В каждой семье есть свои герои. Я вот просматривал старые фотографии и решил поделиться. По отцовской линии все мужчины у нас были солдатами. На Кавказе воевали, ещё при царе, в Первой мировой, во Второй мировой. В 1941 году на фронт ушли дед Костя, четверо его братьев и их отец. Вернулся только мой дед, искалеченный, но живой. Остальные погибли.

Моего дедушки не стало, когда мне исполнилось четыре года. Он часто приходил к нам домой, обязательно приносил что-нибудь вкусное и интересное, играл со мной. Но играть ему было трудно. У него не сгибалась одна нога. А ещё меня удивлял один из его мизинцев — уж не помню, на какой руке. Мизинец не разгибался, и я напрасно пытался его выпрямить. А дедушка смеялся…

Лет через пять после смерти дедушки я однажды нашел деревянную шкатулку-сундучок, а в ней — ордена, медали, старые документы, фотографии каких-то людей в военной и морской форме. Я спросил у бабушки, чьи это награды, что это за документы и кто сфотографирован на старых снимках? И узнал, что ордена, медали и документы — дедушки, его отца и некоторых его братьев. Что за братья, что за отец дедушки? Где они? Где мои двоюродные братья и сёстры?

Дедушка родился в старинном русском селе Андросово Бутурлинского, а затем — Гагинского района Горьковской области. Он был самым младшим из пяти братьев. Младше деда была его единственная сестра Валентина. Большая, дружная крестьянская семья…

В 1940 году дед поступил в бронетанковое училище, а уже зимой 1941 года курсанты училища были под Москвой. Два месяца, пока шла битва за Москву, они находились в резерве. Покидать танки и глушить двигатели было запрещено. Только один раз часть курсантов вывезли на какое-то задание. Построив в «коробку», бойцов провели по площади. По Красной площади. Было это 7 ноября 1941 года. А затем — в грузовики и обратно — в резервные танки. Резерв тогда не понадобился — фашистов отбросили от Москвы, а курсанты продолжили обучение.

В 1943 году дед и другие лейтенанты-выпускники в городе Омске получили новенькие Т-34. Железнодорожные платформы с вновь сформированными бронетанковыми подразделениями направились на запад. А потом было Прохоровское поле… Из бывшего дедушкиного отделения курсантов танкового училища, командовавших взводами в самом большом танковом сражении в истории человечества, в живых осталось только два лейтенанта. Остальные сгорели. Но и танк моего деда подбили. Из экипажа в живых остался он один.

Полтора года дед лечился в одном из московских госпиталей. Успел даже поступить во Всесоюзный юридический заочный институт, который закончил уже после войны.

Мой прадед, Сергей Иванович, прошедший Первую мировую и Гражданскую войны, лежит в братской могиле под Смоленском. Могилы дедушкиных братьев — по всей Европе. Одна — в тогдашнем логове фашизма Кёнигсберге, другая — в Польше. Остальных не нашёл.

Теперь я знаю, почему у деда не разгибался палец и не сгибалась нога — осколки фашистского снаряда посекли экипаж. Их из деда извлекали долго. Как рассказала бабушка, последнюю операцию провели в 1968 году. Врачи оставили только те, что извлечь было невозможно.

Вот так из шести мужиков, ушедших на войну из семьи моего дедушки, вернулся только он один. Отец бабушки, мой другой дед, Григорий, тоже погиб на фронте. Я его никогда не видел. Вот почему у меня нет двоюродных братьев и сестёр. Фашис­ты убили их задолго до их рождения. Однако только благодаря подвигу моих предков я живу сейчас. И мне кажется, что жить надо так, чтобы не было стыдно моим неродившимся двоюродным братьям и сёстрам.

Олег Шмелёв.