Дружеский разговор о патриотизме

Александра Щепетина, недавно оставившего пост руководителя общественной региональной организации ветеранов боевых действий, я знаю так давно, что даже вспоминать скучно. Шестнадцать лет он руководил ветеранами войн, которые принято называть локальными. Про 55-летнего человека правильно, конечно, говорить Александр Владимирович, но сегодня обойдемся без формальностей. Поговорим о сути, о патриотизме — понятии ныне сколь популярном, столь и неопределенном.

Пост Александр сдал потому, что детвора замучила. При четырех внуках, старшему из которых семь, а младшему — всего месяц, пора, дескать, подумать и о личном. Выбили эти эгоистичные дети из наших рядов общественника. Но они правы.

А теперь о сути. Ушедший на беспокойный покой председатель отчитывался на недавней конференции о проделанном за пять лет. Мы не станем ограничиваться этими рамками, у нас не отчет. Но поскольку долгий срок на одной должности из любого сделает формалиста…

— Напомни, о чем говорил официально. А неофициальную часть добавим.

— Обычный отчетный доклад. Орловская региональная общественная организация ветеранов боевых действий появилась 26 июня 2000 года, объединив всех, кто принимал участие в локальных войнах. Основное из сделанного — увековечили имена погибших. Особо отметил директора Военно-исторического музея Сергея Широкова, оказывающего огромную помощь в работе с архивами. Он в нашей организации — координатор по работе с семьями погибших, такая у него общественная нагрузка. Сергей установил имена и фамилии многих орловских ребят, воевавших в Египте, Сирии, на Северном Кавказе. Удалось издать две книги. Одну с нашей помощью «Красная строка» делала — книгу очерков о земляках-орловцах, погибших на двух «Чеченских» войнах, «Солдаты невоюющей страны» называется. Позже на ее базе был создан 13-й том областной «Книги памяти» — уже как официальный справочник.

Говорил о других формах увековечения — наименовании улиц в честь павших ребят, установке мемориальных досок. В этом смысле похвалить нужно Ливны. Там пять улиц названы в честь ребят, погибших в Афганистане. Больше такого нигде нет.

— Чем это объяснить?

— Имена присваивали еще в 90-е годы, память об Афганистане была жива. Тогда же в Ливнах поставили первый в области памятник погибшим в Афгане. Плюс — полное понимание этого вопроса властью. Тогда конкретно — В. Кочуевым, которого сегодня только ленивый грязью не поливает. Но это не важно.

В Орле есть улица имени Героя России Скворцова. Интерес­но, что в нашей области похоронены два Героя России — Скворцов и Рязанцев. Улица Скворцова в Орле есть, а Рязанцева — нет. Вместе с военкоматом мы этот вопрос пытаемся пробить пять лет. У нас появляются улицы Орелстроевская, Алроса, а увековечить память Героя России не выходит.

— В чем проблема?

— Честно? Понятия не имею.

— Догадываюсь. Я был на похоронах Александра Рязанцева; так вышло — единственный журналист областного СМИ. Губернатор тогда, если не ошибаюсь, был в отъезде, окружение расслабилось, да и по федеральным телеканалам трубили об успешном завершении «Второй чеченской», траурные церемонии не приветствовались. Героя легендарной 6-й роты хоронили силами Корсаковского района, практически в безвестности. На могиле офицера-артиллериста, прикомандированного к псковским десантникам и погибшего вместе с ними, из табельного оружия салютовали… милиционеры. В психологии власти, видимо, с тех пор ничего не изменилось, хотя давно это было, 16 лет назад.

— Ну а мы пять лет подряд вместе с военкоматом пишем письма…

— Куда?

— Вообще-то существует определенный порядок подачи документов. В соответствии с этим порядком мы отправляем письма в администрацию города Орла. Эти письма, в соответствии с тем же порядком, прочитываются, а затем должны выноситься на рассмотрение городского Совета.

— И какой результат?

— Несколько раз нам вообще не ответили. Затем сообщили, что вопрос изучается… Улица Скворцова находится между зданием бывшего ГТУ на Наугорке и университетским спорткомплекс­ом. Рядом, на месте бывшей воинской части, идет стройка. Мы давно предложили назвать там одну из улиц в честь Рязанцева. Два орловских Героя России, рядом. Хорошо получается. Показывали для наглядности пальцем на схеме. Нам ответили, что по­думают. В общем, как было, так и есть — глухо.

— Переходим к позитиву.

— В рамках грантов, ты в курсе, делаем памятные доски в честь погибших. Планировали установить в Глазуновском районе, Колпне, Покровке, Мценске и Орле. Во всех районах области установили. Все благодарны, хвалят. В Орле, начиная с апреля, мы не можем получить даже разрешения на то, чтобы доску установить. Должно быть так — общественная организация обращается к власти с предложением увековечить память погибших, и власть начинает работу. Как происходит в действительности? Говорим: «Уважаемые, мы сами все сделаем, все установим, у нас есть и деньги, и силы, дайте только «добро». Нам отвечают: «Собирайте пакет документов», согласовывайте с теми-то и теми. И понеслось… «У вас нет одного согласования, другого…». Помощи — ноль.

— Поподробнее о пакете документов.

— Стандартный набор, в котором должно быть согласие на установку доски собственника здания, управления архитектуры…

— То есть муниципалитет требует от общественной организации согласования с муниципальной школой…

— Да. Затем тот же вопрос нужно согласовать с управлением образования. А в управлении образования, оказывается, есть какая-то внутренняя бумага, настоятельно рекомендующая размещать мемориальные доски не снаружи школы, а внутри. Это вообще маразм какой-то. Запрячьте вашу память, дескать, хоть в кладовку, лишь бы она не была видна снаружи. Если б не матери погибших, честное слово, я бы плюнул и прилюдно послал всех этих чиновников на…

— Доски — «афганцам»?

— И «афганцам», и «чеченцам». Матерей, потерявших сыновей в Афганистане, — тех, что еще живы, — единицы остались. Им уже за восемьдесят, а мы не можем получить разрешения на открытие мемориальных досок их сыновьям, в школах, где они учились. Это, как бы сформулировать помягче, не радует.

— Продолжим разговор о патриотизме.

— Давай для начала определимся, что мы вкладываем в это понятие. Власть, подавляющее число ее представителей, я делаю вывод, под патриотизмом понимает не что-то полезное, что человек делает для своей страны или своего города, а слова, которые в тот или иной момент следует произносить. Ладно, не буду дальше эту тему развивать…

— Давай, я разовью. Патриотические инициативы не привет­ствуются, поскольку, если нет установки сверху, как к ним относиться — чиновник не знает, как себя вести. Так?

— Ну да. Всякая инициатива со стороны подразумевает для чиновника дополнительную работу. Например, мы два года просим у городских и областных властей составить реестр образовательных учреждений, в которых учились ветераны боевых действий. Установить это собственными силами в некоторых случаях сложно и даже невозможно. Во-первых, прошло много времени. Во-вторых, люди служили в разных «ведомствах» со своей специфической формой учета и отчетности. Есть еще в-третьих, и в-четвертых — словом, много проблем. О некоторых ребятах неизвестно, где они учились. И родственников их не разыскать. Ты же сам этим занимался, знаешь. Погиб парень — и всё… Давайте его забудем? Нам говорят — да, нужно сделать реестр. Как не было его, так и нет…

— А тебе не кажется, что всему этому есть очень простое объяснение? В Великую Отечественную, при Сталине, которого и сейчас поливают помоями, войну прошли все — начиная от крестьянина и заканчивая детьми членов Политбюро. Исключения не делались ни для кого. В Афганскую традиция заставлять тянуть лямку, не взирая на лица, сохранялась с очень большим скрипом. В «Чеченскую», по моим личным наблюдениям, девять из десяти воевавших были детдомовцами, деревенскими или ребятами из городков, про большинство из которых мы даже не слыхали. Областные же и столичные города были, условно говоря, представлены мальчишками с орловской улицы Раздольной. «Элиты» — в современном понятии этого слова — я в Чечне не видел. И даже не слышал, чтобы кто-то поменял свой офис на автомат. Так о какой войне может рассказать чиновник, если ни он, ни его дети там не были? Ты вот можешь назвать хоть одного «элитария» или его отпрыска, который бы воевал за «новую, свободную, демократическую Россию»?

— Сын командующего ВДВ Шпака.

— Я это знаю, Саня. Парень воевал и погиб — в военной семье живы представления об офицерской чести. Речь об «элите» чиновничьей, орловской. Затрудняешься… Так чего ж ты удивляешься, что боль чужих, но понятных тебе утрат, им непонятна? Ваши ценности, как бы это помягче выразиться, не совпадают…

— Не думаю, что дело только в этом, хотя, и в этом, возможно, тоже… Продолжим про патриотизм… Много лет мы пытаемся добиться, чтобы появился реестр семей погибших. Сам ездил, знаешь, что информацию приходится собирать по крохам. С семейным реестром — то же, что с реестром учебных заведений — его нет. С точки зрения исполнительной власти, причина этому имеется уважительная. Знаешь, какая?

— Не «совсекретно», надеюсь?

— Нет. «Отсутствует орган исполнительной власти, в компетенции которого находилось бы ведение данного реестра».

— Молодцы! Умеют работать.

— Далее… Несколько лет пытаемся добиться, чтобы выделялись средства на выплаты семьям погибших. Единовременно по пять тысяч рублей матерям погибших в Афганистане заплатили. Но мы говорим о том, чтобы помощь (размер — на усмотрение областной власти) была для всех семей постоянной. Разу­меется, денег в бюджете по­стоянно нет. Однако на какие-то цели они находятся. Эти же копейки вдруг оказываются неподъемными расходами.

Другой очень интересный момент. 12 июня празднуется День России. В этот же день мы отмечаем очередную годовщину открытия в Орле памятника погибшим в локальных войнах. Каждый год ветераны там собираются. Мне удивительно — в этом году на заседании комитета по подготовке празднования Дня России я поинтересовался, но никто не ответил. Вопрос: почему в День России власть не проводит ни одного мероприятия у памятника тем, кто за эту Россию погиб? На Северном Кавказе ведь гибли уже не за Советский Союз, а за эту, нашу, «новую» Россию. Мероприятия проводят где угодно, хоть в детском парке, но не у памятника. Почему вы не хотите вспомнить в этот день погибших ребят? Молчание…

— «Праздник» по поводу внезапно обнаруженного у «новой» России суверенитета, которым «старая» Россия, надо полагать, не обладала, и без того с сумасшедшинкой, а ты еще власти о смерти решил напомнить. Надо быть чутче. Тогда бы и гранты организация получала не по графе «отвяжись», а посолиднее.

— Разные во власти люди. Не буду называть человека, поскольку могут неправильно истолковать, но когда мы искали 60 тыс. рублей на протезы инвалиду, этот «чиновник» достал деньги из своего кошелька. Да, денег у него много, но он не был обязан делиться.

Что еще про патриотизм… В последнее воскресенье ноября отмечается День матери. В этот день принято чествовать многодетных. Наверное, правильно, но почему не пригласить матерей погибших? В особенности, тех, кто потерял на войне единственного ребенка?

Отчитываюсь дальше. Участвовали мы в разных серьезных резонансных мероприятиях. В частности, ездили на Антимайдан в Москву. 150—200 человек собираются по первой просьбе.

— Свидетельствую, что «бойцы» родной для тебя организации действительно быстро откликаются на призыв. Редко сегодня увидишь такую дисциплину.

— Это не дисциплина. Точнее, не только она. Недавно у меня был нелицеприятный разговор с одним чиновником на эту тему. Знаете, спросил я его, чем отличаются наши мероприятия от тех, что проводите вы? В организации ветеранов боевых действий все делается без принуждения, поскольку мы верим в нужность того, чем занимаемся. У нас нет необходимости сгонять куда-то студентов, угрожая им административным наказанием в случае неявки. Наши ребята идут не потому, что их заставили, а потому что они сами этого хотят. Знаете разницу между «хотят» и «заставили»?

— И что он ответил?

— Ничего.

— Твой преемник на посту руководителя организации — Евгений Борзенков — кем был в Афганистане?

— Лейтехой он был, в Афган попал сразу после выпуска. Должность зам. комроты — можно сказать, расстрельная. Молодых тогда совали во все дыры. Рядовой, в общем.

— Желаю твоей организации дожить до того дня, когда не будет нужды объяснять, что такое патриотизм и чем он отличается от «правильно» произнесенных слов. Ну и успехов в воспитании подрастающего поколения.

— Спасибо. Буду стараться.

Дружескую беседу записал
Сергей Заруднев.