Орловский блогер и журналист Г. Саркисян предложил «Красной строке» свое интервью с заместителем председателя правительства области, руководителем блока промышленности, имущества и информационных технологий Антоном Лавренюком. Беседа состоялась еще летом, но из-за вынужденного простоя нашей редакции была подготовлена к печати только сейчас, что, впрочем, на наш взгляд, не сделало ее менее интересной.

Сам автор подчеркивает, что это первый случай в его практике оппозиционного журналиста, когда ему согласился дать интервью высокопоставленный областной чиновник. И поэтому, несмотря на своё критическое отношение к работе областных властей, Г. Саркисян честно изложил позицию Антона Владиленовича, оставив за собой право оценивать сказанное им со своей «колокольни».

Мы, со своей стороны, тоже приветствуем попытки находить общий язык между властью и СМИ и поэтому предлагаем сегодня вашему вниманию текст этого интервью с некоторой редакционной правкой и сокращениями.

Г. С.: — Моё отношение к деятельности правительства области достаточно отрицательное, и это не секрет, при этом я пытаюсь обосновывать свою позицию. Вам не попадет за это интервью?

А. Л.: — Уверен, что нет! Во многом надумана догма, будто кто-то кому-то что-то запрещает. Отображение нашей действительности в проправительственных СМИ имеет совершенно определенный круг потребителей. Далеко не все же читают, к примеру, «Орловскую правду»… Помню, когда-то я выписывал «Тамбовскую жизнь», но сам читал её крайне редко.

Когда о том, что делаем я и мои подчиненные, пишут люди неангажированные и даже находящиеся в какой-то оппозиции, то они, во-первых, должны раскрывать более объективную картину. Во-вторых, и у читателей больше доверия, если обо мне пишет человек, который не обязан меня любить либо должен не любить. Так что у меня самого есть в этом интерес.

Г. С.: — Как вы попали в Орёл?

А. Л.: — Достаточно неожиданно для меня самого. 16 июня 2010 года, в среду вечером, мне позвонили на сотовый. Звонивший, а это был И. Ю. Гармаш, спросил, как я смотрю на то, чтобы поработать в Орловской области. Я был тогда заместителем председателя комитета по управлению имуществом Тамбовской области, и работа мне очень нравилась. Я четко знал сферу своей ответственности и при этом был абсолютно самостоятельным — сам принимал решения, сам отвечал.

Не устраивало две вещи: во-первых, зарплата. Я получал чистыми 24 тысячи рублей. Из них 6 тысяч рублей — алименты, 4 тысячи — квартплата. И это при том, что по приватизации через мои подписи прошел миллиард рублей… Во-вторых, стала ощущаться некая теснота, что ли, мне казалось, что могу больше сделать.

Вот почему уже на следующий день приехал сюда и был принят губернатором. Александр Петрович предложил мне занять должность руководителя Департамента имущества, промышленности и информатизации. «А почему бы и нет?» — подумал я. При этом, конечно, я читал в Интернете, что происходило в Орле до того, и мне была известна печальная судьба предшественников…
В общем, за один день я сдал дела и 20 июня 2010 года уже был здесь.

Г. С.: — Большинство руководителей в правительстве Орловской области — иногородние. Это нормально, что областью руководят иногородние?

А. Л.: — Знаете, только здесь я столкнулся с местечковой ксенофобией. Нигде я не видел такого неприятия. То ли это местная элита насадила, то ли некие обстоятельства, может, в силу деятельности каких-то моих коллег. Я не берусь судить. Но, скажем, руководитель здравоохранения был бы уместен орловский. Кстати, Лёша Медведев, мой хороший друг и товарищ, — местный, а в правительстве наиболее близкий мне по духу человек.

Что касается моей сферы, мне удобней быть неместным. Почему? У меня никогда не было бизнеса. Отец мастер, мать — инженер. Чиновником я оказался случайно. Когда завод, где я работал, захватили рейдеры, мэр предложил должность в юротделе (я как раз тогда окончил юрфак). Потом всё пошло само по себе.

Так вот, в первые полгода здесь каждый второй «заход» был от кого-то, о ком я понятия не имел — фамилии Вельковского или Меркулова и другие мне ни о чем не говорили. А если я был бы местный, в любом случае кто-то через кого-то, через родню пытался бы «решать вопросы».

Что касается коллег, Новиков — саратовский, Коновалов — воронежский, Гармаш — москвич. Но внутри правительства я такого антагонизма не чувствую. Единственное, на мой взгляд, Парахин держится обособленно. Он, хотя и местный, но все равно достаточно своеобразный человек… Я высказываю свое личное мнение.

Г. С.: — Могли бы вы как-то прокомментировать скандальное дело о назначении начальником управления имущества Орловской области 26-летней Екатерины Терляевой? Она что, такой выдающийся специалист по имуществу?

А. Л.: — Во-первых, скандальность — это продукт искусственный: хотим мы — будет назначение скандальным, не хотим — не будет…

Г. С.: — Подождите, а Кира Ханова — тоже «искусственный продукт»?

А. Л.: — Кира Ханова — совершенно другой вопрос. Когда человек говорит, что давайте ковровые дорожки меняйте, то есть самооценка зашкаливает, — это абсолютно другой вопрос. Тем более, я профессиональные качества Киры особенно и не знаю.
Во-вторых, если объективно, какой у них недостаток? Молодость?

Г. С.: — Отсутствие опыта, например…

А. Л.: — Министру связи Николаю Никифорову 29 лет. Кроме того, Терляева успела поработать директором унитарного предприятия, и. о. председателя фонда имущества и потом его ликвидатором и плюс почти год — в управлении госимущества.

Вторая сторона проблемы — кадровый голод. И не только в госсфере, но и в производственной и в банковской сферах этот голод ощущается сильно. К примеру, не могу найти на хорошую зарплату, даже без конкурса, специалистов в сфере землеустройства. Нормальные спецы работают в коммерции, им вот эта «кухня» — с постоянными угрозами выговоров, надзором природоохранных прокуроров, административными разборками — совершенно не нужна. Лучше какую-нибудь сделку зарегистрировать и те же самые 15—20 тысяч заработать.
Так что ничего страшного не вижу в доверии молодым.

Г. С.: — А зачем вообще нужны такие должности, как ваша или вашего коллеги — руководителя департамента сельского хозяйства В. Коротеева, если почти всё находится в частных руках?

А. Л.: — Вопрос хороший, потому что в нем есть другой смысл.
Изначально такая структура создавалась, когда какие-то доли промышленности были в госсобственности. Тогда это было удобно: руководить управлением имущества и собственным имуществом оказывать влияние на промышленность.

(Справка Г. С.: в реестре государственной собственности Орловской области числится 351 государственное учреждение, 13 государственных унитарных предприятий, 22 пакета акций открытых акционерных обществ и 100-процентная доля в обществе с ограниченной ответственностью, 5,3 тыс. объектов недвижимости, 95,5 тыс. единиц движимого имущества).

А информатизацию просто надо было куда-то «засунуть». И «засунули» к тому, кто меньше всех сопротивлялся, — в ведомство моего предшественника — господина Ю. Коростелкина.

Лично я считаю, что промышленность должна быть в более тесной связи с блоком экономическим. Они более близки и структурно, и логически, и у меня было предложение отдать управление промышленности в Департамент экономики. Информатизацию, по примеру Тамбовской и Липецкой областей, предлагал в свое время передать в аппарат губернатора.

Суть вопроса в том, что государству со стороны управлять предприятиями невозможно, ситуация с «Орлэксом» — блестящее подтверждение этому. Главная беда в том, что в стране нет никакой концепции промышленного развития, нет соответствующего закона, хотя в Минэкономе существует целый департамент, который занимается оценкой регулирующего воздействия на субъекты экономики при принятии государственных решений. Есть какие-то попытки типа поручений премьер-министра или концепции так и не принятой программы развития машиностроения.

Если была бы принята эта программа, то она придала бы импульс тем же «Коммашу», «Дормашу», ливенской группе, и не нужно им никакого особого гос­участия, а нужны льготные кредиты или субсидирование процентной ставки, и они сами по себе заработают. В этом и есть смысл госполитики.

Я могу сказать о своем ощущении о работе Минпрома при Христенко, а он долго был министром. Во-первых, с моей субъективной точки зрения, это было одно из самых закрытых ведомств. Туда попасть и обсудить что-то было невозможно. Никто по большому счёту не знал, чем Минпром занимается, чем управляет и зачем он нужен. При Христенко это была одна из самых закрытых территорий. Создавалось впечатление, что там велась прозападная политика либо просто антироссийская, когда фактически многие решенияя убивали авиапром, судостроение, станкостроение.

Отрадно, что новый министр (Денис Мантуров) первым делом провёл в Екатеринбурге всероссийский совет по промышленности. Теперь уже стало понятно что Минпром наконец хотя бы озадачился проблемой…

Мы в прошлом году приняли основную концепцию развития региональной промышленной политики. Не могу сказать, что это идеальный документ, но, по крайней мере, большинство предприятий в его подготовке принимало участие.

Что касается информатизации, то на Тамбовщине еще лет 5—6 назад губернатор запретил бумажную переписку между чиновниками. Либо электронная почта, либо телефон, не нужно в соседний кабинет писать письма. Эту систему бумажной переписки я пытаюсь и здесь поломать, но пока еще не могу. Создание соответствующей инфраструктуры — это задача ближайшего будущего.

С. Г.: — Кстати, программа «Электронная Орловщина» благополучно скончалась?

А. Л.: — Да, это могу подтвердить. Точно так же, как безуспешно закончила свое существование программа «Электронная Россия». Но зато есть новая, вполне жизнеспособная программа «Развитие информационного общества на территории Орловской области до 2018 года».

С. Г.: — При кризисе правительство страны тут же начинает вливать деньги в банки под мизерные проценты. А банки этими же деньгами кредитуют промышленность по рыночным ценам. Вот это не является вредительством? Почему, скажем, правительству не влить в реальный сектор экономики через тот же Сбербанк сколько-то миллиардов рублей под фиксированный процент?

А. Л.: — Я не могу назвать себя большим специалистом в макроэкономике, поэтому категоричных оценок давать не буду. Но когда был кризис в 2008 году, я тоже не понимал, почему государство накачивает банки деньгами, почему оно не оказывает поддержку опорным точкам российской экономики. Когда спасают банк, который вел бездарную финансово-экономическую политику, я этого не понимаю.

С. Г.: — Я же, в свою очередь, не могу понять политики правительства Орловской области, которое из года в год при молчаливом согласии большинства облсовета предоставляет предприятиям со стопроцентной иностранной собственностью льготы по налогу на прибыль…

А. Л.: — И на имущество также.

С. Г.: — …Вполне процветающим «Орел-Кераме», «Фригоглассу», «Кока-коле». Это зачем? Они что, бедствуют? Может, малому бизнесу предоставлять эти льготы? Что, деньги не нужны казне?

А. Л.: — Объективности ради, «Кока-Кола» не получает никаких преференций, «Фригогласс-Евразия» тоже два года не получает. Из субъектов с иностранным капиталом получают бывший «Велор» — «Керама Марацци», «Санофи-Авентис» (бывший «Биотон-Восток») и третий, абсолютно российский, субъект — Знаменский СГЦ (селекционно-гибридный центр).

Да, по логике такие льготы должны предоставляться предприятиям на старт-апе, для того чтобы заманить инвестора. Но «Керама Марацци» сюда перетаскивает завод из Ступино Московской области. Для нас это дополнительная «валовка», дополнительные отчисления, рабочие места, есть необходимость поддерживать их. Помимо этого они будут открывать новую линию по производству керамогранита, это даст очень серьезный прирост производства, и, соответственно, увеличатся отчисления. При этом есть прозрачная методика по определению эффективности предоставления льгот: есть показатели экономические, бюджетные и социальные. И если два из них показывают положительную динамику, значит льготы эффективны.

«Санофи-Авентис» вводит новые объекты. Если поставят вторую линию, то льготы будут, если не поставят — их не будет.

С. Г.: — Ваше мнение о пользе или, наоборот, о вреде вступления России в ВТО. Как руководители предприятий к этому относятся?

А. Л.: — Нормальному человеку к любому новшеству свойственно относиться настороженно, тем более руководителям: они жили одними категориями, а теперь придется другими. Я считаю, что в этом шаге больше плюсов, чем минусов, по ряду причин. Трудно ведь быть «себе на уме» в компании из почти 200 государств, учитывая, что более 150 являются членами ВТО. При том что там не самые благополучные с точки зрения экономики страны: Украина и та же Грузия вступили в ВТО и не получили сверхминусов, не рыдают по этому поводу. А свобода рынка — это очень серьезная вещь. Минусы, конечно, есть для тех, кто своевременно не озаботился проблемой европейской сертификации и стандартизацией качества менеджмента. Например, Александр Иванович Гапонов (генеральный директор ОАО «Гамма») не опасается ВТО, он и боялся, и боится только одного — недобросовестной конкуренции. Со стороны Китая, например: тот завалит рынок своими носками, и ему без разницы, в ВТО они или не в ВТО.

Точно так же и другие предприятия. Но если в результате присоединения к ВТО погибнет исконно российский автопром, то, как бы это непатриотично ни звучало, я плакать не буду. Потому что туда ему и дорога. Если за 50 лет не научились делать нормальные машины, расплата должна быть за это.

Сельское хозяйство — более сложная тема. Я в ней не великий специалист, но, на мой взгляд, здесь должен быть очень жесткий и очень объемный госпротекционизм. Д. Медведев обозначил, что в связи со вступлением в ВТО в сельское хозяйство закладываются большие субсидии. Не знаю, как это будет на практике реализовываться, но думаю, что ничего страшного не произойдет, если будет нормальная государственная политика.

Как сказал кто-то из экономистов, очень сложно играть в какую-то всем понятную игру, имея в виду, что у тебя могут быть свои правила. Играешь в футбол и вдруг посреди поля схватил мяч в руки, запихнул руками мяч в ворота и хочешь, чтобы тебе гол засчитали. Точно так же и Россия со своими правилами.

Г. С.: — Еще один «интересный» вопрос. Вот ни за что вы меня не убедите, будто реальная цена двух самолетов Як-40 — 70 тысяч рублей. Даже на металлолом можно было бы в разы дороже продать…

А. Л.: — А что бы вы сделали?

Г. С.: — Я бы, например, взял в аренду кусок земли и сделал бы там, скажем, мини-гостиницу.

А. Л.: — Ладно, рассказываю по порядку, потому что эта тема обросла разными инсинуациями. Причем, знаете, что здесь удивляет? Кто раздул тему. Не секрет, что в блогосфере многие негативно относятся к партии власти — «Единой России»…

Г. С.: — Кстати, вы член «Единой России»?

А. Л. — Нет. Такое же отношение к «Молодой гвардии», к «нашистам» — «детям Селигера»… А тут вдруг некий персонаж, который три года был директором лагеря в Селигере, в преддверии предвыборной кампании в Госдуму (он шел пятым номером по воронежскому списку «ЕР») в качестве коррупционного дела показывает это: «Орлы из Орла продали два Як-40 за 70 тысяч рублей»! Согласитесь, уже само по себе странно, что оппозицией, СМИ и блогерами был принят за истину в последней инстанции и широко распространен посыл именно от этого человека — Ильи Евгеньевича Костунова, одного из лидеров движения «Наши», лучшего друга товарища Якеменко и теперь уже депутата Госдумы от «ЕР».

Действительно, самолетов было 2 штуки, и когда они летали — назывались ЯК-40, и именно они были проданы за 50 с лишним тысяч рублей и 27 тысяч рублей.

Первоначально они были оценены в 4,5 миллиона рублей, был объявлен аукцион. Ни одной заявки не поступило. Следующий этап, который предусматривается законом, — это приватизация путем публичного предложения: в течение двух недель начальная цена при отсутствии заявок уменьшается до цены отсечения — её половины. И на этом этапе никто заявку не подал. И наконец, последний способ приватизации — продажа без объявления цены. Он заключается в том, что цена не объявляется, покупатели подают свои предложения в конвертах. А там могло быть 5 рублей и 3 рубля, и мы обязаны были бы продать по этой цене.

Лично я бы эти самолеты не взял и даром. В любом крупном или среднем аэропорту достаточно приличная площадка занята вышедшими из употребления воздушными судами. Никогда никто вопросом не задавался: а почему их не пилят на металлолом, не переплавляют? Вопрос, с обывательской точки зрения, разумный.

Объясняю. Корпус Як-40 состоит не из алюминия, а из сплава, в котором очень большая доля магния. Для того чтобы демонтировать самолет, надо кого-то за деньги нанять, отодрать обшивку, провода, снять стекла, распилить и сдать в переплавку. Допустим, после этого чистая выручка получилась бы по 100 тысяч рублей. И то не факт! Но каким нужно быть кретином, чтобы тратить на это столько времени, да еще и подставляться! Я сейчас найду авиакомпании, которые за так, под условие самовывоза, отдадут такие самолеты. В США, Арканзасе, кажется, 11,5 га занимает кладбище самолетов, и никто их не переплавляет и не пилит, потому что эта вся работа гораздо дороже того, что ты получаешь в результате.

(Примечание Г. С.: «Кладбище» на самом деле называется Центр обслуживания и восстановления самолетов и находится в штате Аризона, США. Правительство США объявило о продаже на металлолом 2000 самолетов. Всего в «Центре» 4200 самолётов.
И ещё. На сайте www.lom36.ru висит объявление: «Наши специалисты приедут к вам на объект, порежут своим инструментом и вывезут металлолом и отходы цветных металлов в большом количестве, на своем транспорте». Телефон указан).

Г. С.: — Скажите, а почему без согласований, с нарушением земельного законодательства самовольно устанавливаются павильоны «Родное село»?

А. Л.: — Я думаю, что вопрос нужно задавать тому, кто их устанавливает. Земельные участки должны предоставляться свободными от прав других лиц.

Взять последнюю ситуацию с павильоном на Наугорке. Нами инициированы муниципальный контроль (по земельному законодательству контроль бывает муниципальным и федеральным, региональным контроль не бывает), подача иска в суд о демонтаже объекта (павильона «Родное село»), поскольку это препятствует проведению аукциона. В данном случае есть два заявителя. Соответственно, должен быть аукцион. А земельный участок можно поставить на аукцион только тогда, когда он свободен. Были ли ситуации, когда ставили павильоны до окончания процедуры, я не знаю.

Более того — и я этого не скрываю, — у нас достаточно напряженные отношения с природоохранной прокуратурой, хотя в принципе она не должна надзирать за земельным законодательством. Но зато все документы, касающиеся землепользования, начиная от заявления и кончая договором купли-продажи, аренды и т. д., проходят сквозной контроль прокуратуры, что весьма дисциплинирует.

Г. С.: — Был как минимум еще один скандальный случай установки «Родного села» без согласования с местными властями в исторической зоне — у кинотеатра «Октябрь». Равно как и установка памятника А. Ермолову в той же зоне… И это, кстати, при том, что памятник изготовлен непонятно на какие деньги и без обсуждения. Нужно было правительству области провоцировать этот скандал?

А. Л.: — Про технологию сбора денег ничего сказать не могу. Единственное, я, как и большинство моих сотрудников, на этот памятник перечислял деньги, причем делали все это без принуждения. А эстетически памятник мне очень нравится.

Что касается павильона, тут — по порядку. Управление имущества распоряжается уже сформированными, поставленными на кадастровый учет земельными участками с разрешенным видом деятельности, и делает эту работу не кто иной, как администрация города…

Г. С.: — Кстати, а почему вы не хотите вернуть неразграниченные земли городу? Этот вопрос я задавал и первому заместителю председателя облсовета М. Вдовину. Вдовин ответил, что, пока не будет состав горсовета «нормальным», — не вернут. Хотя, когда он сам был депутатом горсовета, по-другому рассуждал…

А. Л.: — В более чем 60 субъектах РФ такие полномочия осуществляет государственная власть, а не городская. Это право дано федеральным законодательством, и таким правом область воспользовалась.

Сама постановка вопроса крайне некорректна: вернуть городу можно не земли (их никто у города и не отбирал!), а право распоряжаться неразграниченными государственными землями на территории муниципального образования «Город Орел». По поводу этого в «Красной строке» какие-то бывшие руководители земельных комитетов, депутаты постоянно дают комментарии, и они там исповедуют абсолютно ложный, поверьте, посыл: все, что на территории города, — муниципальное. В границах города, — значит, городское. Ну что за логика! Тогда что, раз на территории области — то областное, на территории федерации — федеральное? Не так! Для пресловутого разграничения есть совершенно четкие основания. Например, имеется какое-нибудь строение, условно говоря, больница. Это региональная собственность, соответственно вся территория больницы должна относиться к областной собственности. Если комендатура — федеральное учреждение, площадка — федеральная. Зоны рекреационные, дороги, парки, скверы — это по законодательству муниципальные земли. А самый большой пласт — это участки, которые из неразграниченных становятся частными: либо выкупается земля под строениями и сооружениями, либо переходит в собственность многоквартирных домов. В итоге самая большая часть городской территории становится частной.

Поэтому, когда говорят, что вся земля в городе городская, верните ее нам обратно… А вообще, какое основание считать ее городской? Парки — да, пожалуйста. Учреждения — да, пожалуйста. Все остальное как раз и называется неразграниченными землями. Вот когда что-то построят — другое дело. Школу построят — и она, и земля под ней становятся муниципальными. Построят стадион — региональная. Построила федерация, скажем, здание налоговой службы — собственность стала федеральной.

Второй повод для инсинуаций: город теряет десятки миллионов рублей ежегодно. Я в своё время мэру В. Сафьянову персонально отправлял аналитику, что город получал, а чего не получал. 100% земельного налога от неразграниченных земель идёт в местный бюджет, 80% арендной платы — в местный бюджет, 20% — в областной. При том что из этих 20% огромная доля в виде трансфертов перечисляется городу на подготовку документов по оформлению земель. О каких потерянных десятках миллионов они говорят?

При этом ничего страшного в передаче этих полномочий городу я в принципе не вижу. Но сейчас, в условиях абсолютной нестабильности городской власти и непредсказуемости горсовета, для арендаторов, покупателей и застройщиков это решение будет вредным. Хотя лично мне и моему управлению эти полномочия — лишняя головная боль, потому что все акты прокурорского реагирования — только по земельным отношениям.

Г. С.: — Давайте теперь поговорим о несколько более отвлеченных темах. Каково ваше отношение к Pussy Riot и к «посадке» Ходорковского?

А. Л.: — Как православный и крещеный, выходку «пусек» иначе как богохульной и омерзительной я назвать не могу! Но как юрист убежден, что там нет состава уголовного преступления. На мой взгляд — классическое хулиганство, статья 20.1 КоАП. При всей омерзительности поступка — ярко выраженное неуважение к обществу, и была бы правомерной в этой ситуации санкция до 15 суток.

Странно другое. Такое ощущение, что сама госмашина и правоохранительная система настолько неуклюже сделали все, чтобы банальную хулиганскую выходку превратить в событие мирового масштаба. Это абсурд. Алексий II сказал, что выше закона только любовь, выше права — милость, выше справедливости — прощение. А церковь наша разве так себя ведет? Я верующий православный человек, но вот такая клерикальная, я бы сказал, иезуитская позиция противоречит, по-моему, самому духу православной религии.

Ходорковский… О нем особая память, потому что его взяли под белы ручки как раз после посещения им Тамбова.

Г. С.: — Он в Орле за неделю до этого был.

А. Л. — После — Тамбов, затем — Москва и Новосибирск, где его и «взяли». В Тамбове он провел очень хорошие встречи, подарил один миллион рублей университету (как и в Орле. — Г. С.).

Я никогда не скрывал, что с удовольствием два года посещал его потрясающий проект — «Школу публичной политики», у меня даже до сих пор значок есть. Я очень доволен, что такой проект в моей жизни был. Знания и навыки, приобретенные там, помогли многим людям, в том числе и мне, подняться по чиновничьей иерархии.

Когда его арестовали, у меня появилось другое ощущение. Я прекрасно понимал, что он преступал закон неоднократно. Но я абсолютно уверен, что тот же самый Р. Абрамович куда больше, скажем так, нажил неправедным образом. Или другие деятели, которые были около представителей режима, но у них это как-то прошло…

Г. С.: — Не считаете справедливым возвращение в казну государства приобретенной в результате залоговых аукционов собственности? Признать залоговые аукционы незаконными и вернуть собственность?

А. Л.: — Я не вижу реального механизма, как это сделать без войны и крови.

Г. С.: — Кстати, о войне и крови: нет ощущения, что страна на грани хаоса?

А. Л.: — Нет такого ощущения. Хотя я достаточно критично отношусь к происходящему. У меня сестра в Москве работает в бизнесе. И когда все эти процессы на Болотной были, она рассказала, что её бесило ощущение: нас обманули, нас перестали спрашивать, чего мы хотим. При этом они были не против Путина и «Единой России».

По моим личным ощущениям, и я ими делился с коллегами, очень много «Единая Россия» потеряла в рейтинге после съезда, когда людям сказали: этот будет президентом, а этот — премьером, всё остальное неважно. Потом социологи отметили, что это снизило рейтинг «ЕР» на 11%. Но при всем негативном, что про него говорят, на мой взгляд, альтернативы В. Путину на выборах не было, хотя в тот момент мне был очень симпатичен Прохоров.

Г. С.: — Скажите, а многих ли вы знаете во власти людей с оппозиционными взглядами?

А. Л.: — Может, есть кто-то латентный… Кстати сказать, я серьезную должность занимаю, но меня никто ни разу не принудил куда-то вступать.

В политику я наигрался в 19 лет, ездил на баррикады к Белому дому, побыл в «ДемРоссии»… Почему еще я не лезу туда — у меня сознание более либеральное, чем у партии власти. К сожалению, все политкумиры моей юности крупно опростоволосились — и гайдары, и немцовы. Я тогда им беззаветно верил и думал, что они действительно Россию сделают великой страной. Но получилось, что если Россия и будет великой, то это скорее вопреки их воле.

Послесловие автора

Я нисколько не сомневаюсь в профессионализме и человеческой порядочности заместителя председателя правительства области Антона Лавренюка. На мои вопросы Антон Владиленович отвечал искренне, и я ему благодарен за это интервью.

Тоже буду искренен и изложу свою позицию. Говоря языком самого главного начальника всех госчиновников, Антон Владиленович, как и многие другие чиновники, добросовестно трудится на путинской «галере», которая плывет себе в свой светлый капиталистический рай. А народишко как-нибудь сам выплывет… Если сможет.

Георгий Саркисян.