«В праведность России верил Лесков, должны верить и те, кто понял его», — писал философ П. П. Сувчинский (1892—1985), который считал Н. С. Лескова «самым мудрым русским писателем» и глубочайшим мыслителем, провидцем, чьи «творческие откровения», «пророческие возвестия» явились «пророческим знамением глухой поры». Особенностью художественного дарования выдающегося мастера отечественной литературы является умение показать за зримой многокрасочной предметностью реального мира черты духовной жизни, духовных прозрений. Лесковские идеи о человеке и мире нашли отклик в развитии русской религиозной и философской мысли.

Творческую самобытность Лескова как писателя и мыслителя невозможно представить вне связи с духовно-нравственными исканиями его эпохи. Писатель был не просто хроникёром, но во многом предвестником и выразителем духовно-нрав­ственных настроений своего времени. Критик Р. И. Сементковский считал, что Лесков раньше Толстого и Достоевского провозгласил в литературе «идеал любви к ближнему»: «Вопросы религии <…> начали усиленно занимать общество, в особенности с тех пор, как граф Л. Толстой, следуя примеру Лескова, начертал на своем знамени лозунг любви к ближнему».

В условиях противоборства двух основных типов сознания и мировоззрения: позитивистско-материалистического и религиозно-идеалистического, — откликаясь на остросовременный в его время философский спор о природе человека: «человек-зверь» или «человек-храм Божий», Лесков и его единомышленники — выдающиеся русские писатели и мыслители — понимали личность в русле христианской традиции, признавали важнейшим духовно-нравственным ориентиром идеалы добра и правды. Философ начала ХХ века Н. А. Бердяев справедливо замечал: «Вся наша литература XIX века ранена христианской темой, вся она ищет спасения, вся она ищет избавления от зла, страдания, ужаса жизни для человеческой личности, народа, человечества, мира».

Осмысляя опыт прошлого и задумываясь над перспективами развития России, ведущие русские литераторы и философы сосредоточили внимание на вопросах стабилизации жизни на путях внутреннего духовного обновления. В своих раздумьях о социально-нравственном состоянии действительности русская словесность предвосхитила мысль о «целях» цивилизованного общества, сформулированную Н. А. Бердяевым в «Самопознании»: «Человек должен быть «теоцентричен» и организовать себя на Божественном начале, в этом его образ; общество же должно быть «антропоцентрично» и организоваться на начале человечности».

Взгляды религиозного философа и поэта Владимира Сергеевича Соловьева (1853—1900) были близки литературно-общественной позиции Лескова. В третьей «Речи в память Достоевского» (1883) Вл. Соловьев выразил глубокое суждение о том, что задачей нашей литературы стал «поиск исцеления» общества; отечественная словесность явилась источником истинных суждений о мире и человеке. Достоевский, Лесков, Л. Толстой были глубоко убеждены в том, что основой нрав­ственного преобразования человека и общества должно явиться самосовершенствование личности как путь к «торжеству любви, правды и мира».

Как пояснял Вл. Соловьев, «полное религиозное отношение <...> слагается из трех нравственных категорий: 1) несовершенства (в нас), 2) совершенства (в Боге) и 3) совершенствования (или согласования первого со вторым) как нашей жизненной задачи».

Эта программа полностью воплощается в созданной Лесковым художественной галерее «святых и праведных» — положительных типов русских людей. Лесковские герои по натуре своей наделены нерефлектирующим, бесконфликтным сознанием, одарены глубокой верой и пониманием сокровенного смысла жизни. «Соборяне», «Однодум», «Человек на часах», «Несмертельный Голован», «Левша», «Инженеры-бессребреники», «Фигура» и многие другие герои-праведники — своеобразные наставники, несущие христианские идеалы деятельной любви к ближнему учительным примером собственной жизни. По образному выражению писателя Бориса Зайцева, это «рука, протянутая человеком к человеку во имя Бога».

«Чистый помыслами и сердцем» Вл. Соловьев был духовно близок Лескову. Сын и биограф писателя Андрей Лесков называл молодого философа единственным, «на ком последние годы здесь отдыхал глаз и кому радовался дух» отца. Писателя восхищала нравственная энергия Соловьева — одного из немногих сильнейших русских умов — напряженно размышляющего о религиозных вопросах.

Развивая идею о «всеединстве»: «Я называю истинным, или положительным, всеединством такое, в котором единое существует не за счет всех или в ущерб им, а в пользу всех. Ложное, отрицательное единство подавляет или поглощает входящие в него элементы, и само оказывается, таким образом, пустотою; истинное единство сохраняет и усиливает свои элементы, осуществляясь в них как полнота бытия» («Первый шаг к положительной эстетике»), — Вл. Соловьев опирался на концепцию «цельности бытия внутреннего и внешнего» И. В. Киреевского и учение о «соборности», выражающей идею «единства во множестве» А. С. Хомякова.

В письме критику М. О. Меньшикову от 15 февраля 1894 г. Лесков определил свое отношение к Вл. Соловьеву, и при этом — что наиболее важно — характеристика христианского философа и поэта по-лесковски «кстати» становится поводом для полемического прояснения собственной духовно-нравственной позиции писателя: «Это душа возвышенная и благородная: он может пойти в темницу и на смерть; он не оболжет врага и не пойдет на сделку с совестью, но он невероятно детствен и может быть долго игрушкою в руках людей самых недостойных и тогда может быть несправедлив. Это его слабость. <…> У Соловьева есть отличное выражение: он с таким-то (например, с Тертием <Т. И. Филиппов. — А. Н.>) «ездит попутно». Может быть, это так и нужно, но я этого не могу; есть отвратительные «поты» и «псиные запахи», которых я не переношу и потому не езжу попутно, а иду с клюкою один. В этом смысле Соловьев мне неприятен; но я думаю, что он человек высокой честности и всякий его поступок имеет свое оправдание». В который раз Лесков здесь настойчиво подчеркивает свое «уединенное положение», индивидуальный путь своих исканий — «против течений».

И все же писателю с его «живым стремлением к правде» были внутренне близки философско-религиозные раздумья Вл. Соловьева, серьезно и глубоко верующего. С ним Лескова связывали многолетние дружеские отношения, напоминанием о которых служит хранящаяся в орловском Доме-музее Н. С. Лескова книга в составе личной лесковской библиотеки: Владимир Соловьев. Стихотворения. — Москва, 1891 год — с дарственной надписью: «Глубокоуважаемому Николаю Семеновичу Лескову от искреннего почитателя его и приятеля. В. Соловьев». В подаренном ему томике стихов Лесков отметил стихотворение на странице 12:

В тумане утреннем, неверными шагами
Я шел к таинственным и чудным берегам.
Боролася заря с последними звездами,
Еще летали сны — и, схваченная снами,
Душа молилася неведомым богам.

В холодный белый день
дорогой одинокой,
Как прежде, я иду в неведомой стране.
Рассеялся туман, и ясно видит око,
Как труден горный путь
и как еще далеко,
Далеко все, что грезилося мне.

И до полуночи неробкими шагами
Все буду я идти к желанным берегам,
Туда, где на горе, под новыми звездами,
Весь пламенеющий победными огнями
Меня дождется мой заветный храм.

На примере этого поэтического текста, неслучайно выделенного Лесковым в сборнике стихов, отчетливо различимо, насколько религиозно-философская поэзия Вл. Соловьева была созвучна духовно-нравственным исканиям писателя, раздумьям о высшем предначертании личности в ее вечном стремлении к абсолютному идеалу. Лирический текст в иносказательной форме рисует Путь, Истину и Жизнь — евангельское представление о Богочеловеке — и в то же время описывает жизненный путь земного человека: от младенческого неведения и духовного «сна» — к внутреннему прозрению и озарению. Лирический герой, осознав свою духовную сущность, настойчиво и неотступно, преодолевая заблуждения и трудности, стремится к Истине и твердо верует в успех своего бесконечного движения к совершенству: «Все буду я идти к желанным берегам». Средствами поэтической выразительности в финальных строках стихотворения создается возвышенная и светоносная образность: «Туда, где на горе, под новыми звездами, Весь пламенеющий победными огнями, Меня дождется мой заветный храм», — нарисована жизнеутверждающая философская картина обретенной человеком твердой веры во всепобеждающее торжество Истины.

А. Новикова,
доктор филологических наук, профессор.