Интервью с начальником Управления ФСКН по Орловской области Э. В. Аблязовым.

— Эдуард Владимирович, простите, если будем задавать неудобные вопросы.

— Пожалуйста. К неудобным вопросам я отношусь спокойно.

— Наркоманы до недавнего времени вызывали чувство жалости, смешанное с брезгливостью. Но отрава, появившаяся на рынке относительно недавно, — разные спайсы, какие-то курительные смеси, массово убивающие людей, заставляют переформатировать тему. Речь, по всей видимости, уже идет не об индустрии порока, приводящей к тому или иному количест­ву жертв, а о целенаправленном применении своеобразного психотропного оружия, противодействия которому российские власти, по нашему мнению, до сих пор не изобрели. Хотя изобретать, казалось бы, ничего и не нужно: если какая-то зараза наносит вред гражданам России, следует запретить ввоз в страну любых ее разновидностей, а злостных нарушителей правила — распространителей зелья — карать смертной казнью как убийц. Однако этого не происходит, по телевизору — сплошь репортажи о новых случаях гибели от каких-то солей и миксов. Мы не просим вас давать политические оценки, эта не ваша сфера, но антинаркотическая зона ответственности — ваша…

— Давайте сразу определимся, чем будем пользоваться — сленгом или профессиональными терминами…
На обиходном сленге спайсами называют синтетические курительные смеси, синтетические «джи-ви-аш» каннабиноиды.
Сленговое «джи-ви-аш» — по имени изобретателя. В конце 90-х годов профессор одного из университетов США Джон Хаффман (John W. Huffman), изучив алкалоиды конопли, изобрел их синтетический аналог, который оказался в шесть-одиннадцать раз мощнее того, что находится в стебле и листьях растения. Затем технологиям была организована утечка, и с 2011—2012 годов вещество начало поступать в Россию с территории Юго-Восточной Азии.
Миксами называют курительные смеси, это дизайнерская психоактивная синтетика — дизайнерство предполагает какое-то смешение. А соли — та же дизайнерская психоактивная синтетика, которую употребляют путем внутривенных инъекций. Вот и вся разница. Запрещают не соли, спайсы и миксы. Запрещают психоактивное вещест­во, прошедшее определенную проверку. Что касается ужесточения наказания, то с 1 января 2013 года за незаконную торговлю наркотиками в особо крупных размерах в России введено пожизненное заключение.

— Бюджет страны и без того страдает…

— Вы имеете в виду — страдания из-за отчисления налогов на содержание осужденных? Бюджет, конечно, страдает, но, допустим, в Орловской области в исправительных колониях находится сегодня более 3 600 заключенных. Из них 1053 человека отбывают срок за преступления в сфере незаконного оборота наркотиков, почти 40 процентов от общего числа. Предлагаете поместить их в какой-нибудь лепрозорий и бросить туда бомбу?

— Нет, конечно. Закон обратной силы не имеет, пусть досиживают. Но знай эти люди, что за распространение «наркоты» государство убивает, они, возможно, вообще не оказались бы в тюрьме, поостереглись бы.

— Может быть. Смертная казнь была у нас в Советском Союзе, затем был взят политический ориентир на ассоциацию с Европой, что предполагало ряд обязательств, в том числе мораторий на смертную казнь. Сейчас происходят другие процессы.

— Ориентиры меняются.

— Ориентиры не меняются, мы приходим к нормальной идентичности, начинаем жить своей головой.

— Хочется верить. Какой процент в общем объеме наркотиков, которыми травится Орловщина, занимает «синтетика»?

— С нами по этому вопросу всегда спорят. Как правоохранители мы говорим, что всегда существует латентная, то есть скрытая часть наркопотребления и наркопредложения, которая не выявляется правоохранительной системой и не фиксируется медиками. Существует коэффициент латентности, он постоянно изучается. В 2001—2003 годах коэффициент латентности был равен 10. То есть для получения полной картины наркопотребления количество наркоманов, находящихся на учете, нужно умножать на 10. В 2010—2011 годах на основе изучения коэффициент латентности для Орловской области был выведен на уровне 5. Количест­во учтенных наркопотребителей за последние шесть лет находится в пределах 800-840 человек, поэтому ориентировочно можно предположить существование на Орловщине не менее 4000—4500 наркопотребителей.

Теперь о том, какую долю рынка занимают новые психоактивные синтетические вещества. В 2011 году было всего 2 факта их изъятия в Орловской области, полграмма. 2012 год — полтора десятка фактов, изъято несколько десятков граммов. 2013-й — четыре десятка фактов, сотни граммов. Десять месяцев 2014 года — около 100 фактов, из незаконного оборота изъято более 11 кг курительных смесей, солей, дизайнерской психоактивной синтетики.

В 2011 году к уголовной ответственности за эти преступления был привлечен один человек. На сегодня — десять. В 2011 году организованных наркогрупп не существовало, сегодня мы их «состригли» уже несколько, в том числе и в ноябре, причем, с очень приличным весом изъятого. В 2011 году молодежь не была ориентирована на заработки в наркосфере. Сегодня сформировался облик наркодельца: это молодой человек примерно 20—23 лет с айпадом, айфоном, стремящийся к лидерству, успеху и абсолютно плюющий на все нравственные нормы; совершенно равнодушный, в частности, и к тому, что вымирает клиентская база, которую он создает, распространяя дизайнерскую синтетику.

Аудитория наркопотребления изменилась. Раньше говорили о трех классических группах: тех, кто потребляет опиаты; тех, кто потребляет синтетические наркотики (в основном, клубные); и тех, кто потребляет наркотики растительного происхождения. Считалось, что переход из одной группы в другую невозможен. После того как в 2011 году на рынок были вброшены курительные синтетические смеси, а в 2012 году — дизайнерские психоактивные вещества для вну­тривенного употребления (соли), они объединили группу синтетики и опиатов. В результате переход из одной группы в другую стал легким. А с учетом того, что синтетические вещества имеют убойную силу (многочисленные случаи в Сибири и на Урале это показали), то и смерть к наркопотребителям приблизилась. Предложение синтетики рассчитано на молодежную аудиторию, постоянно находящуюся в сети интернет, поэтому гибнут, как правило, молодые люди.

Позиционируются синтетические вещества примерно так: «Это не героин и не опиаты, они не вызовут у вас абстинентного синдрома, то есть ломки. Не переживайте, привыкание не появится. Не будет никакой наркомании, ваши интеллектуальные способности только разовьются. Вещества будут стимулировать вашу сексуальную активность!». И тот, кто хотел безнаказанно расслабиться, попадается на крючок. Удельный вес потребителей психоактивной синтетики увеличивается за счет всех трех классических групп наркопотребления, аудитория сместилась.

— Вся «синтетика» — привозная или что-то производится и в России?

— Изобретена в США, завозится из Юго-Восточной Азии. В России происходит, скажем так, смешивание — для курения берется любая, абсолютно легальная растительная основа, кристаллы синтетического наркотика приводятся в жидкое состояние, напыляются на нее, после чего потребитель получает продукт.

— Ввоз исходного вещества — полностью нелегален?

— Здесь есть две версии. Одна состоит в том, что современный режим охраны государственной границы позволяет маскировать и ввозить, и ничего не обнаруживается.. Вторая версия, тоже заслуживающая внимания, гласит, что в Россию ввозят вещест­ва, являющиеся легальными, но в силу добавлений и смешений они превращаются в убойные отравляющие миксы. Я думаю, что первая версия в большей степени объясняет происходящее.

— Закон, как известно, всегда отстает, он консервативен по определению. Насколько появление новых убойных отравляющих смесей опережает законодательные запреты?

— Сейчас отвечу. Вот смотрите, 2011 год, в Орловской области впервые появляется JWH-250, в перечне запрещенных и находящихся под контролем наркосодержащих веществ не значившийся. Между выявлением этого наркотика и изданием соответствующего (запретительного) постановления правитель­ства — временной промежуток в год и два месяца.

— А каков срок привыкания к этому наркотику?

— Да ну… Вы знаете, чем отличается дизайнерская психоактивная синтетика от «классических» наркотиков? Зачастую уже при первом потреблении синтетики человек «ни с того, ни с сего» пускает слюни и умирает — организм так «разгоняется», что сердечно-сосудистая система не выдерживает.

— Таким образом, статистика этих смертей приблизительна?

— В таблице смертей мы, как правило, не видим отравления психоактивным веществом. Молодой человек умер от острой сердечно-сосудистой недостаточности. Это так, но незадолго до смерти он употреблял синтетические каннабиноиды. Другой был сбит поездом. Он что, во вменяемом состоянии не знал, что поезд давит? Знал. Был в состоянии наркотического опьянения. Третий обнаружен на улице — упал с крыши. «Бэтмэн» — на нашем профессиональном жаргоне.

— Простите?

— Потребители солей и спайсов делятся на три основные группы по реакции на наркотик. Первая — «бэтмэны» (ведьмы, колдуны). Употребив наркотик, они начинают думать, что умеют летать, лезут на крышу, падают и разбиваются. Вторая — так называемая «скотская». Эти пытаются достичь обезьяноподобного состояния, стараются потерять человеческий облик. Третья — «сатанисты» (бесы, черти, демоны) — те, что в нарко­опьянении полагают, что встретились с дьяволом, и, борясь или служа ему, режут себе или находящимся рядом вены, горло. У тех, кто после потребления синтетических наркотиков остался в живых, полностью выхолащивается интеллект, исчезает способность мыслить. Раньше речь велась о наркозависимости. Ныне — о полном уничтожении наркотиком человека.

— Как даже случайно не переступить черту?

— Субкультура потребления синтетики, как правило, предполагает знание того, что ты делаешь. Тебя убеждают, что нужно употребить: либо «на слабо», либо «на люблю» («Я тебя люблю, и я употребляю. Если ты тоже меня любишь, докажи, употреби вместе со мной»). Бывают и исключения. Недели две назад кровельщик со стройки сумел добраться (последние метры, как говорят очевидцы, полз) до православной церкви в Орле, цеплялся затем за ноги прихожан, выходивших со службы. Курнул с товарищем за компанию — сердце начало выскакивать, понял, что умирает. Последнее, что решил сделать — добежать до храма, чтобы помолиться и умереть хотя бы там. Прихожане вызвали «скорую помощь», увезли, откачали.
Тоже ноябрь, выезд нашей группы вместе с полицией и медиками: парень принес спайсы — курительные синтетические каннабиноиды, сделал пластиковый бальбулятор — кальян так называемый. Чтобы дома никто не увидел, поднялся в высотке на десятый этаж, сел под чердаком. Так труп и нашли — скрюченный, рядом с бальбулятором.

— Синтетика изменила как-то специфику оперативной работы?

— Ответ короткий: огромный сегмент работы связан теперь с интернетом и со всеми прикладными интерфейсами, которые в нем действуют. Мы вынуждены находиться там, где готовятся или совершаются преступления. Продавцы и покупатели находят друг друга в чатах, на форумах. Форма оплаты за услугу — тоже электронная.

— Совершенно же очевидно, что без жесточайшего государ­ственного вмешательства проблему не решить.

— Вы считаете, что власть либеральничает? Она не либеральничает.

— А как же рассказанное вами — гигантский временной зазор между появлением новых наркотиков и их законодательным запрещением?

— Я немножечко не договорил. Речь шла о 2011 годе. Смотрим таблицу. 2012 год — срок между обнаружением очередного вещества и появлением (запретительного) постановления правительства сокращается до восьми месяцев. 2013 год — срок сокращается до шести месяцев. Июнь-август того же года — срок сокращается до двух месяцев. Июнь 2014 года — месяц. То есть государство работает оперативно. Но ведь эта мера не единичная.

— Кстати, было принято предложение Госнаркоконтроля передать ему полномочия по запрету появляющейся на рынке новой синтетики?

— Нет.

— Почему?

— Мне трудно сказать. В 2012 году председатель Государственного антинаркотического комитета Виктор Петрович Иванов предложил использовать в России опыт других стран. Суть этого опыта в следующем: после того, как выявляется новое психоактивное вещество, на него вводится временный мораторий. За это время проходят все эксперт­ные процедуры, за нарушение моратория предполагается соответствующая ответственность. Я слышал две версии того, почему предложение не прошло. Первая: было высказано сомнение, а не слишком ли большие полномочия окажутся у федерального чиновника в ранге министра. Второе: а не начнет ли антинаркотическое ведомство, получив такие полномочия, «кошмарить» фармацевтический бизнес. Но это, подчеркну, только версии. Сейчас вновь началось какое-то движение — после того как получили сотни отравлений и десятки смертей в Сибири и на Урале. А случилось-то что? В 2012—2013 годах психоактивные вещества, позиционированные как совершенно безобидные, получили свою аудиторию. А в 2014 году на рынок было вброшено высококонцентрированное, если хотите — «боевое отравляющее вещество», рассчитанное на ту же аудиторию, и оно её выкосило. Сегодня те, кому трезвая и здоровая молодежь в России не нужна, набирают себе новых безмозглых рекрутов.

— Поскольку неудобные во­просы были анонсированы, спрошу — не считаете, что создание Госнаркоконтроля явилось ошибкой? Не лучше было бы заниматься антинаркотической борьбой структурам МВД с их широкой сетью информаторов и иными оперативными наработками?

— Я был начальником межрайонного отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков УВД г. Саратова, обслуживая своим подразделением 840 тыс. населения областного центра, что больше всей Орловской области, поэтому могу сравнивать. Я не считаю создание Госнаркоконтроля ошибкой по нескольким причинам. Во-первых, перед органами внутренних дел никто не ставил задачи, которые стоят перед ФСКН. Новые задачи гораздо серьезнее по своей правоохранительной значимости. Работа в милиции по борьбе с незаконным оборотом наркотиков была в свое время выхолощена до уровня регистрации преступлений. Наркоконтроль сразу нацелили на выявление каналов поступления и сбыта наркотиков. В разработку были взяты организованные преступные группы. Улучшился контроль за легальным оборотом наркотиков. Я не думаю, что при этом была нарушена преемственность и утеряна какая-то база. Большинство оперативных работников, занимавшихся антинаркотической темой, перешло из МВД в наркоконтроль вместе со своей агентурой и всеми наработками.

За одиннадцать лет появились новые оперативники, умеющие работать в принципиально иных условиях. Если сотрудник уголовного розыска действует от преступления, а сотрудник подразделения по борьбе с оргпреступностью, как правило, — от группы, готовящей преступление, то сотрудники органов по контролю за оборотом наркотиков и их оперативные подразделения работают и от преступления, и от лиц, и от предмета совершения преступления — от наркотика. Такой оперативник ценен, он очень многое может. И очень жаль бывает таких ребят терять. Динамика очень серьезная, на самом деле. Уходят не слабые или неподготовленные. Житейский пример: молодой человек, только что родился ребенок, работа нравится, но жене нужно помогать. А он на службе до 23—24 часов, иногда остается на следующие сутки, а иногда не возвращается и через двое… Совсем недавно мы изъяли очередной килограмм героина. После того, как тайник был установлен, работали по нему трое суток. Когда на третьи сутки задержали курьеров, еще около полутора суток проводили неотложные следственно-оперативные мероприятия. Ко мне заходит начальник оперативной службы, просит: «Люди отработали четверо суток, домой не уходили, спали кто где мог, разрешите дать им два дня отдохнуть». «Дайте, — говорю, — субботу и воскресенье отдохнуть». Это сложный режим, далеко не все его выдерживают.

— Как вы охарактеризуете здоровье Орловской области с точки зрения своего ведомства?

— В Орловской области уровень наркопотребления в 1,9 раза, почти в два раза, ниже, чем во всех субъектах Центрального федерального округа; в 2,4 раза ниже, чем в среднем по Россий­ской Федерации; и в 4 раза ниже, чем на Украине. Наркопотребление сосредоточено в трех местах: в Орле, Мценске и Ливнах с районами. До недавнего времени в одиннадцати районах области (сейчас в восьми) врачи вообще не выявляли наркоманов. Я объясняю это тем, что на земле наркоманам делать нечего, они собраны в городах. Может быть, я ошибаюсь как человек пришлый, но мне кажется, что в Орловской области сохранились остатки какой-то советской патриархальности.

— С Саратовом сравниваете?

— Я долгое время работал в Приволжском РУБОП, который обслуживал шесть областей Поволжья; мне в командировках довелось пожить до полугода, поэтому я неплохо знаю и Астрахань, и Волгоград, и Самару, и Ульяновск, и Пензу, и свою родную Саратовскую область. Не говоря уже о командировках на Северный Кавказ и т. д., и т. п. Жизнь в Орловской области отличается от динамики в других регионах. Я не буду говорить, в худшую или лучшую сторону. Но эта динамика способствует тому, что уровень наркопотребления здесь не стал большим.

— Рассказав о человеке, едва доползшем до ступеней храма, и жертвах спайса, переселяющихся после приема наркотика в инфернальный мир, вы значительно расширили тему. Совершенно очевидно же, что самоуничтожение или сознательное уничтожение других ради прибыли — это проблема метафизического характера. Не хочется задеть ваши профессиональные чувства, но не считаете ли вы, что одними оперативными мероприятиями эту проблему не решить?

— Считаю. Давайте так… Я согласен с мнением священника Андрея Кураева, что светский путь развития — это тупиковый путь эволюции. Жить вне традиционной духовно-нравственной практики нормальному человеку невозможно. Другое дело, что взаимодействие государства и церкви должно быть синергичным, сбалансированным. Но взаимопроникновение должно быть обязательно. Если его не будет, появится, во-первых, безнравственный чиновник, а во-вторых — человек без руля. Тогда мы будем иметь нигилистов, циников и лидеров-прагматиков, которым наплевать абсолютно на всё.

— Взаимодействие, о котором вы говорите, выстраивается — по крайней мере, декларативно. Но если включить государ­ственные телеканалы, создается впечатление, что находишься в языческой стране, поощряющей самые разные пороки. Складывается впечатление, что даже мощные государственные структуры, решающие серьезные задачи, не имеют инструментария для достижения цели. Не ловите себя на мысли, что государство бессильно и вынуждено лишь создавать видимость деятельности?

— У Госнаркоконтроля есть инструментарий. Тут вот какая проблема… Существует идея противодействия предложению наркотиков — чисто правоохранительная (кто-то поставляет и сбывает наркотики, мы его нейтрализуем). Существует идея спроса на наркотики. И вот в этом случае без вопросов морально-нравственных и духовных никак не обойтись. В области порядка 770 тыс. жителей, около 140 тыс. из которых учатся в школах, вузах, средних специальных учебных заведениях и т. д. Понятно, что ни я, ни начальник УВД к каждому из учащихся по полицейскому не приставим. Мы не сможем это сделать физически. Борьба с наркотиками буксует там, где возникает идея спроса. Такова морально-нравственная составляющая современного человека. Она может быть, как вы выразились, языческая, может — атеистическая, может — блуждающая в религиозной неопределенности. Если духовно-нравственный стержень у человека выстроен, травить себя он не станет.

— Вас не смущает, что образ успешного молодого человека со стержнем, пропагандируемый и государственными сред­ствами массовой информации, почти полностью совпадает с нарисованным вами психологическим портретом распространителя синтетических наркотиков — циничного лидера-прагматика с айпадом и айфоном?

— Вы говорите правильные вещи, которые тревожат всех здравомыслящих людей, но почему вы во всем уповаете на государство? Оно во многом — лишь отражение господствующего самосознания. Может ли государ­ство изменить это самосознание ударом кулака по балде? Нужно последовательно и настойчиво работать. В этом случае результат обязательно скажется. У работы много направлений.

— Каких конкретно инструментов не хватает для этой работы?

— Для правоохранительной системы жизненно важно наличие в каждом регионе химико-токсикологической лаборатории, позволяющей проводить экспертные исследования и признавать вновь выявленные психоактивные вещества аналогами наркотических и психотропных средств. В этом случае появляется возможность привлекать к уголовной ответственности торговцев наркотиками, скрывающих свой бизнес за псевдолегальностью. К сожалению, экс­пертно-лабораторная часть в Российской Федерации сегодня очень слаба.

— Обращаетесь в Москву и Питер?

— Обращаемся в Сибирь. К глубокому сожалению, именно там оказалось едва ли не единственное учреждение в стране, способное исполнить такого рода экспертизу. В марте мы изъяли десять кг наркотического вещества и отправили образец. Экспертное заключение получили в сентябре… Но ситуация начинает меняться. Областные власти обещали содействие в создании необходимой нам лаборатории здесь, в Орле.

— Желаем удачи по всем направлениям работы. А обществу — скорейшего выздоровления.

— Спасибо за вопросы.

— Спасибо за искренность в ответах.

Записал Сергей Заруднев.