В. Г. Белинский находил, что Чацкому ни к чему было вступать в общение с Фамусовыми, князьями Тугоуховскими, графинями Хрюмиными и пр. У А. С. Пушкина на этот счёт несколько иная точка зрения. Он не видит ничего предосудительного в том, что Чацкий вращается в светском обществе. Он только считает, что не следовало бы в этом обществе произносить такие речи, какие произносил Чацкий. «Первый признак умного человека, — говорил он, — с первого взгляда знать, с кем имеешь дело, и не метать бисера перед Репетиловым и т. д.». Г. В. Плеханов сделал к этому такое дополнение: «Это будет верно, если мы к эпитету «умного» прибавим: «и не лишённого житейской опытности». Но, как совершенно резонно заметил в своё время В. В. Воровский, «реальная действительность относительна и сложна». Поэтому дороги жизни бывают порой настолько извилисты, сложны и запутаны, что не всегда и «житейская опытность» может уберечь от общения и обмена мнениями с людьми, для которых ум, честность, принципиальность, благородство не является определяющим критерием достоинства личности. Вот, например, был такой польский писатель, И. Крашевский, сыгравший крупную роль в истории польской литературы и общественности. Это был прогрессивный человек, но иногда он, по замечанию Воровского, «невольно попадал в лапы реакционеров».

Впрочем, за примерами не стоит ходить далеко. Орловцы эпохи «застоя», не проявлявшие равнодушия к общественным вопросам, конечно, хорошо помнят Алексея Николаевича Бахтина, работавшего заведующим отделом сельского хозяйства «Орловской правды». Он был незаурядной личностью хотя бы уже потому, что представлял собой, очевидно, редко встречающееся сочетание глубокого знания дела и литературного таланта. Талант писать — не единственный дар, которым Алексея Николаевича наградила природа: он превосходно играл на аккордеоне, был не последним шахматистом, мастером хлёстких эпиграмм.

Бахтин являлся несомненным знатоком сельского хозяйства. Не случайно же его, выпускника Воронежского сельскохозяйственного института, сразу назначили главным экономистом одного из крупных сибирских совхозов, а потом направили работать советником министра сельского хозяйства Монголии.

По окончании командировки в Страну голубых небес, как называют Монголию, Алексей Николаевич возвратился на родину, т. е. в Ливенский район. Здесь ему предложили должность ревизора в управлении сельского хозяйства. Тогда-то у него и пробудилась тяга к журналистскому творчеству: вскрывая всевозможные финансовые махинации и нарушения, он захотел предавать их общественной огласке, чтобы хапуги не смогли выйти сухими из воды. Стал писать в районную газету. И неплохо у него получалось, потому вскоре его пригласили туда работать зав. отделом сельского хозяйства.

Редактор «Орловской правды» С. Коробков, зорко следивший за появлением талантов в области и пополнявший ими коллектив, заметил Бахтина и предложил ему перейти в областную газету на должность заведующего отделом сельского хозяйства. Такое в журналистской практике случалось редко. Это всё равно, как в армии за особые заслуги офицеру присваивают внеочередное звание.

Бахтин был не просто одним из лучших журналистов области. Он был живой легендой, олицетворением журналистской честности, принципиальности, бескомпромиссности. Не было такой силы, которая заставила бы его отказаться от своего мнения, если он считал его правильным. Никогда и ни в чём он не покривил душой, не поступился совестью.

О том, каким авторитетом в журналистской среде пользовался Бахтин, свидетельствует такой факт. С. Коробков сразу обратил внимание на только начавшего работать в «Орловском комсомольце» Ю. Трошина. Он спросил Бахтина, как тот смотрит на то, чтобы взять его в отдел сельского хозяйства. Бахтин ответил, что лучшей кандидатуры и желать нечего. Но когда Коробков пригласил Трошина и предложил перейти в «Орловскую правду», тот наотрез отказался. «От этих ребят, — заявил он, — я никуда не уйду». «Ребята» — это редактор «Орловского комсомольца» И. Рыжов, сотрудники писатель И. Подсвиров, поэт В. Дронников и другие не обделённые талантом журналисты.

Когда Коробков сообщил Бахтину от отказе Трошина, тот решил попробовать уговорить его. Поднялся на четвёртый этаж, где располагался «Орловский комсомолец». А там — пир горой, отмечали день рождения Рыжова. Собравшегося было повернуть обратно Бахтина усадили за стол. Он сел рядом с Трошиным. Уговаривать, однако, его не пришлось. После очередного тоста Бахтин, взяв быка за рога, сказал ему, что хотел бы видеть его у себя в отделе. «Лёш, если ты зовёшь, — ответил Трошин, — то я согласен».

Однако для тех, кто близко не знал Бахтина, эта яркая, могучая личность представляла собой что-то вроде психологической загадки. Бахтин был в тесных отношениях с Е. Строевым, которого истинные коммунисты или просто лично честные люди не считали настоящим коммунистом. Строев постоянно приглашал Бахтина готовить ему выступления и доклады. А когда стал первым секретарём обкома, взял к себе помощником. После назначения Строева секретарём ЦК КПСС Бахтин вместе с ним уехал в Москву опять же в качестве его помощника. Поэтому все, знавшие Бахтина как бескомпромиссного, принципиального журналиста, человека редчайшей душевной щедрости, не могли взять в толк, как он оказался членом этого «тандема».

Не понимал этого и я, о чём прямо сказал Алексею Николаевичу. И вот что он мне ответил: «Егор пытается внести что-то новое, и с его помощью можно сдвинуть дело с мёртвой точки. Подашь ему какую-то идею, он ухватится за неё, а потом озвучит в докладе или выступлении, глядишь, что-то и изменится».

Конечно, нельзя было мириться с тем, что сельское хозяйство, как и экономика в целом, оказалось в тупике. Нужно было искать выход из него. И Строев, действительно, создавал впечатление новатора, искавшего, казалось бы, этот выход. Однако не всё новое хорошо, иначе говоря, не всё новое служит прогрессу. Строев, например, организовал кампанию по внедрению так называемого коллективного подряда. Это новшество, замечу, впервые появилось на свет у нас, на Орловщине. Бахтин, естественно, стал одним из самых активных поборников этой идеи Егора Семёновича. Я же стал решительным её противником. Во всех публикациях «Орловской правды», посвященных этому «подряду», подчёркивалось, что это и есть подлинный хозрасчёт, без которого невозможно эффективное хозяйствование. Тогда у нас под рубрикой «Проблемы и суждения» публиковались материалы, авторы которых высказывали свою точку зрения по тем или иным вопросам. И вот для этой рубрики я подготовил статью, в которой показал, что высшей формой хозрасчёта были сталинские колхозы, т. е. когда они до ликвидации МТС, продажи техники в их собственность и введения гарантированной денежной оплаты труда колхозников были предприятиями социалистического типа. Основная же мысль статьи заключалась в том, что коллективный подряд означал окончательное уничтожение колхозов и совхозов.

Как говорилось, ничто не могло заставить Бахтина изменить своё мнение, если он был убеждён в его правильности. Но он уважал и мнение других, если, конечно, в нём не содержалось сумбура. И Алексей Николаевич завизировал мою статью. Но, целый месяц пролежав на редакторском столе, в газете она так и не появилась.

Бахтин не был марксистом, и поэтому принял Строева за новатора, не разглядел в нём антикоммуниста. И это была не един­ственная его в данном роде ошибка. Орловщину, как известно, осчастливил своим посещением Генеральный секретарь ЦК КПСС М. Горбачёв. Этот визит был вызван тем, что наша область, повторяю, явилась родиной «коллективного подряда», а главного «архитектора перестройки» и творца «нового мышления» подобные «новации» не могли не интересовать. В это время Алексей Николаевич состоял при первом секретаре обкома Е. Строеве помощником и потому вблизи видел генсека-«реформатора». Горбачёв вызвал у Бахтина резко выраженные положительные эмоции. И он был донельзя удивлён, когда я сказал ему, что это махровый антикоммунист и пустозвон. «Как же так? — недоумевал Алексей Николаевич. — Он ведёт себя просто и вроде всё правильно говорит…».

Как помощнику секретаря ЦК КПСС Бахтину выделили дачный участок. Одним из его соседей оказался главный идеолог и теоретик «перестройки» А. Яковлев. И он вызвал у Алексея Николаевича уважение тем, что «вёл себя просто». Опять я вынужден был его огорчить, сказав, что Яковлев — отпетый антикоммунист и ярый антисоветчик.

В том, что Бахтин не был марксистом, не было никакой его личной вины, и в этом смысле он не был белой вороной среди остальных членов КПСС. Именовавшая себя марксистско-ленинской партией КПСС порвала с марксизмом-ленинизмом, и знамением этого разрыва стала развязанная ею война с «культом личности» И. В. Сталина. И поэтому тогда было легче отыскать иголку в стоге сена, чем обнаружить в многомиллионной КПСС истинного марксиста.

Для подтверждения того, что здесь нет никакого преувеличения, приведу такой факт. В бытность помощником первого секретаря обкома Строева, Бахтин как-то зашёл ко мне и попросил найти в сочинениях В. И. Ленина высказывание о том, что аренда укрепляет и развивает социализм. Такое поручение, сказал он, дал ему Егор Семёнович. Я ответил, что такое высказывание найти невозможно, ибо аренда и социализм — «две вещи несовместнёые». «Не может быть, — не поверил Алексей Николаевич, — Строев закончил ВПШ и должен всё это знать». Пришлось показать ему вот это место в работе В. И. Ленина «Пролетар­ская революция и ренегат Каутский»: «Прямой насмешкой над марксизмом является утверждение Каутского, что передача крупных имений государству и сдача их мелкими участками в аренду малоземельным крестьянам осуществляла бы «нечто от социализма».

В эпоху «перестройки» марксизм-ленинизм был подвергнут открытому остракизму. А Бахтина, наоборот, течение жизни неумолимо приближало к его обетованным берегам. И иначе быть не могло с честным, думающим, искавшим истину, превыше всего ставившим не личные, шкурные интересы, а всеобщее благо человеком. Однажды я ему дал почитать работу И. В. Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР». Для него это стало подлинным откровением. «Всё сказано чётко, конкретно, аргументировано, тут и возразить нечего», — одновременно с восхищением и удивлением заметил Алексей Николаевич. И это было понятно: борцы с «культом личности» уверяли народ, будто Сталин был посредственной личностью, извратившей ленинизм, нагородившей кучу ошибок и т. п. Бахтин увидел, что это совсем не так.

Алексей Николаевич всё более убеждался, что «перестройка» является окончательным погромом социализма. И вот наступил момент, когда у них со Строевым разошлись пути-дороги. Хотя это не совсем точно сказано: у них с самого начала дороги были разные. Будучи в одной «связке», они преследовали разные, противоположные цели. Будет правильным сказать, что их «тандем» приказал долго жить. И он распался тогда, когда аппарат ЦК КПСС «демократы» выпроводили из здания на Старой площади, в котором тот находился. Как рассказывал Алексей Николаевич, это произошло таким образом. По динамикам было передано объявление, чтобы все присутствующие в здании в течение такого-то времени забрали необходимые документы и вещи и покинули его. Вышедшим на улицу из штаба партии «верным ленинцам», по словам Бахтина, пришлось идти по коридору в толпе под злыми, враждебными взглядами. Завернули в ближайший переулок и там остановились. «Что будем делать?» — спросил кто-то. Бахтин, не задумываясь, предложил: «Нужно писать листовки, идти к народу, к рабочим и разъяснять, что происходит контрреволюция». «Ты неправильно понимаешь ситуацию», — высказал своё мнение Строев. И никаких возражений на это не последовало.

«Правильно» понявший ситуацию Егор Семёнович возвратился на Орловщину, устроился на работу директором садоводческого института, а когда началась избирательная кампания по выборам главы администрации области, прикинулся противником Ельцина и выдвинул свою кандидатуру. Линию поведения Е. Строева, его мораль, его политическую физиономию исчерпывающим образом, пожалуй, характеризует следующий эпизод. Во время кампании по выборам главы областной администрации состоялась его встреча с избирателями в госплемзаводе «Власть труда» Корсаковского района. Один из участников этой встречи задал ему вопрос: «Как вы относитесь к Ельцину?». «Как и вы», — ответил Строев. Это был иезуитский ответ. Вернее, Строев увильнул от ответа: среди присутствующих, очевидно, были как сторонники, так и противники Ельцина. Поэтому Строева все восприняли своим человеком. Стремление угодить и вашим, и нашим, обойти острые углы, скрыть свои взгляды — всё это типичные черты оппортунизма. Послесталинская партия была оппортунистической, но надо Егору Семёновичу отдать должное: он был одним из самых маститых среди составлявших КПСС оппортунистов, ибо редко у кого так, как у него, развита способность держать нос по ветру. Поэтому Егор Семёнович всегда «правильно» понимает ситуацию. Совсем не случайно именно на Орловщине впервые стали внедрять пресловутый коллективный подряд. В стране шла мелкобуржуазная контрреволюция, т. е. уничтожались социалистические производственные отношения и насаждались мелкобуржуазные производ­ственные отношения, мелкобуржуазные формы производства. И Строев действовал в «духе времени», предложив внедрять коллективный подряд, ибо этот самый подряд являлся очередным шагом в развитии мелкобуржуазных производственных отношений, в уничтожении остатков социализма. При этом Егор Семёнович, конечно же, нисколько не задумывался, как всё это скажется на положении народа, людей труда. Осуществляя эту и подобные ей «реформы», он руководствовался сугубо эгоистическими, корыстными интересами, стремлением забраться на следующую ступеньку иерархической партийной лестницы.

Нисколько он, разумеется, не думал о народе, когда, как принято сейчас говорить, позиционировал себя противником Ельцина, выдвигая свою кандидатуру на должность главы администрации. Делал он это исключительно ради того, чтобы пробраться к власти, пристроиться к «демократической» кормушке. И не случайно именно Строеву в то время, когда народ глухо роптал по поводу «демократизации» общества и власти опасались, как бы этот ропот не превратился в громовые раскаты, — доверили «рулить» Федеральным Собранием, ибо по части искусства наводить тень на плетень, одурачивать народ социальной демагогией тогда в «демократическом» лагере не было равных Егору Семёновичу.

Бахтин же стал открытым, непримиримым противником «демократических» порядков. В последнее время он работал консультантом в комитете Государ­ственной Думы по аграрным вопросам и одновременно являлся членом редколлегии журнала «Сельское строительство». В нём и других изданиях (оппозиционных, разумеется) публиковались его статьи, в которых с присущей ему аргументацией и страстью показывалось истинное лицо «демократической» власти. И вот что характерно: взгляды Алексея Николаевича левели не по дням, а по часам, и он вплотную подошёл к марксизму. Бахтин состоял в КПРФ, но, судя по всему, образ её мышления и характер её деятельности переставали его ус­траивать. Я послал ему свою брошюрного объёма статью «Гегель и «демократические» Митрофанушки», в которой говорится о том, что поборники «демократии» являются мракобесами и шарлатанами, ничего общего не имеющие с наукой. Алексей Николаевич прислал восторженный отзыв. «Мои единомышленники, — писал он, — поверь, понимающие, что к чему, люди очень высоко оценили твою статью…».

Но, как оказалось, его единомышленники не находились в руководстве КПРФ. После он мне написал, что предлагал Г. Зюганову издать статью брошюрой, но Геннадий Андреевич отказался. Это, очевидно, объяснялось тем, что в статье говорится и о том, что и мировоззрение созданных из праха и пыли партий не является научным.

В моём личном архиве хранится последняя его присланная мне, нигде не опубликованная статья «Оскотиненная личность как зеркало российской демократии». Из-за боевого тона, решительной, конкретной постановки вопроса её не осмелилась публиковать пресса КПРФ, не говоря уже об других оппозиционных изданиях. Общее представление об идейном пафосе статьи читателю, полагаем, может дать вот этот её фрагмент: «В повестку дня, как и много лет назад, должен быть выдвинут лозунг «Вся власть Советам!». Ведь Советы, как бы их ни охаивали и ни клеймили лжедемократы, есть самая эффективная форма народовластия, то есть истинной демократии». А вот её окончание: «Таким образом, перед каждым из нас сегодня стоит жёсткая альтернатива: надо либо горой становиться за народ, отстаивать его интересы и, прежде всего, интересы трудящихся масс, либо переходить в стан богатеющих жуликов и вместе с ними продолжать оглуплять и грабить людей. Надо либо насмерть стоять за Отечество, либо задёшево продавать его богатства. Третьего — не дано!».

Жизнь Алексея Николаевича рано оборвалась. Преждевременная смерть помешала ему стать марксистом в полном смысле этого слова. А марксистов, надо заметить, и сегодня в нашем Отечестве наперечёт, чем и объясняется отсутствие сколько-нибудь организованного сопротивления народа своим новоявленным поработителям.

В заключение следует вот что сказать: разные дороги А. Н. Бахтина и Е. С. Строева — это дороги не конкретных личностей, а всех тех, кто встал на путь борьбы за возвращение народу свободы и всех тех, кто превратился в новых богатеев. Правда, может показаться, что есть и третья дорога — безропотно мириться с надетым на шею ярмом эксплуатации и влачить жалкое существование рабочего скота. Но всякий, кто мирится с рабским, скотским положением, становится на сторону угнетателей народа. А. Н. Бахтин прав: «Третьего — не дано!».

Иван Комаров.