В чем наша вера

Для участников XIII Всероссийского фестиваля «Православие на телевидении, радио и в печати» была организована творческая встреча с о. Тихоном (Шевкуновым), автором нашумевшего фильма «Гибель империи. Византийский урок», наместником московского Сретенского монастыря. Отец Тихон отвечал на вопросы журналистов и высказал ряд суждений о вере, монашестве, об отношениях церкви и общества, о своем фильме. Интерес к личности о. Тихона подогревали факты его необычной биографии.

В начале 80-х годов прошлого века молодой выпускник ВГИКа Георгий Шевкунов принимает крещение, потом едет по совету крестной в Псково-Печерский монастырь — просто из любопытства и с намерением задать вопросы о творчестве — и вдруг неожиданно для себя самого понимает, что не хочет жить нигде, кроме как в обители, в этой «другой, параллельной цивилизации», как говорит теперь о монастыре сам о. Тихон. Все мирское вдруг становится для него неинтересным, тусклым. И отказавшись от всего, от карьеры кинематографиста и даже от невесты, он спустя некоторое время возвращается в Псково-Печерскую обитель, чтобы поселиться там в качестве послушника, вручив свою волю, ум и сердце духовному отцу — знаменитому старцу о. Иоанну (Крестьянкину)…

Я записал встречу с о. Тихоном на диктофон и теперь предлагаю вашему вниманию фрагменты этой записи.

О современном старчестве

— Зашкаливало всегда. Но пока в России была православная культура, пока была укорененность в этой культуре, все перегибы сглаживались и не имели опасных последствий. К сожалению, сейчас, в наше время, бывает так: человек пришел к вере, восхитился всем и начинает перестраивать всю церковь под себя. Не сам перестраивается, меняет свое сознание (в чем, собственно, и заключается смысл покаяния), а все вокруг себя перестраивает. Я вспоминаю, как я, уже после перевода в Москву, приезжал к о. Иоанну и делился с ним радостью: вот, мол, смотрите, батюшка, — решением Священного синода открыли 25 монастырей». А он: «Господи, какой кошмар!» — «Да что вы говорите, батюшка! 25 монастырей! За каких-то два месяца!» А он: «Да что ты, что ты! Кто наместниками там будет, кто духовниками, что за люди?» Отец Иоанн понимал, какие огромные проблемы духовной жизни могут возникнуть при этом. Мне представляется, мы их прошли сравнительно спокойно, могло быть намного хуже. У нас сейчас около 800 монастырей. 20 лет назад помните, сколько было? Около двадцати! Никогда в жизни таких темпов роста не имели! Ни в одной стране, нигде такого не было! Поэтому, конечно, болезни роста имели место. Но переболели. Потрясло, «покронштадтило», как у нас говорят (намек на псевдоподражание Иоанну Кронштадтскому. — А. Г.), и постепенно все приходят в себя. Священный синод уже выступил по поводу младостарчества. Это же действительно духовный бандитизм: вот ты на этой женись, а ты вот за того выходи замуж, бросай эту работу, уходи в лес. Нам в Псково-Печерском монастыре повезло, рядом с нами были настоящие старцы. Но теперь по поводу младостарчества ни у кого не должно быть иллюзий.

— А сейчас есть такие старцы, как Иоанн Крестьянкин?

— Я не знаю таких. Был о. Николай на острове. Была схи-игуменья Маргарита в Дивеево. Веселая! Отсидела сроки кошмарные! Но никогда не унывала. И смиреннейшая была. Вот признак настоящего духовного человека — смирение. Если только слышите: «Я священник! Я духовник!» — сразу соглашайтесь: «Да, да», — и бегите сломя голову от такого человека. Ведь в чем истинное предназначение священника? Вместе с человеком, который ему доверился, искать волю Божию о нем самом, приблизиться к ощущению вечной жизни и почувствовать ее силу. Собственно, этим занимаются и старцы. Сегодня есть хорошие духовники в монастырях. Например, о. Илий в Оптиной пустыни. Но старец — это нечто большее. Старец — это харизма.

О духовном кино

— Острая необходимость духовно-нравственного воспитания молодежи вызвала к жизни такие кинофестивали, как «Лучезарный ангел», на который в этом году было представлено более 400 работ. Очевидно, что в России есть социальный заказ на духовное кино. Но подобных фильмов не увидишь на центральных каналах и на большом экране. Какова, на ваш взгляд, перспектива решения этого вопроса?

— Я думаю, должен быть какой-то прорыв. Мы еще не сформировали стилистику, лексику, мы еще не понимаем, как обращаться к широкой аудитории. Снимается ведь немало фильмов на духовную тему. Но люди их просто не смотрят. Мы снимаем для себя, для своих. Около 20 лет снимаем такие вот междусобойчики и сами себя убеждаем: православие — это хорошо, нужно Богу молиться, молитвенное правило вычитывать! И радуемся: вот как хорошо батюшка с экрана говорит! Ну а люди внешние? Они-то воспринимают все то, что мы показываем? Нам, православным кинематографистам, своя «пятидесятница» нужна, чтобы мы заговорили на языках вот таких «народов» атеистических. А материала для духовного кино у нас предостаточно. У нас столько материала! Один Порфирий Успенский чего стоит. Штирлиц по сравнению с ним — младенец! Порфирий Успенский строил всю нашу внешнюю политику на Ближнем Востоке в XIX веке. Министерство иностранных дел только у него и консультировалось по восточному вопросу. Потрясающая история! И есть много других примеров. Сейчас Павел Лунгин снимает фильм про Ивана Грозного и святителя Филиппа. У это режиссера интуиция правильная. Я ему как-то в шутку сказал: «Павел, у тебя есть библейский покровитель». Он: «Кто?» Я говорю: «Валаамова ослица!» Как от нее никто не ждал, а та взяла и высказалась, так и Лунгин проговорил все, что мы не могли выразить. Так что стилистика нужна. Нужно понять, как и к кому мы будем обращаться. Очень хочется заняться этим.

Об отношении к власти

— Каким должен быть язык, форма и какие принципы обязано соблюдать православное СМИ, если нужно критиковать власть за ее злоупотребления: коррупцию, произвол? Или это вообще не тема для православной журналистики?

— Можно говорить все. Но даже если вы убеждены в своей правоте, мне кажется, все же следует помнить, что этот человек, которого вы критикуете, облечен властью. Апостол говорил, что даже архангел Михаил, и тот дьявола не обличал, а сказал лишь: «Да запретит тебе Господь!» Мне кажется, почтение к образу и подобию Божию, которое есть в каждом человеке, должно быть и в критических статьях или программах. И в то же время, конечно, нужно называть вещи своими именами, не угодничая. В Псалтыри сказано: «Господь расточит кости человекоугодников». Но важно суметь отнестись к объекту своей критики не как к носителю зла, а как к носителю власти. Вот нужно постараться найти такое искусство в себе.

О своем фильме

— Тему Византии вы будете продолжать?

— Нет. Византия, как вы понимаете, была для меня поводом поговорить о проблемах России. Важно, что люди задумались и, как мне кажется, поняли. Во-первых, что история непрерывна, что мы не на помойке себя нашли, не в 1917 и не в 1991 году, и даже не в 1700-м, в эпоху Петра Великого. Во-вторых, люди поняли, что у нас есть действительно поразительное сокровище — это Бог. Постичь его невозможно до конца. Но он реально существует, и это наше колоссальное достояние. Третье. Люди поняли, что западноцентричный способ мышления, который насаждается сегодня, — это не истина в последней инстанции. Было время, когда наши предки опережали Запад и в культурном, и в интеллектуальном смысле. Конечно, нужно отдать должное западной цивилизации за ее достижения. Но говорить, что вот только она и есть альфа и омега — ложь. Эти идеи, мне кажется, зрителем прочитаны, и не дидактически, а на уровне образов и личного человеческого осмысления.

О монашестве и родительском благословении

— У нас был случай, когда дочь ушла из дома и приняла постриг вопреки воле матери. Для последней это был удар. Она всюду писала, жаловалась, пыталась силой вернуть дочь. Ваше мнение по этому поводу?

— Отец Иоанн (Крестьянкин) мне запрещал постриг, пока моя мама не согласилась с этим моим желанием. Она тоже была в ужасе, когда я ушел в монастырь. Но постепенно примирилась. Есть пример Сергия Радонежского, который, как известно, тоже не сразу постригся, уважая волю родителей. Хотя в истории нашей церкви есть и обратные примеры, когда люди все оставляли, всех бросали ради монашеского служения. Исключать этого нельзя. Но все же я бы не назвал такой путь нормой. «Молитвами родителей укрепляется основание домов». И если родители не согласны, нужно их убеждать, молиться, склонять на свою сторону и, только добившись их благословения, принимать постриг. Сам Господь жил в послушании родителям. Что же говорить о нас, грешных.

— Есть ли в Русской Православной церкви традиция целибата?

— Нет такой традиции. Это все надуманно. И обычно все кончается запрещением священнодействовать. Да и с постригом не все просто. У меня был случай: приводит один игумен ко мне юношу. Он год назад только крестился, через два месяца после того постригся, его рукоположили в сан, а теперь решили назначить духовником в женский монастырь. 18 лет пареньку! Ну что с ним теперь делать? Конечно, все это плохо кончилось. Мы в Сретенском монастыре лет пять выдерживаем приходящих к нам молодых людей. Отговариваем, убеждаем остаться в миру. Если в течение пяти-шести лет человек остается тверд в своем намерении, тогда постригаем.

О пьянстве

— По прогнозам ученых, через полвека наше население сократится так, что возникнет угроза существованию России как государства. Как вы думаете, что можно и нужно предпринять уже сегодня, чтобы избежать самого худшего?

— В первую очередь нужно начать борьбу за трезвость. У нашего монастыря в Рязанской области есть хозяйство. До нашего появления там четыре года люди не получали зарплату, из 5 тысяч гектаров обрабатывалось 150 и народ был спившийся весь. Они сами к нам пришли: мол, возьмите, хоть в крепостные. И знаете, с чего мы начали? Мы в первую очередь отрезвили народ. Как? Не скажу! Но отрезвили. И с этого все пошло. Люди сами начали осматриваться кругом, подмечать, что исправить, подправить. И теперь в хозяйстве «Воскресение» 1000 коров, пять тысяч гектаров пахотной земли. В 2003 г. мы получили премию им. Столыпина в номинации «Эффективный собственник земли». Люди перестали пить и начали работать на своей земле. Алкоголизм — это наша национальная катастрофа. И я не согласен, что сухой закон — это плохо, неразумно. У каждого из вас, уверен, есть знакомые, которые пили, пили, а потом вынуждены были сами себе установить сухой закон, чтобы не погибнуть. Всем известны такие примеры, признайтесь! Горбачевский опыт наглядно показал: ограничили продажу спиртного — и в стране рождаемость сразу повысилась. Это факт. Теперь же под разговоры о вредности сухого закона знаете что делают? Коктейльчики такие сладенькие детские продают. А исследования показали, что выпить две баночки такого напитка — это все равно что употребить шесть чашек кофе и 120 граммов водки — по эквивалентному содержанию алкоголя и кофеина. Вот так! Легально подсаживают наших детей на алкоголь!

О чуде

— Как вы относитесь к такому распространенному сегодня явлению, как мироточение икон?

— Иногда это дается нам как индивидуальное подкрепление веры. Бывают случаи мошенничества, к сожалению. Один такой случай мне известен. До революции по поводу мироточения собирались очень серьезные комиссии синодальные. Икону заносили в алтарь и внимательно изучали. Я думаю, к подобным явлениям нужно относиться спокойно, без истерик. Мироточит — ладно, не мироточит — тоже не трагедия. «Не в этом наша вера», — говорил о. Иоанн (Крестьянкин).

Подготовил А. Грядунов.