В тот вечер на сцене не было искусства
Начну с положений, чтобы изложить то, что вызывает чувственную, почти инстинктивную, а не разумную волну несогласия и неприятия. Их немного: факт, пошлость, искусство.
Итак, факт. 6 октября состоялось открытие польского сезона на сцене ТЮЗа медицинским трагифарсом «Ночь». Автор пьесы А. Стасюк, режиссеры Г. Простянецкий и Р. Ильин. На сцене — фарс, что по определению означает — «комедия, водевиль легкого содержания с чисто внешними комическими приемами». Но тема спектакля — Вторая мировая война. Оригинальное сочетание, не правда ли? Так что это? Талантливый оксюморон автора нового поколения, соединение несоединимого? Или новый гуманистический угол зрения на давно осмысленную ситуацию? А может быть, пошлость? Банальная пошлость, скрытая за своей явностью?
Фабула? Лишь необходимый костяк. Все — в деталях, сценах, образах. В немецком городке при попытке ограбления убит молодой человек — поляк, промышляющий угоном автомобилей на Восток. Его сердце используют как трансплантат для его же убийцы немца-ювелира, который во время войны, будучи фашистом, держал пистолет у виска бабушки польского парнишки. Дух умершего спускается и напоминает немцу о давно минувших днях и, в частности, о том, как он, немец, воровал (внимание!) куриц. Это один из тех самых «семантических», ключевых образов, где выразился автор и идея. «Разница между вами (фашистами) и русскими была только в том, что вы ощипывали курицу, а они варили ее с перьями», — примерно так говорит один из героев спектакля. Ключевая «семантическая» сцена: на ходулях выходят русский солдат в шапке-ушанке и чопорный немец. Они становятся по разные стороны польских женщин. Русский обворовывает женщину, немец — убивает. И оба они слушают одну и ту же пластинку на граммофоне. Только песни записаны с разных сторон…
А рядом ни в чем не виноватые, ничего не понимающие поляки, будто случайно попавшие в эти странные «разборки» «ходульных».
Пошлость — это то, что с наглым сознанием своего права попирает истину. А истина в том, что русской кровью, смешавшейся с русской, белорусской, украинской, немецкой, польской землей, завоевана Победа над воплотившимся злом, свобода этих самых женщин и мужчин, за которых так переживают автор и постановщик спектакля. Страданиями и кровью миллионов русских солдат отвоевана сама возможность любить, учиться, работать и… писать. Даже пошлости.
Режиссер, вышедший на сцену после премьеры, ответствовал председателю Орловского областного Совета И. Я. Мосякину на его сдержанный упрек: мол, мы, как и вы, против пошлости, но надо прекратить мыслить планами и масштабами, надо видеть личность! Мол, что для этой полячки все мировые проблемы, если убили ее Ванечку?
А что для вас, господин режиссер, господа актеры, те миллионы погибших «личностей», кто жизнь свою отдал за всех нас, кто освободил от рабства тысячи маленьких и больших городов? У них тоже были и свои дети, погибшие под бомбами, и матери, оставшиеся в оккупированных городах. Но они, эти личности, сумели преодолеть и свое личное горе, и страх — «ради жизни на земле». Так что? Это для вас ничего не значит?
Как часто сегодня обвиняют Россию и русских в нетолерантности и неумении «любить человека». И мы смущаемся. И словно в оправдание позволяем себя развлекать сомнительными постановками, в которых все — с ног на голову.
Дружба народов не означает подобострастия. Любовь к человеку не означает мелочной сентиментальности. А «оригинальность творческого взгляда» не имеет права на подмену понятий. Любовь не бывает без жертвенности, а долг всегда превыше эгоистических переживаний.
В тот день театр не был театром. Настоящее искусство чуждо пошлости. В тот вечер не было правды, не было искусства.
Некоторые зрители чувствовали это и покидали зал во время спектакля с упреками в адрес увиденного. Но факт остается фактом: в русском театре «такое» поставили и «такое» посмотрели.
Так фарс или трагедию?
Ксения Грядунова,
студентка 1-го курса филологического факультета ОГУ.