Николай Семёнович Лесков создал рассказ «Грабёж» (1887 г.) специально к святкам. Перед нами — картина губернского Орла на святках 1837 года. Художник в точности воспроизводит не только топографию, но саму атмосферу старинного провинциального города. Орёл также можно считать одним из «героев» рассказа. Читатели словно прогуливаются вместе с героями по орловским улочкам, прислушиваются к перезвону церковных колоколов, спускаются на лед замёрзшей Оки, где собирались «под мужским монастырём» «на кулачки биться мещане с семинаристами». До сих пор город узнаваем в своих приметах настолько, что по Орлу можно путешествовать, как по страницам лесковских книг.

Тщательно, не без любования продумывает Лесков каждую бытовую деталь. И в этом есть своя внутренняя художественная логика. Неправы исследователи, которые с вульгарно-социологических позиций объявляли «тёмным царством» целые пласты народной жизни. Иначе Лесков, знавший Россию «в самую глубь», не воспроизводил бы в своём рассказе атмосферу русского быта столь подробно, обстоятельно, а главное — с любовью.

Но «орловское положение» таково, что ежедневно в сумерках наступает вошедший в городское обыкновение «воровской час».

К властям обращаться за помощью тщетно. Они — вершина айсберга грабительской системы и «свой интерес наблюдают», «губернатор правила уставляет».

Сквозным персонажем наравне с легендарными орловскими «подлётами», о которых заходит речь постоянно, становится полицмейстер Цыганок. Начальник губернской полиции — фигура вполне современная и узнаваемая: «Своё дело и смотрит, хочет именье купить. А если кого ограбят, он и говорит: «Зачем дома не спал? И не ограбили б». Имя полицмейстера для горожан равносильно именам первейших «татей и разбойников» — библей­ского убийцы Каина, легендарного злодея-скупца Арида (Ареда): «А тётенька как услыхала про Цыганка, так и вскрикнула:

— Господи! Избавь нас от мужа кровей и от Арида!».

Ретивые «блюстители порядка» с удвоенным рвением обирают горожан. С полицейскими обходами «ещё хуже стали грабить. <...> А, может быть, не подлёты, а сами обходные и грабили».

Однако полицейские чины рьяно надзирают за «честью мундира». Публично обвинить их в преступлениях или хотя бы в бездействии не дозволяется, иначе взыщут, как сейчас бы сказали, «моральный ущерб»: «А с квартальным ещё того хуже — на него если пожалуешься, так ему же и за бесчестье заплатишь».

И видимо, и незримо участвуют во всех сюжетных событиях зловещие фигуры главных грабителей и коррупционеров в городе — губернатора, полицмейстера, прикрывающих свои тёмные деяния «Сводом законов Россий­ской империи», и вышколенных подручных-квартальных, полицейских воров пониже рангом.

Так раздвигаются тесные рамки уютного камерного повествования. Создаётся картина всеобщего ограбления народа как узаконенной системы. Ограбленным и брошенным властями на произвол судьбы людям только и остаётся что надеяться единственно на помощь Божию. «Если Господь не охраняет дом — напрасно бодрствует стерегущий».

Жанр развлекательного святочного чтения отступает. Это уже гротеск, где за смешным скрывается страшное. Только и остаётся воскликнуть вслед за героем рассказа: «Экий город несуразный!». Губернский Орёл предстаёт как «город глохлый», в котором, по словам гостя, если «что и есть хорошего, так вы и то ценить не можете».

Богатый елецкий купец и церковный староста Иван Леонтьевич — дядя героя — как раз и приехал в Орёл на святки, «даже на праздничных днях побеспокоился», чтобы выбрать самого лучшего, голосистого дьякона и увезти его с собой в Елец, где проживают ценители и знатоки церковного пения.

Прибывши «по церковной надобности не с пустыми руками», Иван Леонтьевич в затруднении: «Помилуй Бог, какой орловчин с шеи рванёт и убежит». Наслушавшись историй об орловских «подлётах» и грабителях-полицейских, дядюшка просит отпустить с ним силача Мишеньку, оказать «родственную услугу», проводить в сумерках по воровскому городу: «Помилуй Бог, на меня в самом деле в темноте или где-нибудь в закоулке ваши орловские воры нападут или полиция обходом встретится — так ведь со мной все наши деньги на хлопоты… Неужели же вы, родные сёст­ры, столь безродственны, что хотите, чтобы меня, брата вашего, по голове огрели или в полицию бы забрали, а там бы я после безо всего оказался?».

Дядя с племянником отправляются выбирать лучшего дьякона, но тут «подвернулся вдруг самый неожиданный случай» — главная пружина развития дей­ствия в лесковской поэтике. В доказательство парадоксального положения: «как найдёт воровской час, то и честные люди грабят», — разыгрывается с героями диковинное происшествие.

В основе сюжета — характерные мотивы святочной неразберихи, святочного снега, света и тьмы. Действие разворачивается в кромешной мгле, в метельной путанице, под завывание вьюги: «Тьма вокруг такая густая, что и зги не видно, и снег мокрый-премокрый целыми хлопками так в лицо и лепит, так глаза и застилает», и «невесть что кажется, будто кто-то со всех сторон вылезает».

Фарсовые положения и их трагикомическая кульминация — битва в ночном мраке, в результате которой Мишенька и его дядя — степенный купец, перепуганные рассказами об орлов­ских ворах-«подлётах», со страхом и недоумением обнаружили, что в сумятице сами стали невольными грабителями, — подготовили ситуацию, о которой в народе говорят: «Бес попутал».

Но тёмные силы, сбивающие человека с толку «в ночь под Рождество», торжествуют совсем не долго. Ночное недоразумение благополучно разрешается в светлом рождественском финале, так что герой-рассказчик не может не завершить своё повествование восклицанием во славу Божию: «Я и о сю пору живу и всё говорю: благословен еси, Господи!».

Анекдотическое недоразумение и даже его драматическая сторона (Мишенька со стыда хотел повеситься, став непредумышленным грабителем-«подлётом», а его маменька от переживаний «так занемогли, что стали близко ко гробу») — разрешаются «святочно», счастливо.

Томимый своим невольным согрешением, Мишенька отправился на богомолье во Мценск к Николаю Угоднику, «чтобы душу свою исцелить». И здесь встретил свою суженую, Богом посланную. Герой нашёл счастье в «семейной тихости» с хорошей «девицей Алёнушкой»: «и позабыл я про все про истории, и как я на ней женился и пошёл у нас в доме детский дух, так и маменька успокоилась».

По Лескову, крепкий дом, дружная семья, «детский дух», истинное благочестие — это реальные человеческие ценности.

И всё же истинная развязка действия намного драматичнее. Бытовая зарисовка жизни провинциального города вскрывает не только факты и их эстетику, но и представляет собой глубокое осмысление социального бытия. Удачно найденные нетрадиционные художественные решения обращают читателя, настроенного на восприятие весёлого, шутовского действа, к глубинному метафизическому смыслу лесковского святочного рассказа. За достоверно выписанными историческими деталями жизни и русского быта открывается внутренний план: универсальный, внеисторический — вечная борьба света и мрака, добра и зла, Божеского начала и неправедной «социабельности».

Глава губернской полиции, к которому явились с повинной без вины виноватые герои, не отпустил ни одного из участников происшествия, не взыскав с них неправедной мзды. Угрозы, шантаж, вымогательство — обычные средства в арсенале Цыганка. К нему нельзя приблизиться без взятки — «барашка в бумажке». В карман полицмейстера перекочевали все средства, привезённые в Орёл «для церковной надобности» елецкими купцами. Более того — гостям города пришлось влезть в долги, чтобы удовлетворить аппетиты официального грабителя: «Ну, ваше высокоблагородие, нам надо домой сходить занять у знакомцев, здесь при нас больше нету».

Несмотря на то, что писатель указал на изображаемое как на дела минувших дней, актуальный смысл его святочной истории о грабеже прочитывается и до настоящего времени.

Так, сохранились не только художественно воссозданные Лесковым многие орловские храмы, улицы, площади. К несчастью, мало изменились вошедшие в поговорку обычаи и нравы «воровского» губернского города и его окрестностей, уездных городков срединной России: «Орёл да Кромы — первые воры, а Карачев на придачу, а Елец — всем ворам отец». Эта провинциальная «воровская география» — только слабый отголосок столичной: «Елец хоть уезд-городок, да Москвы уголок».

В преамбуле «Грабежа» заходит речь о реальных событиях, происшедших в год создания рассказа: «Шёл разговор о воровстве в орловском банке, дела которого разбирались в 1887 году по осени. Говорили: и тот был хороший человек, и другой казался хорош, но, однако, все проворовались».

И далее рассказчик изложил свою удивительную историю про «воровской час», «имевшую место лет за пятьдесят перед этим в том же самом городе Орле».

Так утверждается мысль о неистребимой системе воровства, коррупции, продажности, которая существовала и за пятьдесят лет до создания рассказа, и в год его написания, процветает и поныне. Этот вневременной монстр перешагнул границы лесковского текста, и сегодня только разрастается в своих чудовищных масштабах, принимая, согласно духу нынешнего времени, новые уродливые формы.

По-лесковски, «сюрпризы и внезапности» не заставляют себя ожидать. Совсем недавно лопнул «Орловский социальный банк», не исполнивший своих обязательств на сотни миллионов рублей. Банковские махинации — на официальном языке: «злоупотребление полномочиями» — вызвали волну возмущения обманутых горожан и особенно пенсионеров. Их демонстрации проходили в мае 2012 года на главной площади города.

С градоначальниками — по-нынешнему: «мэрами» — многострадальному Орлу тоже хронически не везёт. Один перекочевал из «мэрского» кресла на нары в тюремной камере. За другого ратовал губернатор и рассылал орловцам «письма счастья», собственноручно подписанные, с просьбой поддержать своего кандидата. А через некоторое время тот же губернатор приносил покаянные извинения жителям Орла, просил прощения за своего бывшего протеже: мол, вовремя не разглядел, ошибка вышла.

Заместитель начальника УМВД Орловской области пойман на том, что пытался отобрать квартиру у матери обманувших его аферистов. Один из них был задержан. Угрозами, которые на языке официальной хроники именуются «превышением должностных полномочий», современный «Цыганок» вынудил пожилую женщину переоформить жильё на его супругу. Сделка не прошла государственную регистрацию — квартира оказалась единственным жильём малолетнего внука женщины — жертвы шантажа. Так тайное стало явным.

Подручные современного «полицмейстера», вымогатели пониже рангом — дежурная смена орловской полиции, подобная «полицейским обходам», что грабили наравне с «подлётами» в лесковском рассказе, — также на святках «по надуманным основаниям стали угрожать задержанному возбуждением уголовного дела за оскорбление представителя власти. При этом за 10 тысяч рублей обещали не возбуждать уголовное дело… В помещении отдела полиции в момент передачи 8 тысяч рублей подозреваемые были задержаны».

Неслучайно не сходит со сцены орловского театра «Русский стиль» легендарная постановка лесковского святочного рассказа. В зрелищном финале спектакля сверкает молния, раздаются раскаты грома небесного. Казалось бы, инфернальные силы наказаны: у Цыганка украли награбленное, но… всё возвращается на круги своя, и грабительская власть вновь торжествует.

Лесков заботился о точности заглавий своих произведений. Любил, чтобы «кличка была по шерсти». Свой святочный рассказ писатель поименовал вначале «Родственная услуга», а затем назвал «Грабёж». Однословное заглавие оказалось столь многомерным, что вместило прошлое, настоящее и будущее «гнусной российской действительности».

В сегодняшней жизни — всё как в рассказе Лескова. Блестят золотом маковки православных храмов. Звонят к рождественской заутрене. Но внезапным диссонансом благовест разрывается воплями ограбленных: «Караул!!!».

И плывёт над маленьким провинциальным городком и над всей Россией-матушкой вселенская молитва: «Господи Иисусе Христе, помилуй нас!».

Алла Новикова-Строганова,
доктор филологических наук, профессор.
(Публикуется в сокращении).