Наблюдая подготовку, ход и результаты выборов 13 марта, поймал себя на мысли о некоем бездумии областной власти в отношении журналистского сообщества. Результат этого бездумия — провал (по большому счёту) выборов партией власти. В итоге — вместо собственных отставок — бешеная злость по поводу нашего, журналистского, цеха. Это вы, мол, виноваты в недоверии избирателей к «единственно правильной партии», в неверии граждан по поводу чистоты рук и помыслов орловского чиновничества, в критичном отношении народа к политике нынешнего режима… И вообще, пора, вас, журналистов, к ногтю.

«Грандиозный проект» не заставил себя долго ждать: из застенков обладминистрации воспарила идея «реорганизации» областных СМИ. Как и все подобные «идеи», она проста до… безобразия: районки закрыть, те СМИ, что получше, — объединить; всех — во фрунт, и — как мы скажем, то хором и пойте!.. Именно о подобных прожектах сказано: это хуже преступления, это — ошибка!

Ларчик, по-видимому, открывается просто: ни руководство, ни их «консультанты на общественных началах» ясно не понимают — что такое журналистика, чьи интересы журналисты выражают и как с ними работать. Этот тезис и будет обоснован ниже. Если читатели согласятся — хорошо. Нет — поспорим. В любом случае — проблему надо обсуждать.

ЧТО ТАКОЕ
ЖУРНАЛИСТИКА?

Очень не хочется впадать в менторство и «грузить» читателей сложными терминами. Но без некоторых определений не обойтись, в частности — журналистики. Её сущностью является «оперативная массовая общественная рефлексия». Это академическое определение, являющееся результатом защиты докторского исследования на факультете журналистики СПбГУ, принято большинством учёных в сфере исследований журналистики.

Другое дело, что то же самое большинство, не критикуя такого определения журналистики (ибо оно очевидно, доказательно и истинно), тем не менее, не спешит им активно пользоваться. Причина опять проста: его использование потребует от них пересмотреть и отказаться от всех тех многочисленных штампов и мифов, что были вдолблены в их головы в советские времена (а ныне вбиваются уже ими самими в головы студентов, учеников и общественности).

Из приведённого определения следует ряд выводов.

1. Общество отражается в журналистике не как в обычном зеркале, нейтрально, но «видит» себя оценочно. Отсюда метафора: журналистика как «волшебное зеркало» — не только «объективно отражающее» («лишь информирующее») социальную физиономию, но и воздействующее на неё («исправляющее», в идеале). Следствием выступает формирование двух вертикальных «информационных потоков»: сверху вниз (управление) и снизу вверх (обратная связь).

2. В первом случае о журналистике говорят как об оперативной «массовой коммуникации» выполняющей в рамках всеобщей социальной коммуникации, свою, строго управленческую функцию (по формуле «группа — массовая совокупность»; проще говоря: «элита — народ»; либо, ещё проще: «верные администрации СМИ — электорат»). Последнее особенно свойственно телевидению, ибо функция управления осуществляется масс-медиа через создание информационной картины мира при помощи так называемой повестки дня. А местное ТВ, как видим, кроме новостей («нужных»), никакого значимого продукта почти не производит. Минувшие выборы эту проблему лишь усугубили…

Во втором случае журналистика выполняет функцию обратной связи, или «гласа народа». Это — наиболее ответственная и важная для общества, нации функция. Она осуществляется двумя способами: через публицистику и через беллетристику. В публицистике — через социальный диалог в публичной сфере и свободное, открытое обсуждение насущных социальных проблем. В беллетристике — через образное осмысление и показ современного человека, его жизни, ценностей, устремлений, отношений с окружающей действительностью.

Но в любом случае из трёх — через создание и распространение (внедрение в сознание нации) духовного продукта, смыслов.

3. Теперь можно дать и конкретные определения нашей разнообразной журналистской деятельности.
Журналистика в индивидуально-творческом («широком») аспекте — это деятельность по ежедневной фиксации наблюдаемых фактов и событий. Фиксируются факты и события в дневнике, «журнале» (в самом широком смысле: от стены пещеры и, позже, газеты до личного электронного блога).

Журналистика в «узком» смысле, как профессиональная деятельность, есть журнализм — деятельность по поиску, фиксированию и публичному оперативному распространению сведений, востребованных обществом. То есть не просто «пихать» народу «новости», «информировать» его, а идти к нему, изучать его потребности и интересы, отбирая наиболее полезное и нужное. Но «информировать» легче. Поэтому газеты зачастую на две трети забиты информационным мусором…

Под публицистикой можно понимать деятельность по анализу, прогнозированию и оценке современной социальной действительности. Цель — обнаружить актуальные социальные проблемы, публично их огласить и в ходе обсуждения найти социально приемлемые пути их разрешения. Увы, публицистика сегодня сознательно «закатывается» режимом «в асфальт». Причина опять же проста: публицисты — наиболее активная, сознательная, образованная и национально ориентированная часть журналистов страны, их элита. С такими чиновникам не по пути…

Беллетристику можно определить как деятельность, связанную с удовлетворением потребности аудитории в художественно-образном ценностном осмыслении происходящих событий. Именно поэтому предметом отражения в беллетристике (т. н. «художественной публицистике») выступает человек во всём разнообразии его отношений с окружающей действительностью. Именно потому, что эту важнейшую функцию презирают «крутые» практики-информационщики, нишу заняли гламурные журналы и развлекательные телеканалы, предлагающие нынешней дезориентированной русской молодёжи чёткие, понятные, престижные образцы для подражания. Полистайте «Космополитен», по­смотрите внимательно СТС и ТНТ…

«С КЕМ ВЫ,
МАСТЕРА КУЛЬТУРЫ?»

Итак, журналистику составляют три совершенно различные сферы деятельности: журнализм (собственно журналисты, репортёры–информационщики), публицистика и беллетристика. Потребовалось более ста лет, чтобы из недр этого монстра выделилась публицистика и ещё полвека — для беллетристики. Что стало основой для их появления и расцвета? Формирование класса интеллигенции. Именно в публицистике и частью литературе нашло себя «новое сословие». Именно благодаря публицистике смогло обрести рычаги влияния и на власть, и на народ.

Класс быстро разрастался и требовал себе прав и привилегий. Увы, но все эти попытки приводили лишь к неудачам. Не имевшая широкой опоры, элитарная часть интеллигенции постоянно проваливалась в отстаивании своих классовых интересов. Достаточно вспомнить разгром масонов в 18-м или восстание декабристов в 19-м веке, приведшие лишь к массовым гонениям и недоверию со стороны императоров. Широкие же слои «низовой», «первичной» интеллигенции к власти относились более чем лояльно, ожидая за верную службу подачек и, так сказать, «социальных гарантий».

«Удача» улыбнулась интеллигенции дважды. Первый раз в
феврале 1917-го. К тому времени извлекшая уроки «прослойка», всё ещё малочисленная (к тому времени насчитывавшая всего 2,7% населения России), сделала ставку на распространение среди пролетариата социалистических идей, быстро расшатавших и обрушивших монархию. Торжество было недолгим. Взявшие власть большевики во главе с Лениным основательно сократили ряды «прислужницы буржуазии». И если в 20-е годы русскую интеллигенцию изничтожали руками пролетариев, то в 30-е годы за дело взялась уже она сама. Появилась даже фраза «донос — оружие интеллигента». Апогеем явился 1937 год, когда победившее в партийной борьбе прорусское сталинское крыло было вынужденно физически изничтожить пятую колонну.

Вторая удача — 1991 год. К этому времени класс интеллигенции разросся до 30% населения РСФСР. Это была уже сила, особенно вкупе с национальными элитами. Дряхлеющее Полит­бюро просто закрыло глаза на внутренние процессы и отдало страну на откуп теневому капиталу, нацменам и интеллигенции. Националисты разорвали страну на куски–ханства и принялись за резню русских, теневой капитал превратил Россию в паханат и занялся разграблением общерусского достояния, а интеллигенция впервые в истории получила свои «свободы» — слова, печати, совести, союзов, митингов и собраний. Расцвела журналистика, заблистала публицистика, встрепенулась беллетристика. Интеллигенты рванули во власть…

Надо ли напоминать, что праздник был недолог? Уже через два года отвратительная картина геноцида русских стала колоть глаза всем, даже депутатам-инородцам. Попытавшаяся было одёрнуть Ельцина «законодательная власть» (читай, интеллигенция) была им расстреляна из танков. Посмотреть на это «танки-шоу» слетелось несколько сот иностранных журналистов. Далее «избиение младенцев» год от года только усиливалось: срастившаяся с бандитами демократическая власть бросила интеллигенцию на произвол судьбы.

И что же? В 1996 году лишь треть интеллигенции проголосовала за Зюганова, а две трети, несмотря на беспредел власти, — против. Почему? Неужели интеллигенция не видела, что творят со страной компрадоры? Нет, конечно: как наиболее образованная, критичная часть общества — знала, даже возмущалась. Но… возвращаться в государство рабочих и крестьян не желала напрочь. Ведь это — не её государство. Как минимум, по трём причинам.

1. В СССР ещё Лениным было заложено отношение к русской интеллигенции как к врагу. Более того, когда изничтожение «царской» интеллигенции шло полным ходом и потребовалась «интеллигенция нового образца» — управлять страной, то оказалось, что, несмотря на «правильное» классовое происхождение, она несёт на себе все «родимые пятна капитализма»: индивидуализм, жажду гражданских свобод и привилегий (в т. ч. свободы проявления себя), элитарность, идеологизированность. За это её государство всё время «осаживало».

2. В 20-м веке основной производственной силой стали наука и поддерживающая её и нацию культура, то есть производство духовного продукта. Именно субъектом производства духовного продукта в обществе и выступает интеллигенция. Однако все труды и результаты деятельности интеллигенции в СССР присваивало государство (читай, КПСС, партийная номенклатура). Творцам государственной мощи платили иной раз меньше, чем шахтёру или заводскому рабочему. Желание получать за свой труд не хлебную карточку, а соответствующее вознаграждение — до сих пор напрочь отваживает интеллигенцию от коммунистических идей.

3. Интеллигенция дорвалась до власти. Если на последней партконференции её представительство было всего 9%, то в составе первого Съезда народных депутатов уже 27,4%, а в Думе стало почти стопроцентным. А власть — это прежде всего возможность создать для своего класса удобную и комфортную среду обитания. Для интеллигенции это прежде всего книжно-газетно-журнальная сфера, сфера свободного доступа к информации — культурной, политической, научной, социальной…

Но Ельцин вновь сделал оригинальный финт… и передал власть надёжному преемнику. Уже через год кончилась политика. Ещё через несколько лет — свободная пресса. Формально интеллигенция оставлена у власти, но скорее «при», чем «во» (например, Общественная палата). Да и то, лишь та «интеллектуальная элита», что готова служить режиму за жирные объедки с барского стола. Остальная часть, особенно национально ориентированная, вновь в загоне и уже готова проголосовать за кого угодно, лишь бы против режима. Именно в этом причина минувшего провала «Единой России».

НЕ РАЗ ОБЖЕГШИСЬ,
БУДУТ ЛИ ДУТЬ НА ВОДУ?

Вывод ясен и прост: журналистика — плоть от плоти
интеллигенции, её идейно-политическое ядро и выражение. Давить журналистику — значит давить интеллигенцию. Но проблема в том, что современное общество (любое — хоть страна, хоть регион, хоть провинциальный город) зависимо от культуры, от того духовного производства, что подпитывает все сколь-нибудь значимые достижения. Прежде всего — от научных и социальных идей.

Журналисты, даже при сильном желании, даже, к примеру, в официозной областной газете, не могут не выражать в своих текстах общих настроений аудитории, её отношения к окружающей действительности. Давить их — значит воевать с ветряными мельницами. Посмотрите на соседние регионы, где власть уважительно или хотя бы взаимовыгодно работает с интеллигенцией и прессой, — они далеко впереди. Даже Липецк, на который ссылаются «реформаторы», отказался от «выстраивания» журналистов на ать-два. Наши-то куда?..

Очевидно, что проблема не в журналистах, она в самой власти, которой люди выразили недоверие. И прежде всего — самая активная, образованная, идейная часть общества, интеллигенция. Но вместо того чтобы прислушаться к ней, критически переосмыслить своё «плохое поведение», власть, словно школьный хулиган, пытается «выставить» стекло в «неугодном» школьном кабинете. Может, лучше засесть за уроки? Тем более что они давно известны и никакого велосипеда изобретать не потребуется. Надо лишь честно сформулировать ответ на вопросы «что?», «кому?» и «как?» делать.

1. Арнольд Тойнби заметил: «Общество, ориентированное на верность традициям, своему прошлому, обречено на исчезновение. Общество, ориентированное на свое настоящее, обречено на застой. И только общество, ориентированное на будущее, способно развиваться». Следовательно, любому обществу нужна объединяющая идея, «общее дело». Ясно, что это процветание нашего региона, нас, русских, в частности. Проблема в другом: общее дело не формулируется на «птичьем языке», типа «рост экономических показателей бюджета» или «увеличение базовой части относительно конъюнктуры рынка». Это бред, демагогия. Сравните: введено десять заводов, открыто 50 тысяч рабочих мест; пособие на ребёнка установлено в размере двух прожиточных минимумов; по­строено сто километров дорог; заасфальтирован двор общежития № 4 ОГУ…

Если идея общего дела сформулирована ясно-позитивно (как «конкретные улучшения жизни»), то общество постепенно само начинает проявлять активность. Людям понятно, что им делать и во имя чего. Тогда и журналисты начинают качественно выполнять свои задачи: рассказывать о реальном удачном опыте (а не заниматься его имитацией), сплачивать общество, контролировать заявленные проекты, ориентировать людей, помогать власти своевременной и разумной критикой.

2. Кто должен «делать» журналистику? Очевидно, интеллигенция.
Во-первых, так называемая «низовая», или интеллигенция первого порядка. Та, услугами которой мы (большинство населения) ежедневно пользуемся и которая наиболее близка к простому народу — врачи, инженеры, учителя, офицеры, священники, юристы, представители массовой культуры… Ушлые американцы ещё в начале минувшего века доказали, что именно эти люди (а не СМИ) выступают «лидерами мнений», своего рода передаточным звеном между элитой, властью и народом. Через них «идея» и «овладевает» массами, становится мощной производительной — либо разрушительной — силой. Традиционно это сфера бюджетного финансирования, и потому интеллигенция этого порядка всегда лояльна власти (как же её надо достать, чтобы подвигнуть на протестное голосование!).

Во-вторых, элита, интеллигенция второго порядка — те люди, что обеспечивают своей деятельностью преимущественно запросы и потребности самой интеллигенции: публицисты, учёные, эксперты, писатели и философы, художники, богословы, искусствоведы… Именно эти люди создают так называемую «публичную сферу», в рамках которой происходит социальный диалог — обсуждение насущных проблем. Учитывая разнообразие подходов, любая социальная проблема получает в подобном случае максимально взвешенное и продуманное решение. Власти остаётся лишь воплотить его.

3. В капиталистических отношениях действуют два основных рычага воздействия: страх и вознаграждение. Первый, как видим, не действует долго — рано или поздно интеллигенция уходит в «ползучую фронду», «тихую оппозицию» и вот тогда — берегись, тираны. На Западе давно это поняли и стали создавать, скажем так, различные объединения. Но делать это по уму: идеология в обмен на финансирование.

К примеру, мелкие и средние предприниматели создают, условно говоря, «Фонд владельцев частных магазинов», избирают попечительский совет, который и распоряжается финансированием тех СМИ, что согласны отстаивать позицию данной социальной группы, выражать её идеи и ценности (ведь им, в отличие от олигархов, бежать некуда и не на что). Врачи частной практики создают свой фонд; учителя или работники библиотек — свой и т. д. В Дании, например, районные библиотеки служат клубами по интересам: утром там собираются молодые матери с маленькими детьми — пообщаться друг с другом и своим педиатром, днём проводятся мероприятия для школьников и студентов, вечером — встречаются пенсионеры.

Интеллигенция привыкла (и по праву!) жить хорошо, поэтому большинство её представителей готовы обменять свою «рабочую силу» на достойное вознаграждение. Вот фонды этим и занимаются. Естественно, благотворительность и меценатство у нас пока не в почёте, многие «бизнесмены» предпочитают «распилить» бюджет и «сдёрнуть» в какой-нибудь Израиль… Но начинать-то когда-то надо, ведь это наш город, наш дом. На первый взгляд может показаться, что нечто подобное хочет создать и наша обладминистрация. Но разница в том, что администрации надо командовать СМИ, «строить», диктовать «нужные» мысли — короче, заниматься самопиаром. Идея же западных фондов — собирать под одной крышей единомышленников.

Пожертвования в них могут быть как анонимными (для страховки и избежания давления со стороны власти), так и открытыми. Фонды могут не только оплачивать издание тех или иных СМИ, книг (!!!), но и назначать стипендии журналистам, финансировать обмен опытом, технические новации, конференции.

В принципе для подобных целей может сойти и, к примеру, Орловский союз журналистов как общественная независимая организация. Опыт есть, да и люди нашлись бы. Он же мог бы взять на себя юридическое сопровождение и защиту СМИ в судах; выполнять роль идеологического центра (фабрики мысли). В качестве общественной организации помочь, возможно, кому-то из наших коллег избраться во властные структуры.

Впрочем, все эти мысли и рекомендации хороши лишь при одном условии — что нашим властям предержащим всё это надо — мэру, губернатору, их окружению…

Полезно будет задуматься и нам самим: а готовы и хотим ли мы сами этих свобод и перемен или лучше постаринке — прыг сверчок на тёплый шесток. Мол, пересидели Строева — и Козлова пересидим…

Андрей ДМИТРОВСКИЙ.