«Россия на краю пропасти. Каждая минута дорога. Все это чув­ствуют и задают вопросы, что делать? Ответа нет…».
В. О. Ключевский. Дневниковые записи. Весна 1898 года.

«Нужно мое отречение… Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте… нужно решиться на этот шаг. Я согласился… Кругом измена и трусость, и обман».
Николай II. Дневники императора. 2 марта 1917 года.

О чем должен думать режиссер, приступая к съемкам фильма о событиях почти столетней давности, сыгравших провиденциальную роль в судьбе России и изменивших картину мира? Правильно — о глубинных истоках тектонических сдвигов отечественной истории. О причинах братоубийства как войны Февраля с Октябрем. Попытаться «без гнева и пристрастия» понять и осмыслить природу катастрофы, едва не погубившей Отечество. И, конечно, честно ответить на вопрос о причинах поражения Белого движения.

«Судьбы народа сокрыты в его истории, — «подсказывал» режиссеру мыслитель Иван Ильин. — И мы, смущенные, мы, малодушные и маловерные, мы должны научиться читать и разуметь молчаливые глаголы нашего прошлого».

Никита Михалков, снявший фильм «Солнечный удар», преследовал иные цели, далекие от объективного взгляда на трагические события начала XX века. Этому предшествовала шумная пиар-кампания с его участием.

«Какое обилие новых и все высокопарных слов! Во всем игра, балаган, «высокий» стиль, напыщенная ложь…». Слова Бунина, чьи печально известные «Окаянные дни» пристегнуты к фильму, на удивление точно применимы к оценке этого якобы патриотического «киношедевра».

Фальшив сам замысел. Все выспренно, показушно, рассчитано на эффект.

За буколическими картинами дореволюционной России, в которой якобы царили мир, покой и благорастворение воздухов, а представители низших сословий услужливы и покорны, возникает образ «России, которую мы потеряли».

Вспоминается невольно публицистический фильм Говорухина, который также не сумел прочитать «молчаливые глаголы нашего прошлого» и эмоционально ударился в рассуждения о пагубности революции в поисках виноватых.

Концепция михалковского фильма укладывается в ту же схему: была процветающая держава с благостными картинами бытия, терпеливым трудягой-народом, ходили белые пароходы с элегантной публикой, была вспыхнувшая страсть двух молодых людей — и вдруг все пропало, исчезло, потонуло во мраке революционного хаоса. Кто виноват? Как это случилось?

Соединив рассказ Бунина с яростной публицистикой «Окаянных дней» и расцветив сценарий драматическими эпизодами пребывания белогвардейцев в плену, режиссер пытается убедить зрителя в исторической правоте Белого движения, не сумевшего по роковому стечению обстоятельств спасти Россию и брошенного на жертвенный алтарь поруганного Отечества. Мысль не новая, растиражированная в мемуарах эмиграции и сочинениях эпигонов белогвардейщины. Окарикатуренные образы Розалии Землячки и Бела Куна выведены как воплощение бессмысленной жестокости победителей, погубивших светлый мир. Неслучайно режиссер отправил своего героя в стан белых, в отличие от капитана Рощина из трилогии А. Н. Толстого, сумевшего осознать ложность идеалов белогвардейского сообщест­ва. Избирательное толкование истории мэтром кинематографа закономерно. Его симпатии явно на стороне потерпевших. Памятны его документальные фильмы о драматических судьбах эмиграции, в том числе участников Белого движения. Они действительно интересны и познавательны как малоизвестные страницы истории. Однако смущал явный перекос в трактовке событий. Так, рассказывая о злоключениях белогвардейцев из «Русского охранного корпуса», он не скрывал сочувствия к ним, якобы оказавшимся «между молотом и наковальней». Другими словами, между советским государством и германским рейхом. И погрешил против правды. Насильно в это коллаборационистское формирование никого не тянули, а вступившие добровольно — воевали против исторической Родины в одной упряжке с гитлеровцами. В корпусе насчитывалось около 17 тысяч бывших белогвардейцев и представителей эмигрантской молодежи… Были среди них и выпускники Орлов­ского кадетского корпуса.

И разве не растоптали окончательно «Белое дело» генералы Краснов, Шкуро и другие вожаки белогвардейцев, пошедшие в услужение лютому врагу Отечест­ва и понесшие справедливое возмездие?

Генерал Туркул, автор повести «Дроздовцы в огне», не скрывал ненависти к «числу серому, валом валящему всех давить», т. е. народу. Именно он командовал в конце войны «Русским охранным корпусом» и казачьим полком, входившими в состав власовского «Комитета освобождения народов России». Избежав правосудия, впоследствии связал свою судьбу со спецслужбами США.

Таким оказался «патриотизм наизнанку» немалой части белоэмигрантов. Историк Н. Стариков, составитель книги «Белая Россия» (2014), вспоминая о Туркуле, пишет: «Его жизнь и ее печальный итог — урок всем тем, кто в пылу борьбы за свою Россию переходит грань допустимого…».

Желание художника абстрагироваться от реальных событий и придать им антиисторическое толкование неизбежно обрекает его на творческую немочь. Подлинное искусство не терпит фальши.

Полной противоположностью этому «шедевру» является показанный в те же ноябрьские дни фильм С. А. Герасимова «Тихий Дон» по роману М. А. Шолохова. На фоне этого уникального художественного творения, отразившего трагическую правду истории, фильм Михалкова выглядит претенциозной поделкой, не отвечающей запросам наших дней.

Мечущийся в огне Гражданской войны Григорий Мелихов мучительно ищет оправдания своему участию на стороне белых. Сомнения постоянно грызут его. Горькая истина в чужести избранного пути неожиданно раскрывается в откровении британского офицера Кэмпбелла. Приставленный к тому поручик цинично изрекает: «Из нашей родины надо гниль вытравлять железом и огнем, а мы бессильны. Оказалось так, что у нас вообще нет родины. Кэмпбелл не верит, что мы справимся с красными. Он плохого мнения о нашей армии и с похвалой отзывается о красных. Он видел, как они в пешем строю, обутые в лапти, шли в атаку на танки. Он говорит, что народ нельзя победить. Дурак! Вы ему не верьте!».

«Как не верить? — удивлен Григорий. Поручик свое: «Что значит — нельзя победить народ? Часть его можно уничтожить, остальных привести в исполнение… Нет, не в исполнение, а в повиновение…».

Так ярко и беспощадно высвечена классовая, антинародная суть белогвардейщины, пронизанная социальным расизмом!

Персонаж Михалкова лишь спрашивает: «Как это все случилось?». И зритель, увидев толпу врангелевских офицеров, еще вчера убивавших соотечественников, невольно задумывается: кто они? Потерявшие ориентир пешки в чужой игре? Убежденные в своей правоте экзальтированные борцы за «белую идею»? Заблудившиеся в тенетах классовой ненависти и не пожелавшие понять смысла происходящего? Несчастные, обманутые люди или политические эквилибристы, жестокие и расчетливые, жонглирующие патриотической фразеологией, чтобы уйти от ответственности за братоубийство?

Наверняка и те, и другие, и третьи… Русские люди минувшей эпохи, которым можно лишь сострадать как жертвам гражданского противоборства, навязанного Западом с единственной целью — стереть Россию с карты мира и расчленить ее.

Разве что-то изменилось в планах мировой закулисы? Гражданская война на Украине и объявленная нам вторая холодная война — яркое тому подтверждение.

Дважды в ХХ веке распадалась связь времён. Дважды страну ввергали в катастрофу, из которой она выходила с огромными потерями. И каждый раз её судьба зависела от качества правящей элиты. «Такова судьба всех народов, — сокрушался философ, — они расплачиваются унижением и страданиями за недостатки ведущего слоя». Расплачиваются за предательство национальных интересов и политический маразм властителей… России снова брошен геополитический вызов. Адекватно ли ему качество нынешней элиты? Вопрос риторический, если следовать афоризму вождя «кадры решают всё!». Долг перед ушедшими и будущими поколениями обязывает властные структуры помнить горькие уроки истории. Не наступить в третий раз на либеральные грабли. Обеспечить надёжную безопасность государства и социума. Упрочить вековые духовные ценности и державный облик Отечества. Разве не в этом сакральный смысл послания президента парламенту и народу? Поистине — «каждая минута дорога!».

Фильм Михалкова задел знающих истинную подоплеку войны. Задел не художественными изысками. Таковых немного, если не считать образ газового шарфа, за которым гоняется ошалевший от страсти поручик, да убитого павлина: ускользающая голубая мечта и — бессмысленная жестокость. Прыгающую по ступеням коляску мы видели в фильме Эйзенштейна. Удачной находкой режиссер считает сцену потопления баржи с белыми офицерами как аллегорию с очевидным идеологическим смыслом: утонула лучшая часть русского общества, а вместе с ней и Россия. Но по сути, это образ утонувшего «Белого дела», а не России, которую Советская власть подняла из руин, восстановила почти в границах бывшей империи и вывела на орбиту сверхдержавы.

Вопрос «как это всё случилось?», звучащий рефреном, — наивен и лукав. Скорее всего, он исходит не от героя, а от его альтер–эго, т. е. самого режиссера.

Разве неясно, что именно в те дни, когда поручик искал близости с прекрасной незнакомкой, Россия была охвачена крестьян­скими волнениями, свирепствовали карательные экспедиции и военно-полевые суды, а разгоравшаяся революция 1905—1907 гг. и становилась «университетом» будущей Гражданской войны? Истоки её в реформе 1861 года, когда миллионы крестьян получили освобождение без справедливого решения земельного вопроса. Ничтожным и опасным оказался результат столыпинской реформы. А неудачная русско-японская война, «кровавое воскресенье» 9 января 1905 года и Ленский расстрел 1912 года впечатались надолго в историческую память народа. Вовлечение России в мировую бойню стало спусковым крючком краха монархии, к чему приложили руку либеральная «пятая колонна» тех лет и иностранные спецслужбы. Страна оказалась в исторической ловушке.

Ни царский режим, ни Временное правительство не хотели решать назревших социально-экономических и политических проблем. В итоге это привело к их радикализации и жестокому противостоянию общества. Лидеры Белого движения, избравшие идеалом западный цивилизационный проект, не сумели выработать государственную программу. Ограничились т. н. «непредрешенчеством» с явным дрейфом к военной диктатуре.

При желании Михалков мог это узнать из первоисточников. Генерал Деникин ответил с присущей ему прямотой военного в «Очерках русской смуты»: «Прогнозы оказались неверными… не столько в изображении подлинных народных настроений, сколько в оценке их активности, а главное, в ошибочном сложении сил. Между тремя основными народными слоями — буржуазией, пролетариатом и крестьянством — легли непримиримые противоречия в идеологии, в социальных и экономических взаимоотношениях, существовавших всегда в потенции, углубленных революцией и обостренных разъединяющей политикой советской власти. Они лишили нас вернейшего залога успеха — единства народного фронта… В противобольшевистском стане все усилия… политических и общественных организаций — правых и левых — были направлены не на преодоление этих противоречий, а на поиски «вернейшей» ориентации и «наилучших» форм государственного строя. Ни того, ни другого не нашли».

Неудивительно, что не нашли, поскольку, по словам историка С. Кара-Мурзы, «Белое движение — это кадетствующие верхи и меньшевиствующее рядовое офицерство, эпигонство западного либерального капитализма.., попытка военного реванша государственности Февральской революции над советской властью. Эта попытка делалась при помощи и под полным контролем Запада».

Об этом же писал У. Черчилль в книге «Мировой кризис»: «Было бы ошибочно думать, что в течение всего этого года (1919) мы сражались на фронтах за дело враждебных большевикам русских. Напротив того, русские белогвардейцы сражались за наше дело!».

Откровение британского лидера напрочь стирает фальшивую позолоту «патриотизма» с Белого движения. Поэтому так велика роль национально-освободительного, а не только классового фактора войны против белогвардейцев как вооруженных наемников Запада.

Закономерно, что с приходом деникинцев на Орловщину крестьяне сразу уловили их классовую отчуждённость. На тревожное сообщение генерала Май-Маевского о «враждебной настроенности крестьян» Деникин жёстко отреагировал: «С крестьянами надо меньше считаться. Принимайте меры к предупреждению беспорядков…».

Остановить распад страны, покончить с анархией и сепаратизмом смогли лишь большевики, не утратившие в отличие от либералов инстинкта государственности. Они взяли на себя мессианскую роль в исторической судьбе России.

В фильме и комментариях к нему остро звучит тема красного террора как упрек революции и попытка облагородить Белое движение, якобы не допускавшее массового террора. Не вдаваясь в полемику, отметим, что террор как метод насилия присущ всем революциям и контрреволюциям. Россия не является исключением, но упрощать великую трагедию народа — значит снова сеять семена ненависти, лжи и раздора на радость историческим врагам. Недопустимо затушевывать страшную оборотную сторону Гражданской войны, свирепость обоюдного террора. Недопустимо мифологизировать историю в угоду политическим пристрастиям. Документов о красном и белом терроре предостаточно. Важно объяснять глубинные причины этого трагического явления, о чем говорилось выше.

Приведем несколько фактов белого террора, свидетельствующих не об эпизодических эксцессах, а о системе, которой сопутствовала атмосфера практически неограниченного произвола и психология классовой мести.

Из дневника полковника М. Г. Дроздовского: «Нет-нет да и сожмет тоской сердце, ин­стинкт культуры борется с мщением побежденному врагу, но разум, ясный и логический разум, торжест­вуй над несознательным движением сердца! Мы живем в страшные времена озверения, обесценения жизни. Сердце, молчи, и закаляйся воля, ибо этими дикими, разнузданными хулиганами признается и уважается только один закон — «око за око», а я скажу: «два ока за око, все зубы за зуб».

Из записок штабс-капитана К. Цимбалова: «Ужасы гражданской войны — расстрел генералом Туркулом 120 красноармейцев в возрасте 17—19 лет по обвинению их в коммунизме — под пулеметами заставили выдавать из толпы пленных коммунистов, детей избивали перед расстрелом дубинками, деревянными молотками… размозжив кости черепа и лица, расстреливали в канаве. И это на глазах населения, пленных и своих солдат».

Из мемуаров американского генерала Гревса: «В Восточной Сибири на каждого человека, убитого большевиками, приходилось сто человек, убитых антибольшевистскими элементами…».

Документальная повесть «Ледяной поход» Романа Гуля, бывшего белогвардейца, изобилует сценами расстрелов, бессудных жестоких акций. После очередной зверской расправы над пленными на офицера находит ужасное озарение о противоестественности содеянного: «Вот она, подлинная гражданская война… Около меня кадровый офицер, лицо у него как у побитого: «Ну, если так будем, на нас все встанут», — тихо бормочет он».

Не станем, подобно М. Веллеру с А. Буровским, приводить статистику жертв обоюдного террора («Гражданская история безумной войны», М. 2010). Она не меняет сути трагедии.

Писатель Б. К. Зайцев, наш земляк, в эмиграции с горечью признавался: «Тяжело вспоминать. Дорого мы заплатили, но уже, значит, достаточно набрались грехов. Революция — всегда расплата. Прежнюю Россию упрекать нечего: лучше на себя оборотиться. Какие мы были граждане, какие сыны России, Родины?».

Казалось бы, что к этому добавить? Но певец белогвардейщины В. Шамбаров, презрев исторические факты, уверяет, что «Белое движение, погибая в неравной схватке, спасло европейскую цивилизацию от большевистского нашествия. Белогвардейцы приняли удар на себя, и уберегли ее от глобальной катаст­рофы». И далее: «Белое движение спасло и сохранило, хотя бы для потомков, честь России, ее доброе имя и доброе имя русского народа». («Белогвардейщина», М. 2002). Какие громкие и лживые слова! Стоит ли напоминать страдающему дремучим невежеством «историку», что от катастрофы европейскую цивилизацию спасла Красная Армия, разгромившая германский фашизм. Именно она «сохранила для потомков честь России и доброе имя русского» (советского) народа!

Недопустимо разжигать политические страсти, обращаясь к кровоточащим ранам России. Искусство, как и подлинная наука, должны подняться над схваткой, чтобы увидеть трагедию народа в целом, во всей её многомерности. Каждая из сторон имела свою правду и свою неправду. Совместить их невозможно, как и примирить в тех исторических условиях. Их можно только понять, какими они были на самом деле.

Тенденциозность Шамбарова и его упертый антисоветизм очевидны, в отличие от взглядов подлинного ученого, автора фундаментального исследования истоков, причин и движущих сил Гражданской войны С. Г. Кара-Мурзы («Гражданская война. 1918—1921. Урок для XXI века», М. 2003).

Подводя черту под трагическим прошлым, он пишет: «После Гражданской войны бывшие противники примирились на основе признания советской государственности. Всем уже было очевидно, что в этой оболочке восстановилась Россия и смогла укрепиться для большой войны с новым нашествием. В Отечественной войне на взаимных обидах был поставлен крест. Те, кто снова начал растравливать раны и призывать к реваншу, на мой взгляд, являются самыми настоящими врагами народа — в самом простом и понятном смысле этого слова».

Призыв историка Н. Старикова «перестать делиться на «красных» и «белых» и стать русскими» справедлив при отказе от брутального антисоветизма и попыток героизации Белого движения. Это не что иное, как подмена состоявшейся истории исторической политикой.

Возникает в этой связи вопрос: нужно ли увековечить память всех, кто пал «на той единственной гражданской»? Несомненно, как это сделали испанцы. Увековечить, чтобы прекратить политические спекуляции. Об этой трагедии недопустимо писать с ожесточением, злобой и ёрничанием. Пласты братоубийственной войны следует поднимать с болью в душе, бережно и трепетно переворачивая страницы истории, ещё не высохшие от обильно пролитой крови.

Но вот в Иркутске установлен памятник Колчаку. Редактор «Завтра» А. Проханов пишет: Поразителен клыковский памятник: на берегу Ангары стоит, в том месте, где его пронзили пули, бронзовый адмирал. К подножию припали на одно колено белый офицер в погонах и красноармеец в остроконечном шлеме. Их штыки опущены в землю. И это памятник великому примирению, завершению чудовищной бойни, омрачившей русскую историю…».

Но вряд ли эта концепция отвечает исторической правде, как и замысел увековечить одного из одиозных лидеров Белого движения. Слишком велика его вина перед народом. Памятник «кондотьеру», как он сам себя называл, не может примирить. Очевиден пристрастный взгляд скульптора на минувшее, не говоря уже о решении повергнуть красноармейца к ногам адмирала. Смысл ясен: Белое движение исторически оправдано, что и воплощается «в фигуре» красноармейца. Какое же это примирение?!

На наш взгляд, мемориал жертвам той войны должен быть воплощён в скульптуре скорбящей матери-родины, склоняющейся над распростёртыми телами своих сыновей, белого и красного воинов. Как символическое предупреждение о недопущении греха братоубийства. Этому должен соответствовать исторический и духовный текст без осуждения ушедших в мир иной. Как грозное назидание потомкам.

Клыков, к сожалению, не смог воплотить такой замысел вследствие своей идейной позиции. Памятник ожидает другого Мастера. И установить его следует на месте одного из судьбоносных сражений той эпохи или на Поклонной горе в Москве.

Интересно, что думает по этому поводу режиссер Михалков?

В одном из интервью, в ответ на шквал критики по поводу его фильма, он заявил: «Я никого не заставляю менять свои убеждения только потому, что они мне не близки». Кто бы сомневался!

Очевидно, убеждения Шамбарова, Веллера, Буровского, Черкасова-Георгиевского и других ревизионистов отечественной истории ему гораздо ближе. Приходится лишь сожалеть об этом, поскольку в публицистической телепрограмме «Бесогон» он позиционирует себя как противник бандеро-фашизма и русский патриот. Может быть, стоило на этом остановиться и не тратить 21 млн. долларов на сомнительный кинопроект? В том же интервью он сообщил, что скоро выйдет пятисерийная телеверсия «Солнечного удара» — «с новыми героями, новыми сюжетными линиями и новыми драматическими поворотами» периода 1907—1920 гг.

Зрители, пережившие первый «Солнечный удар», готовятся выдержать второй для вынесения окончательного вердикта о его художественной ценности и перспективах творчества кинорежиссера.

Однако, как говорил персонаж комедии Гайдая, «терзают смутные сомнения»: не окажется ли телесериал очередной фальсификацией истории? Попытка духовной и исторической реабилитации Белого движения была уже предпринята в фильме «Адмиралъ», который успешно провалился. Подняться до высот С. Герасимова вряд ли получится, а создание антисоветского блокбастера — занятие неблагодарное и обреченное на неудачу. Впрочем, увидим, верны ли наши предположения. Были бы рады ошибиться.

Молодое поколение нуждается в высокохудожественных и подлинно патриотических фильмах, а не в блуждании в исторических потемках ради вымученных рейтингов. В итоге, как справедливо заметила кинокритик А. Белокурова, «на экраны выходит либо сугубо авторское понимание прошлого, либо запредельная сюжетная чушь, выдаваемая за серьезный исторический подход к процессу» («Завтра», № 49, 2014 г.).

Искусство неотделимо от политики. Оно или воспитывает гражданина, или манипулирует сознанием, оскопляя смысл событий и порождая бездуховность. Формирует патриота или обывателя с психологией потребителя. Будущего героя или дезертира, терзающегося раздвоением личности. Это тоже к вопросу о качестве «ведущего слоя» творческой интеллигенции, единственно верным нравственным кодом которой должно быть служение интересам Родины во все времена.

Сегодня, как никогда прежде, обществу необходима консолидация, а не разобщение по идеологическим пристрастиям, не шельмование отечественной истории, сложной, противоречивой, но великой. Экономическая и информационно-психологическая атака Запада с явными признаками военной угрозы требует адекватной информационно-культурной политики. Интересы национальной безопасности государства должны быть превыше всего. Что может быть дороже Родины?

Юрий Балакин,
историк, член общества РУСО.