Сегодня мы предлагаем вашему вниманию отрывок из новой повести молодого российского писателя Виктора Карачеева «Великие прегрешения Шумы, или Хроники удивительной страны». Как и любое другое литературное произведение, это повесть о нашей жизни. Но автор категорически настаивает: все герои, события и названия населенных пунктов являются вымышленными,
а возможные совпадения и ассоциации — случайными.

История человечества знает неисчислимое число войн, конфликтов и прочих преступлений, она повидала немало эпидемий, уносивших жизни миллионов людей, она бесстрастно взирала на голод, выкашивавший население целых стран, она закрывала глаза на бесчинства, творимые завоевателями и мародерами, она равнодушно поворачивалась спиной к народам, летящим в бездну нищеты. Но история никогда, ни при каких обстоятельствах, пусть даже самых кровавых и беспощадных, не забывала оставить место для пира. Даже когда плохо миллионам, всегда найдется сотня, которой хорошо. Таковы традиции истории, которые она верно соблюдает со времен сотворения мира и будет, видимо, соблюдать до Судного дня.

В Снежской области пиры тоже были традицией. Историки и краеведы уверяли, что ни один из правивших тут губернаторов не отличался скромностью, если речь заходила о застолье. Более того, каждый последующий начальник всеми силами стремился переплюнуть предшественника. Особенно остро это желание проявлялось тогда, когда живы еще были свидетели прошлых пиров. Впрочем, они давным-давно признали, что губернатор Коровкин с легкостью переплюнул всех предшественников, в чем ему отлично помогали его верноподданные. Если бы не они, если бы не их изобретательность и подобострастие, если бы не страх их душ, внешне выдаваемый за почтение, Коровкину никогда не удалось бы добиться столь потрясающего эффекта. И тогда народ наверняка потерял бы интерес к его пирушкам, потому как с какой стати ему интересоваться подробностями того, что вовсе неинтересно.

Обычно пиры проходили в загородной резиденции губернатора. Официально она принадлежала государству и располагалась на территории заповедника, в лесу, полном ценных пород дерева. За спокойствием этих мест следила целая армия лесничих. А чтобы сложившийся природный базис не был нарушен, заповедник, вернее, та часть его, в которой губернатор построил для себя и своих гостей уютный «оздоровительный» комплекс, был обнесен глухим забором. Жителям близлежащих деревень строго-настрого запретили заходить на территорию заповедника даже за ягодами и грибами. Под запрет подпала и небольшая речушка, протекавшая близ одной из деревень. Жителям запретили купаться в ней и стирать белье, потому что текла она на территорию, огороженную забором, и вода в ней должна была быть чистой. За этим строго следили специалисты из санэпиднадзора, дважды в день забиравшие и исследовавшие пробы воды.

Слава о губернаторских пирах ходила далеко за пределами региона. Не было ни одного столичного начальника или высокопоставленного инспектора, посещавшего область с проверкой, кто сказал бы о них плохое слово. С какой бы целью ни приезжал чиновник из Москвы, чем бы он весь день ни занимался, вечер всегда заканчивался одинаково. Губернатор брал инспектора под ручку, усаживал в салон своей иномарки, и кавалькада из четырех машин, включая машины замов и охраны, выскакивала из города и стремительно неслась в заповедник.

По тому, куда губернатор повезет гостя, местные жители догадывались о статусе приезжего и значимости его визита. Коровкин неслучайно построил в заповеднике два дома. Один, трехэтажный, был, несомненно, красив и внешне напоминал, скорее, замок. Однако стоял он на берегу торфяного озера. Если гость желал выкупаться, его никто не останавливал. Лишь вдоволь набарахтавшись, гость с ужасом осознавал, что вода в торфяном озере — грязная и жирная, что нефть. Вышколенный персонал тут же вел гостя в заранее протопленную русскую баньку с финской сауной и тщательно соскабливал со шкуры столичного инспектора снежский торфяной налет, щетками и дубовыми вениками вырабатывая в нем чувство признательности губернатору.

Другой дом Коровкина, внешне напоминавший дворец, тоже стоял на озере. Кристально чистой водой оно было обязано подземным ключам. Один из них даже считался святым и целебным, и лет триста к нему толпами ходили паломники. При Коровкине ключ облагородили, соорудили колодец и купель, построили над ним беседку и поставили на специально установленный столик серебряные рюмочки, прикованные к ножке столика длинными цепочками. Зачерпнув ими в колодце, можно было в полной мере оценить на вкус всю свежесть и чистоту ключевой водицы. Паломникам вход запретили, позволив поклоняться святому месту из-за забора. Закон стоял не на их стороне. Святое место было приватизировано и теперь принадлежало частному лицу — местному истопнику Семену — человеку весьма ценимому губернатором и исполнявшему массу разных обязанностей.

Кроме того, Коровкин выстроил в заповеднике огромную церковь, куда время от времени ходил замаливать грехи. Чтобы небеса относились к нему с особой благосклонностью, губернатор преподнес церкви уникальную икону, за которой гонялись все ведущие аукционы мира. Ее же можно было найти в Интернете, на сайтах правоохранительных органов многих стран, — икона была похищена несколько лет назад и с тех пор находилась в розыске. В заповеднике у Коровкина ее никто не искал, хотя прокуроры бывали там регулярно. Естественно, никто и никогда не спрашивал у него, как и откуда появилась икона в домашнем храме.

Тут же, рядом с церковью, размещались боулинг и дискотека, а также ресторан для гостей. Чуть дальше располагалось стрельбище, на котором можно было поупражняться в стрельбе не только по неодушевленным, но и по весьма одушевленным предметам. Для этих целей в заповеднике специально выращивали кабанчиков. Если гость заслуживал особого внимания, его водили на крупного зверя — лося или зубра, которых также разводили специально. Бывало, что охотились на зверя с вертолета…

…Пир по случаю победы на выборах губернатор решил провести в домике на торфяном озере. Приезжих гостей он не ожидал, а местный бомонд кристальной чистоты подземных ключей явно не заслуживал. Так как победа формально еще не была одержана, пир ожидался скромным. Выразить почтение и заверить губернатора в своей преданности вызвались всего около двухсот человек. Среди них были чиновники всех мастей, руководители крупнейших предприятий региона и надзорных служб, правоохранительных органов, судов и прочее. До назначенного часа заходить в дом было нельзя, и разномастная, но одноликая толпа коротала время во дворе в разговорах о несомненном и общепризнанном гении губернатора. В разговорах то и дело мелькали фразы типа: «А вы слышали выступление губернатора на последнем заседании коллегии области? Блестящая речь!» или «Как совершенно верно подметил губернатор…»

Особняком от остальных держалась стайка местных писателей и поэтов — завсегдатаев подобных мероприятий. Ни одно торжество не проходило без их участия. Коровкину они были так же необходимы, как лакеи в прихожей и официанты за столом. Писателям на пиршествах отводилась особая роль. Они произносили самые проникновенные тосты и читали вслух новосочиненные оды во благо губернатора. Коровкин платил им сторицей: по его указу любимым писателям и поэтам из регионального бюджета выплачивалась ежемесячная стипендия, равная четырем размерам минимальной оплаты труда. Выходило неплохо, учитывая то, что писатели нигде не работали. Они просто не нуждались в работе, так как жили в казенных квартирах, питались во время нескончаемых, крупных и мелких, торжеств, банкетов и фуршетов, всегда были сыты и пьяны, и в доказательство того обязательно сопровождали чтение своих опусов довольной отрыжкой.

К десяти часам вечера напряжение ожидания достигло апогея. Начальники хотели хлеба. А еще масла и икры. Нетерпение они начали выражать дружным урчанием в желудках. Тугие, как барабан, животы усиливали акустический эффект, и звуки выходили весьма громкими. Вскоре хоровое пение двух сотен желудков заглушило пение лягушек на озере, приветствовавших наступление ночи. Наконец двери губернаторского дома распахнулись. В дверях возник пьяный истопник Семен, натянувший поверх старенького свитера фрак, смотревшийся на нем, как корона на огородном пугале.

— Прошу заходить, господа! — торжественно объявил он.

Толпа стихийно хлынула в дом. Впереди бежали самые мелкие статусные лица типа бизнесменов средней руки, начальников отделов и управлений областной администрации и руководителей структурных подразделений федеральных служб. Они отчаянно пихались локтями и наступали друг другу на ноги. Важно было успеть забежать первым и занять место за столом ближе к губернаторскому. Позади первой волны шли те, кто имел постоянное место за столом: крупные бизнесмены, председатель избиркома Соплянин, прокурор Толстощекин и генерал Колотухин. «Неприкасаемые», число коих равнялось числу заместителей губернатора — двенадцати, размещались ближе всех к своему начальнику, по правую и левую руку от него. В отличие от остальных, их в дом пускали с черного входа, и к началу пиршества они успевали размять мышцы желудка выпивкой и закуской.

На то чтобы усесться за столом, гостям потребовалось десять минут. В банкетном зале воцарилась напряженная тишина. Ждали губернатора. Его кресло, напоминавшее царский трон, во главе стола по обыкновению стояло пустым. Коровкин появлялся последним. Обычно его встречали аплодисментами. Традиция не была нарушена и на этот раз. Оглушительные овации раздались, едва губернатор переступил порог банкетного зала. Скромно улыбаясь и застенчиво покачивая головой, губернатор прошел к своему креслу; прикрыв глаза, еще минуту слушал стройную мелодию аплодисментов и лишь потом жестом успокоил публику, пригласив ее присесть. Зал наполнился звуками пододвигаемых к столу стульев, хлопками пробок от шампанского, звоном бокалов и сдержанным шепотом гостей, просивших официанта положить им то или иное яство. Когда бокалы были наполнены, слово взял вице-губернатор Загибалов. Сидящие за столом дисциплинированно затихли.

— Друзья! — проникновенно сказал чиновник. — Сегодня мы здесь собрались по особенному поводу. Завершился очередной четырехлетний цикл руководства Снежской областью нашего горячо любимого губернатора Семена Григорьевича Коровкина. Что сделано за это время? Думаю, вы и без меня знаете, как далеко продвинулся наш регион в развитии. Сегодня мы находимся на ведущих позициях в стране, да, пожалуй, и в мире. Не правда ли, удивительно, учитывая то, что в нашем регионе нет ни полезных ископаемых, ни лесов, ни плодородных почв, ни крупных водоемов. Что же у нас есть? За счет чего нам удается удивлять весь мир своим экономическим чудом? За счет глобального характера и вселенского спокойствия нашего горячо любимого и уважаемого Семена Григорьевича. Есть еще в обществе те, кто призывает людей назад, в светлое прошлое. Мы сами с Семеном Григорьевичем вышли оттуда и знаем наверняка: нам нет пути назад. Как верно заметил Семен Григорьевич, нет иного выхода, кроме сохранения любой ценой производственного потенциала. Останется живой реальная экономика — и мы будем жить! Уже сегодня мы приступили к горизонтальному планированию. Мы уверенно говорим о положительных тенденциях социально-экономического развития региона. Без этого заявлять об ответственности перед будущими поколениями просто невозможно, а мы перед ними в ответе. Сегодня мы закладываем принципиально новую фундаментальную базу под основу будущего благосостояния наших детей и внуков. Это — настоящий, невиданный поворот в мировом развитии экономики. За несколько лет нам удалось перейти от пустого волюнтаризма к реальным делам в условиях рыночной экономики.

Тут Загибалов взял небольшую паузу, чтобы перевести дух и смахнуть предательски выступившую слезинку.

— Несмотря на жесткие вызовы времени, у нас значительно расширился выбор продуктивных вариантов развития, — продолжил он. — Жесткость ограничений заставляет работать еще ответственнее. Пусть где-то бушуют финансовые ураганы, пусть цунами проблем захлестывают других — у нас же узок и стабилен круг эмитентов. Конечно, многое еще предстоит сделать. Надо, например, оптимизировать структуру государственных органов власти и начать применять ресурсосберегающие технологии, так как время истощает нашу товарно-сырьевую базу. Я уверен, господа, что мы справимся и с этими трудностями под мудрым руководством нашего горячо любимого Семена Григорьевича Коровкина, который, я уверен, останется у руля области еще как минимум на четыре года. Браво, господа! Предлагаю выпить за губернатора стоя!

— Браво! — в исступлении закричали некоторые гости.

У нескольких дам на глазах выступили слезы счастья. Все поднялись со стульев и в течение пяти минут аплодировали так усердно, что под мужскими пиджаками на светлых рубашках расплылись темные пятна пота, а у дам по одутловатым лицам вместе с потом потекла дорогая косметика. Губернатор Коровкин тоже поднялся и сполна искупался в овациях, казалось, скромно потупив глазки. Мало кто знал, что губернатор из-под ресниц внимательно следит за гостями, отмечая про себя интенсивность и усердие, с которыми тот или иной господин или госпожа хлопает в ладоши.

Едва гости успели осушить бокалы и рюмки, как они были наполнены вновь. Второй тост, по традиции, произносил председатель местного писательского сообщества Иван Подлизаев. Он чертиком вскочил со стула, откинул голову назад и, отставив ножку и вытянув перед собой левую руку (в правой он держал мельхиоровую стопку с водкой), с чувством обратился к губернатору:

Судьба не ведает преград,
Судьба приносит испытанья.
Не вешает она наград,
Глуха к любым она стенаньям.

Она подвластна лишь тому
Кто верною тропой идет,
Прекрасно знает, что к чему,
И очень любит свой народ.

Тому, кто, жертвуя собой,
Ведет сквозь бурю свою паству.
Кто светлостью и добротой
Одолевает все ненастья.

Но кто же он, наш рулевой?
Наш свет во темени ночи?
Наследник славы трудовой
И человек большой души.

Он строен в думах и делах,
И в жизни он большой новатор,
Недаром мысль живет в сердцах:
Храни нас Бог и губернатор!

Новый шквал аплодисментов прокатился по залу. После второго тоста гостям давали небольшую передышку, так как в этот момент губернатор любил поесть. Ел он много и с большой охотой. В детстве он часто голодал и, дорвавшись до продуктового изобилия после учебы в партийной школе, уже не мог остановиться. Аппетит у него был отменный, и губернатор проглатывал все без разбора. Он был всеядным и мог с одинаковым успехом проглотить молочного поросенка с хрустящей корочкой под хреном или дешевый рубец. Многие за глаза говорили, что у губернатора нет вкуса, раз он готов намазать дорогой осетровый балык малиновым вареньем, положить сверху ломтик сала и соленый огурчик, а затем запить все квасом. Однако вслух подобную крамолу никто не высказывал. Из спиртного губернатор предпочитал французский коньяк, который ему специально привозили с родины этого благородного напитка. Бутылка стоимостью в две средние зарплаты в регионе всегда стояла перед губернатором, хотя больше трех стопок за вечер он выпивал редко. Закусывал коньяк он обычно соленым огурцом бочкового посола, которым исправно снабжал его мастер на все руки истопник Семен.

Третий тост, согласно народной традиции, произносили за любовь и за женщин. У губернатора помимо жены были две дочери и две сестры. И хотя они нечасто присутствовали на подобных пирушках, никто и никогда не забывал произнести в их адрес трогательные слова. Подлизаев и тут выскочил первым, тостуя за жену Коровкина Татьяну, но не забывая при этом про самого губернатора:

Заботой нежной окружен

И ласкою добросердечной.
Той, что давно обворожен,
Любовью хрупкою, но вечной.

Подруга верная в делах,
Опора в трудностях и бедах,
Советчик в речи и словах,
Путеводитель в разных средах.

Женою он ее назвал.
И на века союз скрепили
Ученый муж и красота,
Что так друг друга полюбили

Затем досталось дочерям:

Два ангелочка во плоти,

Наследницы священной пары
Нежнейшей ауры цветы
Анастасия и Тамара.

Родителям они в награду
За непосильный труд земной.
И все мы бесконечно рады
Семье счастливой, дорогой.

В таком духе и тоне пир продолжался два часа. Народ постепенно набирался спиртного и переставал себя контролировать. Губернаторский симфонический оркестр заиграл классику, и гости принялись дрыгать под нее ногами, пытаясь танцевать. Зал наполнился режущим слух скрипом новеньких ботинок, шаркающих по натертому паркетному полу. За столом остались единицы. Среди них был и губернатор. Подперев голову рукой, он с едва заметной улыбкой наблюдал за своими верноподданными. Наступало его любимое время, когда публика раскрепощалась и можно было увидеть истинные лица присутствующих. Для некоторых это заканчивалось крахом карьеры. Иные, напротив, могли вмиг взлететь на недосягаемые прежде высоты.

К концу вечера многие гости спали лицом в салатах. Тут все зависело не только от вкуса, но и от времени, когда гость терял силы. Некоторые умудрялись нахрюкаться до третьей перемены блюд. Более опытные бойцы ждали дорогих салатов. Подлизаев, например, успокоился только после пятой перемены блюд, незадолго до десерта, и спал теперь в греческом салате, не обращая внимания на то, что сухарики больно врезаются в его пухлую щеку. Даже во сне его лицо выражало искреннюю преданность губернатору. Порой он смешно дергал носом и, всхрапнув, счастливо выдыхал:

На целине пахал, как Бровкин,
Крестьянский сын
Семен Коровкин.

Сквозь сон, причмокивая лоснящимися губками, ему вторил его коллега по авторскому цеху Владлен Ермилов-Приокский, спавший в традиционном оливье:

Он рожден для испытаний,
Для крестьян и пролетариев.

Вскоре губернатор устал. Ему хотелось отдохнуть после напряженных предвыборных дней. Он тяжело поднялся, опираясь руками о стол. К нему тут же подскочил предупредительный истопник Семен. Набрав в легкие побольше воздуха, он гаркнул во всю мощь своих крестьянских голосовых связок:

— Господа, прием окончен! Извольте удалиться!

Толпа мигом протрезвела и хлынула к выходу. Услышав знакомую команду, поднялись даже те, кто дрых в салате. С перемазанными, сонными лицами они поплелись в туалет, по пути отпуская пошлые комплименты встречающимся дамам. Те смущенно хихикали и прощали поэтов, поскольку пошлости они отпускали в стихотворной форме. После дамы обиженно толкали в бок мужей и говорили: «Вот видишь, дорогой, какие оригинальные бывают люди. А ты мне никогда стихов не дарил!» На что мужья обычно отвечали: «Хватит того, что я на прошлой неделе подарил тебе новую машину и золотые часики!»