Красная строка № 6 (312) от 20 февраля 2015 года
О капитане Жеглове и не только
Не так давно наш президент подверг российские сериалы уничижительной критике: они, дескать, ничуть не лучше латиноамериканских. Правда, он оговорился, что не имеет возможности постоянно смотреть фильмы, и поэтому может ошибиться. Единственный у нас шедевр, сказал Владимир Владимирович, — это сериал «Место встречи изменить нельзя», его можно считать «золотым фондом России».
Не берёмся судить, насколько латиноамериканские сериалы соответствуют критерию наихудших — нам, грешным, как-то не посчастливилось их смотреть. Но что касается сериалов российских, то тут с Владимиром Владимировичем нельзя не согласиться: более низкопробную «продукцию» вряд ли можно произвести. Вместе с тем мы не можем разделить его мнение о «золотом фонде России» — фильме С. Говорухина «Место встречи изменить нельзя». Конечно, если его сравнить с тем, что сегодня показывают «россиянам», то он выглядит эпохальным явлением в искусстве, но ценность и значимость его произведений определяется не сравнением их друг с другом. Например, небольшой пригорок, если его сопоставить с муравьиной кучкой, кажется высоченной горой, но всё-таки этот пригорок — не Монблан. Так и в искусстве: действительное значение произведений невозможно понять, сравнивая их друг с другом. Это можно сделать только путём определения их внутренних достоинств.
Актриса Л. Лужина как-то сказала, что если из кинофильма «Вертикаль» убрать песни В. Высоцкого, то там смотреть будет нечего. И так оно и есть. Самому Высоцкому в нём была отведена второстепенная роль радиста, а песни его, чего не ожидал Говорухин, сыграли заглавную роль. В «Месте встречи…» Высоцкий играл главную роль, и это, несомненно, стало основной причиной шумного успеха фильма у зрителей. Но даже если бы Высоцкий был в тысячу раз талантливей, он всё равно не мог бы сделать из фильма большего, чем он является на самом деле, а на самом деле это не более как детектив.
Судите сами, читатель. Фильм рассказывает о работниках уголовного розыска, занятых поиском и ликвидацией банды «Чёрная кошка». Он не передаёт представления о психологии, духе, пафосе эпохи. Эта банда, как показано в фильме, была ликвидирована благодаря профессионализму, мужеству сотрудников МУРа. В связи с этим вот что хочется сказать. В фильме изображается один из эпизодов борьбы советской милиции с бандитизмом, появившимся в Советском Союзе вследствие войны. В течение короткого времени с ним было покончено, и до начала пресловутой «перестройки» граждане СССР о бандитизме никакого понятия не имели. А с её началом он снова у нас появился в виде так называемой организованной преступности, которая и поныне остаётся атрибутом «демократического» общества. Чем же всё это объясняется? Неужели по части профессионализма нынешние «шерлоки холмсы» уступают капитану Жеглову? Очевидно, что нет. Тем более что современные «сыщики» располагают такими техническими средствами для раскрытия преступлений, о каких работники уголовного розыска послевоенных лет и мечтать не могли.
Организованная преступность является атрибутом не только нашего общества, она — такая же неотъемлемая часть вообще капиталистического мира, как эксплуатация, безработица, проституция, наркомания и все прочие прелести «цивилизации». Для социализма же она есть несвойственное ему, случайное явление, порождаемое внешними причинами. С бандитизмом в СССР быстро покончили не только благодаря самоотверженности, мужеству, героизму работников правоохранительных органов, но ещё и потому, что в стороне от борьбы с этим злом не стоял и народ. В социалистическом обществе, где господствует психология коллективизма, преступление против отдельных его членов воспринимается как преступление против всех. И вообще в условиях социализма народ не может мириться со всем, что так или иначе мешает обществу двигаться к намеченной цели. Страна, разгромившая врага и не только защитившая свою свободу и независимость, но и спасшая весь мир от фашистской каторги, — приступила к восстановлению разрушенного гитлеровскими варварами народного хозяйства. Пафос защиты Отечества сменился пафосом созидания, трудового героизма. Народ-победитель, проникнутый стремлением в кратчайшие сроки устранить разруху, не мог, разумеется, оставаться равнодушным к такому последствию войны, как бандитизм. И потому у этой нечисти, покушавшейся на жизни советских людей, на общественную собственность, — земля горела под ногами.
Но, повторяем, никакого представления о психологии, пафосе той героической эпохи фильм не даёт. Он показывает, так сказать, профессионалов сыска в действии — и не больше. И как ни талантливо сыграл Высоцкий своего Жеглова, но это всё-таки не художественный образ, не тип. Напомним читателю, что киногерои лучших фильмов сталинской эпохи — это типы. Например, Клим Ярко, Назар Дума, Марьяна Бажан из «Трактористов», Бывалов из «Волги-Волги» и т. д. Но в том, что из Жеглова не получилось обобщающего образа сотрудника советского уголовного розыска, нет никакой недоработки Высоцкого: возможности всякого таланта (здесь речь идёт о таланте актёра) всегда ограничены замыслом режиссёра. Место не позволяет нам говорить об этом подробно, отметим только, что неудачный замысел режиссёра не всегда означает отсутствие у него таланта.
Жеглов, в основном, запомнился зрителю своей сакраментальной фразой: «Вор должен сидеть в тюрьме!». Но Жеглов сталинской эпохи не мог такую фразу произнести: тогда не было никакой необходимости кого-либо убеждать в этом, так как это было само собой разумеющимся. Эта фраза была вложена в уста Жеглова на основании реалий «развитого социализма», когда процветало поголовное воровство, когда общественную собственность растаскивали все, кому было не лень, и всякому честному человеку было удивительно и непонятно, почему всё это любителям поживиться за счёт общества сходит с рук.
Не передавший психологии, пафоса эпохи фильм содержит попытку придать ей мрачный, зловещий характер, «напомнить» зрителю, какие были порядки при «культе личности». Всё это преподносится в двух эпизодах: в аресте Жегловым Груздева и во встрече Шарапова с бывшим однополчанином Левченко. Жеглов арестовал Груздева по подозрению в убийстве бывшей его жены. Даже неискушённый в юриспруденции зритель не может не видеть, что это подозрение ничем не обосновано. В виновности Груздева сомневается только что пришедший в МУР Шарапов. Почему же такой авторитет в уголовном розыске, как Жеглов, не понимает того, что ясно новичку Шарапову? Только потому, что Говорухин хотел показать, что в сталинскую эпоху якобы творился произвол, вследствие чего за решётку упрятывали и невиновных людей.
Оказавшийся в банде «Чёрная кошка» Шарапов встречается там с бывшим своим однополчанином Левченко. Как он рассказал Шарапову, в бандиты он подался из-за произвола сотрудника «Смерша». За ним числилось три судимости, воевал в штрафной роте, получил ранение, поэтому был представлен к снятию судимостей как искупивший вину кровью. Но санитарный поезд, в котором он в числе других раненых ехал к месту лечения, попал под бомбёжку. Документы его сгорели. Оклемавшись в госпитале, отправился на фронт и прибыл в запасной полк. Там и беседовал с ним сотрудник «Смерша», которого Левченко изображает такими красками: «пёс поганый», «кадило недорезанный», «крыса тыловая»; «рожу раскормил красную, хоть прикуривай». Рассказал ему свою историю, но тот не поверил: нет, дескать, никаких доказательств. И так распорядился его судьбой: отправляйся-ка, говорит, рядовой Левченко, в 76 штрафную роту 307 пехотного полка. Обиделся Левченко: нет, выходит, справедливости. Сказал «смершевцу» «пару ласковых», за что грозил армейский трибунал и новый срок. Ну и сбежал.
Тут всё шито белыми нитками: из чего следует, что «смершевец» — «пёс поганый», «крыса тыловая» и пр.? Общеизвестно, что сотрудники «Смерша» не прохлаждались и не отъедались в тылу, что они проявляли не меньший героизм, чем бойцы и командиры на передовой. Почему «смершевец» должен был поверить Левченко? Наконец, он не мог его направить ни в какую штрафную роту никакого пехотного полка, так как состоявшие из пехоты части в Красной Армии в Великую Отечественную войну назывались стрелковыми. И арест Жегловым Груздева, и история Левченко — всё это режущие слух фальшивые ноты, которые разве что глухой может не услышать. И они прозвучали в фильме только потому, что Говорухин предпринял попытку выдать за правду её противоположность.
Чтобы правильно оценить то или иное произведение искусства, нужно иметь представление о психологии общества в тот момент его истории, который отображается в этом произведении. А для этого нужно знать историю. Если же руководители страны делают заявления, например, о том, большевики якобы «надули» народ, а соотечественники вынуждены популярно разъяснять первым лицам, как оно было на самом деле, то это, конечно, симптом. Впрочем, на эту тему уже немало написано. И у нас поэтому нет нужды на этом останавливаться. Хотелось бы только вот что отметить: большинство возмутившихся тогда «своеобразным прочтением истории» составляли представители послевоенных поколений, т. е. люди, не жившие в сталинскую эпоху, которую апологеты денежного мешка именуют тоталитаризмом. О чём это говорит? О том, что истину невозможно потопить ни в каких выдумках и фальсификациях.
И. Комаров.