С курской деревней Панкеево в Конышовском районе я познакомился еще 55 лет назад. Вернее сказать, сначала — с девочкой из этой деревни. Она после окончания техникума приехала в Колпну на строительство сахарного завода. Я в ту пору работал в районной газете. Пошел на стройку брать интервью, а взял невесту, вскоре ставшую женой. После женитьбы поехали в Панкеево. Деревня километра на два, если не больше, тянулась одной линией по бугристому берегу безымянной речушки. На всем протяжении по лугу высились горки свежих кирпичиков торфа, выставленных на просушку. Жилые дома от торфоразработок отделяла хорошо укатанная грунтовая дорога. Десятки раз я проезжал тут и, кажется, запомнил каждую хату. Но вот настало время, когда приходится ездить не в гости к теще на блины, а на погост к родным могилам. 12 июня этого года мы вновь поехали на поминки. День для этого был подходящий…

Боже мой! За что такая кара досталась на долю русской деревне? И вспомнить тяжко, и сказать стыдно: вместо бывшей большой деревни увидели многолетние заросли деревьев, кустарников и бурьяна. Дороги нет и в помине. Пришлось ехать по краю поля, напрямик к видневшейся вдали огромной елке; она десятки лет одиноко растет на местном кладбище. И вдруг, когда до кладбища осталось метров сто, за деревьями, у самой околицы как будто из-под земли выросли серебристые силуэты боевых ракет. От неожиданности я остановил машину, чтобы осмотреться. Крайней справа стояла на старте баллистическая ракета «Венера» высотой с трехэтажный дом. В вертикальной стартовой позиции ее удерживали две опорные мачты. Далее по склону пригорка выстроились крылатые ракеты такого же серебристого цвета.

Не решаясь ехать дальше, я вышел из машины. Вдруг опорные мачты «Венеры» начали отходить от корпуса, освобождая ее для старта. Впору было перекреститься. Но тут я увидел, что в метрах в пятидесяти от ракет за небольшим укрытием расположен пульт управления, там находится человек. Я направился к нему. Видно, разгадав мое затруднение, он вышел навстречу. Это был сухощавый пожилой мужчина среднего роста, в клетчатой рубашке и легкой куртке нараспашку. Не доходя метров пять, он остановился по стойке «смирно» и по-военному представился:

— Начальник гарнизона деревни Панкеево сержант ПВО Шубин Виктор Васильевич.

Я воспрянул духом, протянул руку для приветствия и улыбнулся.

— На этом полигоне весь ваш гарнизон? — поинтересовался я.

— Нет, это вторая линия обороны, — бойко ответил ракетчик. — Если хотите, покажу и передовую.

Я уже освоился и охотно согласился. Прошли через кусты к хате и остановились у пушки времен Отечественной войны.

— Вот с нее начал укреплять линию обороны, — гордо представил артиллерист свое детище. — Сделал по образцу 45 года.

Обхожу кругом, удивляюсь мастерству и смекалке деревенского оружейника. На стволе читаю надпись: «Взяли Кенигсберг, дойдем и до Берлина». Вокруг пушки — армейская чистота и порядок. Повернулся к сараю и увидел табличку «ВВС деревни Панкеево». Удивленно и вопросительно гляжу на Шубина.

— Заканчиваю строительство штурмовика, — поясняет Виктор Васильевич и ведет к сараю.

Вхожу и глазам не верю: в натуральную величину красуется почти готовый самолет, не знаю, правда, какой марки. На фюзеляже крупным шрифтом обозначено «П-1».

— В честь Поликарпова Николая Николаевича, что ли? — уточняю я.

— Нет, «Панкеевский-первый», — гордо отвечает авиаконструктор. — К нему и бомбовый заряд готов. — Из-под стеллажа выкатывает огромную самодельную авиабомбу с большим стабилизатором. На корпусе бомбы надпись: «Подарок Манштейну от Жукова». — Вот такие летали на Орловско-Курской дуге.

К этому моменту, освоившись с обстановкой, подошла вся моя семья. Я представил начальника Панкеевского гарнизона Шубина.

— Шубин? — переспросила моя жена Зина. — Это не Василия Петровича внук?

— Я сын его, — ответил Виктор Васильевич. — Самый младший, пятый.

— Подумать только, — удивляется Зина. — Ведь после войны ваш отец пришел с фронта раненый и долгое время был учителем в нашей Панкеевской начальной школе. Я у него училась.

— Да, да — это мой отец. А вы чья будете?
И начались расспросы, воспоминания, сожаления. Сожалеть-то есть о чем…

— Из 120 дворов нашей деревни осталось восемь, — со вздохом говорит Шубин. — И в тех одни старики. Вот и я отработал в колхозе всю жизнь водителем, вышел на пенсию. Колхоза больше нет, работы тоже нет. Решил заняться обороной, — улыбается он. — Вспомнил службу в ракетных войсках. Дай, думаю, дух народу подниму. Вот потихоньку и создал целый гарнизон. Свои люди, и приезжие гости, вот как вы, к примеру, приходят, фотографируют, расспрашивают. А мне — душевная благодать.

Мы тоже решили сфотографироваться на космодроме. Виктор Васильевич разрешил посидеть за пультом управления ракетами. На столе укреплена маленькая лебёдка, с помощью которой тросиком сводятся и разводятся опорные мачты. Рядом расположен склад ракетного топлива и окислителя. На всех емкостях этикетки и инструкции к применению. Весь полигон покрыт ровным бархатным одеялом молодой травы, и только линия старта ракет аккуратно выкошена. На краю полигона стоит большой плетеный сарай.

— А это не блиндаж командующего? — интересуюсь я.

— Почти что да, — весело отвечает Шубин. — Раньше был сеновал. Теперь с друзьями там отмечаем День ракетных войск. Я ведь ракетчик ПВО.

На прощание спрашиваю Виктора Васильевича:

— А ракеты ваши направлены на цели?

— А как же? — не задумываясь, бодро отвечает он. — Строго на Запад. У нас тут граница с Украиной рядом. Там что творят бандеровские фашисты и националисты? Хлеще гитлеровцев выступают. И все русские люди под обстрелом… С той стороны к нам пришла беда в 41 году. Оттуда ее и нынче опасаться надо. Через Панкеево фашистам ходу не будет. Вот наш блок-пост. Стоять будем насмерть. Предков не предадим.

Я попросил у Виктора Васильевича косу, чтобы убрать траву вокруг могил. Он вынес ее из сарая, повертел в руках и как-то неловко начал оправдываться:

— Да вот, всё руки никак не доходят… Некогда косьё новое смастерить… Старое отрухлявело.

Все невольно улыбнулись. Ручка косы, действительно, почти сгнила. Как говорится, сапожник всегда без сапог.

…Кто из нас с горечью и обидой не отмечает главную примету нынешнего времени: русское село прирастает кладбищами. Деревня вымирает, а у главы правительства головокружение от успехов.

Стою в окружении тронутых временем крестов и взглядов с надгробий и не могу избавиться от чувства незаслуженной вины за поруганную и обескровленную русскую деревню. Здесь лежит много фронтовиков, много вдов минувшей войны, есть и могилы молодых воинов-интернационалистов. Здесь покоится наша русская история. За сотню и тысячу верст едут сюда люди, чтобы поклониться праху отцов, дедов и прадедов. Перед входом на заветный погост их встречает бессменный начальник потешного гарнизона Виктор Васильевич Шубин, угощает холодной колодезной водой, свежим медком, утешает мягким добрым словом — как будто вяжет заветные узелки памяти между прошлым, настоящим и будущим.

Если в деревне Панкеево останется один дом сержанта Шубина, его мирный, но боевой гарнизон будет зорко охранять это кладбище с молчаливыми и суровыми христианскими крестами, свою малую родину, святую память предков. Низкий тебе поклон и глубокое уважение, не уходящий в отставку, пожизненный охранник русского духа сержант Шубин.

Владимир Афонин.