминают государство в государстве, поэтому прогнозировать что-то довольно сложно. В группе, которая занимается делом В. Рыбакова, по-прежнему пять следователей, несколько прикомандированных сотрудников, которые трудно понять, чем занимаются. Создается впечатление, что телега попросту не может выехать из колеи. Если В. Рыбаков совершил что-то предосудительное, занимайтесь этим, но не навесом же, который в результате аренды приносил муниципальному предприятию прибыль.

— Так навесы давали прибыль?

— Да.

— Тогда в чем криминал?

— Существуют сухие смеси, которыми невозможно торговать на улице. Тратить деньги на строительство под эти цели новых торговых площадей экономически нецелесообразно, выгоднее арендовать чужие, уже существующие. Так муниципальное предприятие, когда директором в нем был В. Рыбаков, и работало, из года в год получая прибыль.

— Так криминал в чем?

— Криминал в том, что навес, по версии следствия, не надо было брать в аренду, а надо было купить его у собственника.

— Почему?

— Не знаю. Следователь считает, что надо было купить.

— А что считает УМИЗ и городская власть?

— УМИЗ и городская власть всегда признавали работу «Лесоторговой» положительной. Целый том уголовного дела Рыбакова состоит из муниципальных грамот и благодарственных писем.

— Грамоты пособников?

— Да, смешно.

— К вопросу о телеге, не способной выбраться из колеи. Вся эта история напоминает дело В. Еремина, который, столкнувшись с подобными же непроходимыми странностями, за соб­ственные деньги пригласил в Орел из Питера эксперта, который, не будучи связанным местными обязательствами, быстро расставил все точки над «i», назвав абсурд тем словом, которым он и должен называться, то есть абсурдом. Суд с авторитетным мнением согласился. Орел будто варится в каком-то своем, особом бульоне, который в большинстве других регионов давно считается несъедобным.

— Взгляд со стороны не помешал бы. Достаточно вчитаться в текст обвинения, просто оценить терминологию. Это же что-то из ряда вон выходящее. Так и хочется сказать — ребята, вы нелепости-то уберите. Просто дать материалы экономистам посмотреть. Из ста свидетелей один гражданин Роев говорит, что Рыбаков в чем-то виноват. Поразительное дело!

— Ваш прогноз?

— Дело затянется очень надол­го.

— Есть вероятность, что его будут изучать студенты юрфаков как явление уникальное?

— Как уникальное — нет, это системное явление, у меня подобных дел, может быть, не таких длинных, много.

— Так это явление системное или орловское?

— Системное с орловскими особенностями, так скажем. Я участвовал в процессах в Москве, в Курской области, где рассматривались похожие дела. Но таких чудес, как у нас, нигде не видел. Всюду в той или иной степени слышен голос разума, ощущается сила каких-то объективных доводов. У нас — непрошибаемая стена.

— То есть вы, так получилось, вместе с В. Рыбаковым участвуете в своеобразном краеведческом проекте. Это тяжело, сложно, это зачастую ставит в тупик участников, но такова судьба большинства орловских краеведческих проектов. Удачи вам в его завершении.

— Спасибо.

Вопросы задавал
Сергей Заруднев.