Кто начал царствовать
Ходынкой,
Тот кончит, став на эшафот!
К. Бальмонт.

Все ли спокойно в народе?
Нет. Император убит.
Кто-то о новой свободе
На площадях говорит…
А. Блок.

Май 2016 года отмечен скорб­ным 120-летием событий, вошедших в историю как Ходынская катастрофа. Массовая гибель людей случилась в дни коронации восемнадцатого царя династии Романовых Николая II и легла мрачной тенью на его царствование.

Церемония коронации на протяжении столетий являлась неизбежным атрибутом христианских монархий. Вступавший на престол обретал символ власти, освященный церковным обрядом. Это торжественное действо пришло на Русь из Византии и до XVIII века именовалось венчанием на царство. Миропомазание совершалось в Успенском соборе высшим иерархом Русской Православной церкви.

Обряд означал, что земная власть вручалась монарху по благословению Свыше, освящена Церковью и обретала сакральный характер. Религиозная составляющая обязывала удерживать государя от действий, наносящих ущерб интересам державы и подданных. Речь шла о духовной, а не только о практической стороне деятельности вступавшего во власть. В истории России отношения власти и народа нередко были омрачены социальными конфликтами, восстаниями и кровавыми жерт­вами. Как, впрочем, и в других странах.
Так было и в этот раз — на рубеже просвещенного XX века, когда нормы христианской морали и этики грубо попирались под прикрытием защиты политических и имущественных интересов правящих элит, а личность последнего царя, как субъективный фактор истории, сыграла пагубную роль в судьбе России…

Решение о коронации Николай II принял спустя полтора года после смерти отца. Комиссию по организации торжеств возглавил великий князь Сергей Александрович (московский генерал–губернатор и дядя царя). Появились соответствующие документы: «Церемония коронации», «Положение об отпуске довольствия воинским чинам при командировании в Москву по случаю священного коронования Их императорского величества» и «Расписание с 6 по 26 мая 1896 года». На проведение торжеств выделили около 110 млн. рублей.
Коронация привлекла внимание мировой общественности. Запад, веками смотревший на Россию как на лакомый, но недосягаемый огромный кусок вожделенного богатства, отправил в Москву многочисленную делегацию государственных деятелей и журналистов. Восточные государства также не остались в стороне. Впервые на торжествах появились чрезвычайные уполномоченные Вселенского, Антиохийского, Иерусалимского и Александрийского патриархов. Интерес к событию был закономерным: за горизонтом истории сверкали отблески грядущей мировой войны…

Обстановка вокруг коронации находилась не только под контро­лем российских спецслужб. Зарубежные «коллеги» тщательно изучали настроение российского общества и психологический портрет властителя великой державы. Иностранную агентуру интересовало, обладает ли император способностью к стратегическому мышлению? Будет ли, подобно великим предкам, решительно отстаивать национально-государственные ин­­те­ресы? Удержится ли в его правлении идеологема «Православие. Самодержавие. Народность»? Склонен ли к политическим компромиссам? Решится ли повернуть страну от консервативных ценностей к западным либеральным — с парламентаризмом и выборной демократией? Каков будет выбор союзников на ближайшую перспективу? Помнит ли завет Александра III: «У России только два союзника — армия и флот»? и т. д. Перечень вопросов и ответов скрупулезно пополнялся иностранными спецслужбами (в первую очередь — британскими) вплоть до 1917 года.

Но главным был вопрос о том, сумеет ли он удержать власть под напором неизбежных политических и социально-экономических проблем, о которых писали Л. Н. Толстой, В. О. Ключевский, С. Н. Булгаков и другие русские философы, писатели и историки, не говоря уже об оппозиции. Ответы на все вопросы дала история, поставившая расстрельную точку в судьбе монархии и династии Романовых.

14 мая началась церемония в Успенском соборе. Её возглавил митрополит Петербургский Палладий с Киевским и Московским митрополитами. Хроникёр взволнованно писал: «Вот Государь коленопреклоненный молится, произнося святые, великие, исполненные столь глубокого значения слова молитвы… Все на коленях… Только один царь стоит перед своим троном, во всём величии своего сана, среди горячо любящего народа». После произнесения Символа веры он был миропомазан и причащён. На него возложили корону и огласили полный императорский титул. Зрелище торжественное и ко многому обязывающее. Оставалось лишь использовать во благо Отечества предоставленный историей шанс…

Празднество продолжилось на трапезе в Грановитой палате, а тысячи людей ожидали гуляния на Ходынском поле и обещанных царских подарков. В каждом из заготовленных 400 тысячах «соцпакетов» находились полфунта колбасы, сайка, конфеты, орехи, пряники и эмалированная кружка с царским вензелем и позолотой. Гуляние было назначено на 18 мая.

На Ходынском поле соорудили трибуны для почетных гостей, императорский павильон, 150 буфетов, помосты для представлений. Врыли столбы для охотников за призами, а двадцать бараков заполнили бочками со спиртным.

Что представляло собой в те дни Ходынское поле? Неровное, покрытое ямами и остатками павильонов Всероссийской выставки 1882 года, оно было явно не приспособлено для массовых зрелищ. А рвы, овраги и траншеи не раз служили местом для военных учений. Малейший беспорядок мог вызвать панику с трагическим исходом. Но ни московский генерал-губернатор, ни обер-полицмейстер и другие чиновники, ответственные за безопасность гуляния, не приняли мер, исключающих катастрофу.
Среди тысяч людей оказалось немало жителей других губерний, в том числе Орловской. Многие пришли ночью, чтобы успеть к раздаче гостинцев.

«Ночь, — вспоминал очевидец трагедии П. Шостаковский, — как на беду, была безлунная, и Ходынское поле погрузилось в полную темноту. Люди всё прибывали, и не видя перед собой дороги, спотыкались, падали в овраги. Всё более плотной становилась необозримая толпа… Не менее полумиллиона людей скопилось к утру между городской границей и стеной из 100 буфетов. Горстка полицейских и казаков, отправленных на Ходынское поле «для поддержания порядка», почувствовала, что положение становится угрожающим и что ей не справиться с этой стихией…».

Когда начали раздачу гостинцев, то, продолжал очевидец, «до предела сжатая человеческая масса всей невообразимой тяжестью своей качнулась в сторону буфетов. Люди тысячами повалились в ров, прямо на головы стоявших на дне. Вслед за ними повалились ещё, ещё и ещё, пока ров не был завален телами доверху. И по ним шли. Не могли не идти, не могли остановиться».
Корреспондент «Русских ведомостей» писатель В. А. Гиляровский назвал коронационные торжества «праздником над трупами».

«Над миллионной толпой, — писал он, — начал подниматься пар, похожий на болотный туман… Давка была страшная. Со многими делалось дурно, некоторые теряли сознание, не имея возможности выбраться или даже упасть: лишенные чувств, с закрытыми глазами, сжатые, как в тисках, они колыхались вместе с массой… Стоявший возле меня, через одного, высокий благообразный старик уже давно не дышал: он задохнулся молча, умер без звука, и похолодевший труп его колыхался вместе с нами. Рядом со мной кого-то рвало. Он не мог даже опустить голову…».

Один из героев романа А. М. Горького «Жизнь Клима Самгина» рассказывал: «Трупов — сотни… Некоторые лежат, как распятые, на земле… Женщина лежала рядом с каким-то бревном, и на голову ей ставили ноги. И втоптали. Кричали. Очень жутко».

По официальным данным, пострадало 2690 человек, из них 1389 погибли. По мнению очевидцев, число жертв было значительно больше.

Потрясённый увиденным, граф С. Ю. Витте был обеспокоен: «Как же поступят со всеми искалеченными, со всеми этими трупами убитых, успеют ли поразвозить по больницам тех, которые еще не умерли, а трупы свезти в какое-нибудь такое место, где бы они не находились на виду у всего остального веселящегося народа, государя, всех иностранных гостей и всей тысячной свиты? Затем у меня явился вопрос: не последует ли приказ государя, чтобы это весёлое торжество по случаю происшедшего несчастья обратить в торжество печальное и вместо слушания песен и концертов выслушать на поле торжественное богослужение?»
Была затронута морально-нравственная позиция царя в сложившейся чудовищной ситуации. Но он сделал свой выбор: приказа об отмене увеселений на трупах погибших не отдал…

Мастеровой Василий Краснов вспоминал: «Очистка Ходынского поля была такая спешная, чтобы вовремя и, несмотря ни на что, приступить к исполнению программы гуляний… И это было сделано! Там, вдали, за толпами народа, по широкому полю носились пожарные и солдаты, собирали растоптанных и задушенных, швыряя их в пожарные и ломовые дроги. А тут, в центре гуляний… гремели оркестры, исполняя «Боже, царя храни», и разносились временами «ура», встречая… царя, прибывшего на гулянья, — как было заранее назначено, — словно ничего особенного не случилось…».

В тот же день он отправился… на бал к французскому послу графу Монтебелло, танцевал с его женой, а молодая императрица — с графом.

Авторы историко-документального исследования его биографии в этой связи пишут: «И ни его нравственное чутье, ни общеизвестные его религиозные чувства не подсказали ему единственного верного решения…» (М. Ирошников, Л. Процай, Ю. Шелаев, «Николай II. Последний российский император», С.-П., 1992).
В его дневнике появляются дежурные записи: «18 мая. Суббота. До сих пор всё шло, слава Богу, как по маслу, а сегодня случился великий грех. Толпа, ночевавшая на Ходынском поле, в ожидании начала раздачи обеда и кружки, наперла на постройки и тут произошла страшная давка, причём, ужасно прибавить, потоптано около 1300 человек!! Я об этом узнал в 10. Отвратительное впечатление осталось от этого известия. В 12 завтракали и затем Аликс и я отправились на Ходынку на присутствование при этом печальном «народном празднике». Собственно, там ничего не было; смотрели из павильона на громадную толпу, окружавшую эстраду, на которой музыка всё время играла гимн и «Славься». Переехали к Петровскому, где у ворот принял несколько депутаций и затем вошли во двор. Здесь был накрыт обед под четырьмя палатками для всех волостных старшин. Пришлось сказать им речь, а потом и собравшимся предводителям дворянства. Обойдя столы, уехали в Кремль. Обедали у Мама в 8 ч. Поехали на бал к Montebello. Было очень красиво устроено…».

«19 мая. Воскресенье. С утра началось настоящее пекло, продолжавшееся до вечера. В 11 час. пошли с семейством к обедне в церковь Рождества Богородицы… Завтракали все вместе. В 2 ч. Аликс и я поехали в Старо-Екатерининскую больницу, где обошли все бараки и палатки, в которых лежали несчастные, пострадавшие вчера. Уехали прямо в Александрию, где хорошо погуляли. Выпив чаю, вернулись назад. В 7 ч. начался банкет сословным представителям в Александровском зале…».

«20 мая. Понедельник. День стоял отличным, только было очень ветрено и поэтому пыльно. Поехали к обедне в Чудов монастырь; после молебна Кирилл присягнул под знаменем Гвардейского экипажа. Он назначен флигель-адъютантом. Был семейный завтрак в Николаевском дворце. В 3 часа поехали с Аликс в Мариинскую больницу, где осмотрели вторую по многочисленности группу раненых 18 мая. Тут было 3—4 тяжёлых случая. Пили чай… Обедали с Мама. В 10 поехали на генерал-губернаторский бал».

«21 мая. Вторник. Встали поздно с чудным утром… В 11 поехали к Ходынскому лагерю. У церкви были построены: рота Павловского воен. учил., 7-й гренадерский Самогитский полк, эскадрон конно-гренадерского п. и 1-ый драгунский Московский полк. После молебна все части прошли отлично. Все принцы присутствовали. В 3 отправились в Александрию, где гуляли и пили чай. Обедали у Лихтенштейна в австрийских мундирах. В 10 поехали на бал в Дворянское собрание…».

И все это — в деловито-педантичной манере, словно гибель соотечественников — досадное недоразумение, мешавшее такому чудному торжеству. Между тем, даже мать царя потребовала создания следственной комиссии для наказания лиц, виновных в преступном небрежении. Однако уволен был лишь и. о. обер-полицмейстера и понесли взыскания некоторые его подчиненные. Дядю, Сергея Александровича, усилиями «Аликс» вывели из-под гнева, поскольку он был женат на ее родной сестре Елизавете. Все, как говорится, обошлось. Даже национальный траур не был объявлен.

26 мая «празднование» завершилось принятием Высочайшего манифеста, в котором говорилось о «беззаветной преданности народа своему Государю в опечалившем Нас посреди светлых дней несчастии», и «о несокрушимости уз, связующих Нас с любезным и верным народом Нашим…». На пожертвования в пользу пострадавших было отпущено 90 тыс. рублей, а в больницы отправлена тысяча бутылок вина.

Решением «Особой комиссии для выяснения личности погибших» определялся размер денежной помощи пострадавшим и членам их семей. В Государ­ственном архиве Орловской области хранится дело из Канцелярии Орловского губернатора: «Переписка с Московским губернатором и уездными исправниками о лицах, погибших на Ходынском поле 18 мая 1896 года». В деле собраны сведения о жителях губернии, погибших и пострадавших в тот день. Среди жертв упоминаются крестьяне Сопин В. Е. (Малоархангельский уезд), Митюгин П. Д., Козьмин М. И., Голикова Е. Р., Амелькина С. А. (Болховский уезд) и другие. В 1897 году, после установления имущественного положения пострадавших, началась выдача пособий. Вместе с денежной суммой семьям погибших вручалось Евангелие. Аккуратно приложены денежные квитанции и расписки. Вот содержание одной из них: «При сем прилагается расписка ея, Голиковой, в получении ею талона ассигновки… и св. Евангелия». Прошения на имя губернатора о розыске пропавших родственников. Скорбные человеческие документы, напоминающие о людском горе, перемежаются с сухими полицейскими отчетами и резолюциями, превратившими катастрофу в происшествие с тяжкими последствиями.

Ходынская трагедия обрела провиденциальный смысл и нанесла ощутимый удар по репутации царя. Многие, надеявшиеся на позитивные перемены, были разочарованы его реакцией на случившееся. Именно в этот год его впервые назвали «Кровавым», а сиятельного дядю — «Князем Ходынским». Впоследствии тот станет жертвой террора, как и его супруга.

В народе катастрофу восприняли как дурное предзнаменование, знак беды. И действительно — все последующие годы Россию преследовали роковые события с кровопролитием и угрожающим отчуждением народа от царя и властвующей элиты. Симфонии монаршей власти и «коленопреклоненного» народа не получилось. В силу личных качеств самодержца и неумолимой логики истории он оказался неспособным исполнить предназначенную ему роль «Удерживающего».

Апологетам монархии и бывшего императора, возведенного ныне в страстотерпцы, стоит напомнить отзыв о нем его современника, историка С. П. Мельгунова, кстати, противника Советской власти: «Царствование Николая II действительно одно из самых кровавых в истории. Ходынка, две кровопролитнейшие войны, две революции, а в промежутках их беспорядки и погромы: беспорядки, прекращавшиеся жесточайшими карательными экспедициями под девизами «арестованных не иметь», «патронов не жалеть», и погромы, инспирированные прокламациями, которые писались в Царском селе и печатались в департаменте полиции…».
Читая его дневники, невольно ловишь себя на мысли об отсутствии у него политической дальновидности, разумной кадровой политики и государственного мышления, достойного властителя великой державы. В результате суверенитет страны становился все более ограниченным. Коррумпированность элиты, сырьевая специализация, тесная связь с западным капиталом, финансовая зависимость от последнего, проникновение агентуры влияния в окружение царя и структуры власти — всё это не способ­ствовало проведению национально-ориентированной политики и неизбежно превращало Россию в разменную фигуру чужой геополитической игры. Русские солдаты и офицеры, проявлявшие героизм и отвагу, умирали, в конечном счете, за интересы британской и французской буржуазии. А Русский экспедиционный корпус спасал Париж. Прав историк А. Фурсов: «Ту войну проиграло олигархированное, коррумпированное самодержавие. В острой ситуации царя свергла великокняжеско-генеральско-буржуазная олигархия (при содействии британцев), т. е. представители двухсот-трехсот семей, правивших (как им казалось) Россией. Объективно олигархия сыграла роль «пятой колонны».

Царь пережил унизительную процедуру отречения и записал в дневнике 2 марта 1917 года: «Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии нужно решиться на этот шаг. Я согласился. Из Ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с которыми я переговорил и передал им подписанный и переделанный манифест… Уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена и трусость, и обман!». Его предали все, в том числе и высшее духовенство, присягнувшее Временному правительству…

Отказавшись от эволюционного развития политических институтов, власть обрекла самодержавие на гибель. Шапка Мономаха оказалась невыносимо тяжелой, а Россия — ввергнутой в кровавую смуту.

«Николай II, — размышляет историк А. Боханов в «Сумерках монархии» (М., 1993), — был таким, каким был, и пытался сохранить то, что было обречено временем. Он боготворил идеалы теоретизированного «православного самодержавия», которого никогда не было в действительности. Идолопоклонство последних венценосцев перед идеализированным прошлым закрывало им дорогу в будущее. То, что они погибли в своей стране вместе со старой Россией, стало печальным символом их запрограммированной обреченности». Трудно с этим не согласиться, как бы мистически-фатально это ни звучало. Диалектика истории беспощадна — слова и намерения на ее весах значат очень мало.

Спустя 22 года после ходынской трагедии знак беды вернулся в подвал дома Ипатьева в Екатеринбурге: прозвучали роковые выстрелы, и была безжалостно убита семья императора. Насилие породило насилие…
Вовсю бушевала братоубий­ственная война, на полях которой судьба страны решалась уже без его участия. Ориентация либеральных и монархических кругов на помощь «союзников» только ужесточила гражданское противостояние и привела к огромным жертвам. Предстояла «смена караула», чтобы не допустить распада государства, вывести его из-под лицемерной «опеки» Запада и восстановить суверенитет. Сколько аллюзий рождают эти события! Повторяемость российской истории порой удручает… Но великая Россия длится в веках, а ее победы и беды связывают воедино различные этапы отечественной истории во имя будущего. Вместе с тем выстраданное народом право на социальную справедливость неотменимо, как аксиома. Воевать с прошлым контрпродуктивно — надо извлекать из него горькие уроки и думать о будущем России.

В вышедшей недавно книге Владимира Мединского «Россия никогда не сдавалась. Мифы войны и мира» (М., 2016) автор утверждает: «Прошедшие сто лет показали, что существует живая преемственность в развитии страны, от Российской Империи к Советскому Союзу и далее — к Российской Федерации. Причем советская эпоха, наступившая вслед за революцией 1917 года, ознаменована гигантскими достижениями. Сегодняшние поколения должны видеть в них силу человеческого духа, героизм своих предков. Именно так возможно добиться преемственности в истории и строить современное общество».

Юрий Балакин,
историк,
член общества РУСО.