Орловский государственный академический театр им. Тургенева долгое время являлся и по инерции продолжает пока еще считаться символом всего косного, унылого и бездарного, что существовало и существует в Орловской области в качестве «выставки достижений местного хозяйства». Хозяйства, конечно, в широком смысле этого слова. Громкость названия, как в большинстве подобных случаев, лишь подчеркивала пустоту содержания.

Например, в совсем не академический ТЮЗ (как, вовсе никого не обижая, еще именуют «Свободное пространство») билетов, если заранее не озаботиться вопросом, как правило, не достать. А в академический имени несчастного, совершенно к этой беде не имеющего отношения И. С. Тургенева идти почему-то не хотелось даже при условии, что тебе за посещение приплатят.

Речь, конечно же, не о спектаклях заезжих постановщиков, а о своем, коренном, казалось даже, что вечном и потому особенно унылом. Особенно жалко было распространителей, которые, предлагая билеты в государственный и академический, как огня боялись вопроса: «А кто режиссер?». Если свой, коренной, почти что, казалось, вечный — Голубицкий, то пиши пропало. Сбыть билет на такой спектакль представлялось задачей большой, повышенной сложности.

С этим смирились, как смиряются с любым символом. Казалось, что театр им. Тургенева с несменяемым, посредственных талантов худруком, если слово талант в этом случае вообще применимо, существует для того, чтобы фактом своего унылого существования являть миру лицо подлинной Орловщины, где видимость всегда важнее реальности, а ничем не примечательные люди занимают разные должности не потому, что они этого достойны, а потому что надо же кому-то что-то занимать.

К этому привыкли. Трясина даже не чавкала, поскольку в ней давно никто не шевелился — живых почти не осталось. И вот в театре им. Тургенева появился новый директор, приглашенный туда — перемен ничто не сулило — самим почти что вечным Голубицким. Однако — почти что чудо — через несколько месяцев совместной работы двух вроде бы ладящих между собой людей стало известно, что областное управление культуры — в данном случае работодатель — контракт с почти что вечным Голубицким на 2013 год не подписывает. Это значит, что Голубицкого — для осмысления случившегося — в театре им. Тургенева не будет. Невероятно! Более того, просочились слухи, что приглашенный Б. Н. Голубицким директор театра В. Ю. Сергеев с Борисом Наумовичем не в ладах и данных прохладных отношений не скрывает.

Что же случилось? Мы направились в дом на площади им. Ленина — тот, что не позади вождя, а перед ним, чтобы удовлетворить свое любопытство.

Когда меняются символы, согласитесь, хочется верить, что это нечто большее, нежели смена декораций. Хочется верить в изменение сути.

Валерий Юрьевич Сергеев оказался откровенным собеседником.

Чтобы не терять понапрасну время на разведку боем, я изложил свои соображения по поводу роли театра им. Тургенева в «выставке достижений местного хозяйства», что позволило новому директору запущенного «храма искусств» сразу перейти к делу.

Валерий Юрьевич, прежде всего, рассказал немного о себе и о том, как он попал в Орел. Его действительно пригласил Борис Наумович Голубицкий. Вот как обо всем этом рассказывает В. Ю. Сергеев.

— Я — театральный менеджер. 25 лет назад оказался в Мос­кве и возглавил театральный отдел в «Росконцерте», занимался продюсированием музыкальных театров, привозил группы в том числе и в Орел. Здесь и познакомился с Голубицким. Мы были в хороших отношениях. Некоторое время назад он приехал ко мне в Москву. Надо отдать должное Голубицкому, он умеет уговаривать. Он знал, как воздействовать на меня в творческом смысле — рассказал, что ратует за классику, что театру им. Тургенева скоро 200 лет, что надо поднять программу, начать проводить фестивали. То есть он продекларировал то, что мне как творческому человеку близко, дорого и интересно, после чего предложил занять должность директора театра. Конкурс был открытым, участвовало более десяти человек. Неожиданно для себя самого я победил.

На протяжении первых четырех месяцев работы в Орле я внимательно наблюдал за жизнью театра и понял, что всё сказанное Голубицким — блеф. Прежде всего, я начал испытывать непонятный дискомфорт. Задумавшись над его причинами, я обнаружил, что в театре давным-давно объявили своеобразный бойкот своему художественному руководителю. Театр им. Тургенева не приемлет ни самого Голубицкого, ни насаждаемые им в течение двух десятилетий методы управления. Голубицкого в театре не приемлют.

Я посмотрел один его спектакль, второй, третий, побывал на репетициях и пришел к выводу, что имею дело с человеком, который не знаком с азами театрального искусства. Возможно, он никогда этих азов и не знал.

Тогда я провел анализ, чтобы проверить себя, изучил цифры, поднял за последние пять лет показатели посещаемости спектаклей Голубицкого и спектаклей приглашенных режиссеров-постановщиков. Выяснилось, что спектакли, поставленные Голубицким, с трудом набирали чуть больше трети зала при том, что работы приглашенных режиссеров шли в Орле «на ура», собирали аншлаг.

Появились вопросы к финансовой политике. К примеру: в штате театра есть артисты 2-й, 1-й, высшей категории и ведущие мастера сцены. Есть должности художника-постановщика, режиссера-постановщика, которые почему-то пустовали, однако деньги на них закладывались. Изучив штат, я поразился: почему артист на протяжении 20 лет сидит на 2-й категории? Это же мизерная зарплата. Объяснение оказалось простым: если кто-то пытался Голубицкому в чем-то противостоять, бунтаря «успокаивали» в том числе и такими экономическими методами. Неугодных попросту держали в черном теле. Я спросил у Голубицкого, почему он это делает. Напомню, что мы были с ним тогда в нормальных отношениях. Он ответил, что актеры — это чернь. Сказал, что это Россия. Что Орел — маленький провинциальный городок, а в них — свои правила. Что даже при этом Орел отличается от других провинциальных городов в худшую сторону. Я спросил, в чем отличие. Борис Наумович ответил, что Орел — «красный» город, в котором русский национализм, а его, Голубицкого, здесь 25 лет «гнобят», потому что он еврей. Меня это поразило. У нас с Голубицким есть общие знакомые, педагоги, в том числе и евреи. Ничего подобного про Орел я никогда не слышал. Ни от кого!

Тут я перебил Валерия Юрьевича, чтобы задать ему неполиткорректный вопрос, поддер­живая репутацию страшного города:

— А вы-то кто будете по национальности?

К моему удивлению, В. Ю. Сергеев ответил сразу, не вспотев, и без экивоков:

— По матери я грек, по отцу — русский. А что?

— Ничего.

— Теперь Голубицкий кричит на каждому углу, что он во мне сильно ошибся.

Затем, исчерпав тему кровных уз и происхождения, мы вернулись к тому, ради чего, собственно, я брел в противную оттепель через целую площадь им. Ленина; к театру. Директор продолжал:

— Я увидел, что спектакли Голубицкого не обсуждаются, что художественный совет не работает, существуя только на бумаге; что он никогда не собирается для решения профессиональных творческих вопросов. Голубицкий единолично решает всё: сам назначает совет, сам ставит спектакли, сам их принимает. В театре назрел бунт.

Мы провели одно творческое собрание, второе, третье. Голубицкий на эти собрания не явился. Выбрали расширенный совет трудового коллектива, пригласили представителей творческих общественных организаций, после чего я предложил каждому выступить и сказать, что конкретно нужно менять в театре. Все в один голос сказали: «Художественного руководителя!».

— И что потом?

— На собрании трудового коллектива мне и председателю СТК поручили обратиться с письмом к губернатору и к руководству областного управления культуры, чтобы наше мнение было учтено и контракт на 2013 год с Голубицким не заключался. Деятельность Голубицкого на должности художественного руководителя коллективом театра была оценена как антипрофессиональная.

И нас услышали. Голубицкого официально ознакомили с письмом, в котором говорится, что на 2013 год контракт с ним заключен не будет. И Борис Наумович стал торговаться. Он ведь не один правил в театре, а с женой — заместителем по репертуару. Это такая размытая должность, которую Голубицкий придумал сам и сам же утвердил. Такой должности ни в одном классификаторе нет!

— Вы не боитесь, что в стремлении оживить театр вы и трудовой коллектив не учитываете такой момент (на который намекал в разговоре с вами сам Борис Наумович), как обвинение в прежде небывалом и потому особенно страшном явлении — русском театральном национализме, жертвой которого Борис Наумович может себе объявить. Тогда творческим планам — кирдык.

— Нет, не боюсь по той простой причине, что в Орле достаточно людей еврейской национальности, которые слышать не могут фамилию Голубицкий и настоятельно просят не отождествлять себя с этим человеком. Более того, в нашем театре тоже есть евреи, которые видеть Голубицкого не могут. Блеф, о котором вы говорили, всем прекрасно понятен.

Я договорился с актерами так: не надо бузить, не надо революции, будем спокойно и методично работать, выстраивать репертуар и возрождать театр, растерявший за последние годы и зрителя, и репутацию.

А блеф, кстати сказать, меня просто изумлял. Мне, например, на полном серьезе говорили: «Что вы! Голубицкого и пальцем тронуть не посмеют без звонка из Москвы!». Подразумевалось, что в столице у Голубицкого — очень высокие покровители. Я разговаривал с начальниками многих управлений Министерства культуры, они понятия не имеют, кто такой Голубицкий. И коллеги мои тоже плечами пожимают.

— Кто будет новым худруком?

— Сначала мы хотим создать творческое правление театра — действующее правление, разработать репертуарную и кадровую программы. Будем приглашать режиссеров-постановщиков, конечно. И когда убедимся, что зритель пошел, определимся с кандидатурой художественного руководителя. В планах — изменить и устав театра. Это очень важная вещь! В театре не должно быть самодурства. Будет действовать художественный совет или творческое правление. Не советоваться с артистами, со всеми занятыми в создании спектакля — это нонсенс!

— С вами, простите, контракт тоже на один год заключен?

— Да. Со мной, по законодательству, вообще могут в любое время без объяснения причины контракт расторгнуть. Но я не держусь за должность, если вы об этом. Я самодостаточный человек. Не миллионер, конечно, и не миллиардер, как деятели шоу-бизнеса, но мне не нужно дворцов, загородных вилл и дорогих отелей. Я езжу на фестивали, я их организовываю. Я полмира объездил с ведущими театрами нашей страны. Мне интересно творчество. И пока я буду встречать в этом вопросе понимание, я останусь директором театра им. Тургенева.

— Как вы существуете между Орлом и Москвой?

— Очень спокойно. Раз в две недели на субботу-воскресенье уезжаю в Москву, там отдыхаю или занимаюсь другими делами.

— Последний вопрос: я так и не понял, зачем вам все это нужно? Я имею в виду орловские проблемы.

— А этого никто не знает. И я не знаю. Наверное, есть какое-то творческое предназначение. Есть же сумасшедшие в творческом смысле люди. Может, я из их числа. Я хочу, чтобы из рутины и болота, которые до сих пор кто-то выдает чуть ли не за озеро надежды, вытащить театр, который просто обязан быть популярным. Орловский зритель этого заслуживает.

— Спасибо за откровенный разговор.

Любопытство удовлетворял
Сергей ЗАРУДНЕВ.