Совсем недавно, 31 января 2013 года, Д. А. Медведев провозгласил на период до 2018 года пятилетку эффективности российской экономики, отметив особым её достоинством ежегодный рост ВВП на уровне 5%.

Что же чрезвычайного произошло в стране и в мире, если спустя всего 8 месяцев пришлось забыть о приуроченной к очередным президентским выборам пятилетке оптимистических темпов экономического роста — в пользу трёхлетки более скромных намерений, всего 3% роста в год. Причем, с условием опережающего ВВП повышения производительности труда (5—6% в год), а иными словами — за счет сокращения занятости населения и удвоения безработицы.

Для тех, кто не знает, как связаны между собой показатели роста ВВП, производительности труда и спроса на рабочую силу, Д. А. Медведев особо подчеркнул, что уже в 2014—2016 годах: «Россия должна отказаться от политики сохранения занятости любой ценой, людям необходимо научиться менять не только место работы, но и профессию и место жительства».

К сожалению, данное пожелание нашего премьер–министра оставило обреченных менять место работы в неведении о том, появится ли реальная возможность приобрести жильё по новому месту жительства. Кроме того, неясно, что реально может дать всему трудящемуся люду смена профессии и места жительства при общем сокращении занятости?

Несложно подсчитать, какой прирост численности безработных в России проектирует правительство к 2016 году в своих расчетах плана и бюджета на ближайшую трёхлетку. Если намечается рост ВВП на 3% в год (9,3% за три года), а производительность труда предполагается увеличивать ежегодно на 5—6% (за три года 15,7—19,1%), то нужно ожидать сокращение численности занятых суммарно на 6,4—9,8%, то есть примерно на 4,6—7,0 млн. человек. И это дополнительно к тем 4 млн. человек, которые зафиксированы Госкомстатом Российской Федерации в середине 2013 года.

В данном случае полезно учесть мнение профессора Е. Ясина, наставника и Е. Гайдара, и нынешних разработчиков «трёхлетки». Именно ему была доверена экспертиза качества утверждённого правительством проекта плана и бюджета на 2014—2016 годы. Так вот, он считает, что рост ВВП в данный период будет скромнее 3%. Значит, согласно прогнозу Е. Ясина, при достижении роста производительности труда на уровне 5—6% рост безработицы превысит выше приведенные оценки.

Спору нет, рост производительности труда — благое дело. Но почему это благое дело должно быть направлено против значительной части населения? Причем, не только против тех миллионов, которые пополнят ряды безработных, но и против членов их семей, включая детей и родителей. Больше того, это ударит и по семьям бизнесменов, а также тех счастливцев, которые сохранят свои рабочие места, но почувствуют на себе, что увеличение безработицы на 1% вызывает рост преступности на 4—6%. Трудно поверить, что в этом случае не пострадает выполнение ранее принятых государством социальных обязательств.

Объясняя свою позицию по данной проблеме на сочинском экономическом форуме, Д. А. Медведев заметил: «Считаю, что именно сейчас, в этот период, который мы переживаем, нам нужно воспользоваться нашим очень серьёзным преимуществом. Оно заключается в том, что у нас низкий по сравнению с европейскими странами уровень безработицы, и поэтому уйти от политики сохранения занятости населения любой ценой».

Но зачем нужен уход от политики сохранения занятости — к политике роста безработицы? Если во всём равняться на европейские страны, то нельзя забывать, что даже в такой бедной стране, как Греция, среднемесячное пособие по безработице в 2012 году составило 480 долларов, в небогатой Португалии — 1260 долларов, в богатой Германии — 2340 долларов. А поскольку эти платежи существенно обременяют бюджет, разумные европейские чиновники всех уровней нацелены не на уход от политики сохранения занятости, а на поиск резервов увеличения рабочих мест.

В Российской Федерации в прошлом году пособия по безработице составили всего 140 долларов в месяц. Предположим, что теоретики российского либерализма — от Е. Ясина и В. Мау до прислушивающихся к ним чиновников высокого ранга — считают столь низкие пособия нашим преимуществом перед европейскими странами и сохранят их нынешний уровень на 2014—2016 годы. В таком случае несложно подсчитать, что подготовленный ими проект «трёхлетки» потребует израсходовать на «уход» от политики сохранения занятости дополнительно 7,7—11,8 млрд. долларов. То есть сумму, которая примерно в 6,5 раз больше ущерба от стихийного бедствия, поразившего в нынешнем году районы нашего Дальнего Востока.

Но может быть, произошедший всего за 8 месяцев отказ от «пятилетки эффективности» в пользу «трёхлетки» роста безработицы связан с некими чрезвычайными внешними обстоятельствами, которые в начале нынешнего года нельзя было предвидеть?

В этой связи обратим внимание, что цены на главный ресурс нашего экспорта — энергоносители — устойчиво высокие. Почти все наши внешнеторговые партнёры вступают в фазу неспешного экономического подъёма, что в принципе должно благоприятствовать перспективам сбыта нашей продукции за рубеж. Так в чем же проблема?

На первый взгляд кажется, что основным фактором смены приоритетов оказались первые неприятные последствия вступления России в ВТО. Доля правды в этом есть. Но ВТО в данном случае скорее сыграло роль только «спускового механизма», обнажившего общую ущербность и бесперспективность проводившегося до последнего времени либерального курса социально-экономической политики.

Напомним, что еще в 2006 году, опираясь на учение К. Маркса о циклической повторяемости кризисов капиталистической экономики, нами был представлен не только прогноз очередного циклического спада в 2009—2011 годах, но и отмечалось, какие меры необходимо предпринять, чтобы в последующих фазах депрессии и оживления можно было осуществить обновление основного капитала. В частности, отмечалось, как важно использовать механизмы государственного регулирования доходов, чтобы заблаговременно подготовиться к обострению конкурентной борьбы в последующей фазе экономического подъёма.

Указывалось, какую роль в этом отношении должны сыграть ужесточение контроля за внешнеэкономическими операциями и экспортом капитала, переход от фискальной к стимулирующей системе дифференцированного налогообложения. Всё это могло бы стать шансом экономического благополучия до кризиса, прогнозируемого примерно на 2017—2019 годы.

А как в период депрессии и оживления последних лет развивалось народное хозяйство наших зарубежных партнёров? У них это было время существенного изменения технико-технологической, отраслевой, региональной, а частично и социальной структуры производства. В итоге им удалось несколько снизить энергоёмкость и металлоёмкость производства, диверсифицировать поставки сырья, заметно расширить внутренний платёжеспособный спрос. Благодаря этому они не только укрепили свой внутренний рынок, но и повысили свои возможности эффективной конкуренции на внешних рынках.

Наоборот, в России подобную структурную перестройку осуществить не удалось, поскольку либеральный курс социально-экономической политики не позволил мобилизовать внутренние инвестиционные ресурсы для обеспечения большей независимости страны от внешнеэкономической конъюнктуры.

Подтвердилась старая истина — чтобы управлять, нужно предвидеть. Предвидеть не смогли, а прислушиваться к рекомендациям науки не пожелали. В результате имеем то, что имеем. И упрямо повторяем, что право на ошибку имеют все, забывая, что оправдания достойны лишь те, кто ошибается не часто, не долго, не по злому умыслу, а главное — готов свои ошибки исправлять. Забываем, что в управлении народным хозяйством должен действовать принцип: не способный предвидеть не вправе управлять.

8 месяцев между отказом от пятилетки эффективности в пользу «трёхлетки» роста безработицы, естественно, не лучшим образом характеризует прогностический потенциал подготовителей этих документов. Потребовалось затяжное ухудшение экономических показателей в первом полугодии 2013 года, чтобы даже самые упрямые из управленцев поняли, что нынешний неспешный промышленный подъём в развитых зарубежных странах в перспективе 2014—2016 годов для России угрожает превратиться в период стагнации производства. Положение еще больше ухудшилось тем, что наши руководители приурочили вступление в ВТО именно к периоду дальнейшего укрепления конкурентоспособности зарубежного капитала.

Попытаемся определить, каким образом все эти новации должны повлиять на экономическое положение различных социальных групп российского общества в перспективе 2014—2016 годов.

Прежде всего, в части доходов. Поскольку российские экспортёры в основном представлены сырьевыми монополиями, стратегический анализ, естественно, указывает на возможность, как минимум, не уменьшения
в перспективе их прибылей. Не уменьшения потому, что на мировом рынке в период до очередного циклического экономического кризиса (а он ожидается примерно в 2017—2019 годы) маловероятно существенное падение цен на энергоносители, металл, лесоматериалы и удобрения, которые на 2014—2016 годы предполагается сохранять в качестве важнейших статей российского экспорта.

Тревожней перспективы среднего и малого бизнеса, обслуживающих по преимуществу внутренний спрос — государственный, предпринимательский, потребительский. По мере более полной реализации условий ВТО, он будет более предметно осознавать трудности, связанные с грядущим обострением конкурентной борьбы на российском внутреннем рынке.

Это поставит перед значительной частью среднего бизнеса вопрос на уровне «быть или не быть?». И чтобы «быть», соб­ственники менее успешных компаний, опасаясь банкротства, весьма вероятно, пополнят ряды экспортёров капитала в страны с более благоприятным инвестиционным климатом.

Суммируя эту перспективу с известным «патриотизмом» наших олигархов, следует ожидать, что без серьёзных мер государственного регулирования вывоз из страны капитала остановить не удастся, а потому и надежды на 3% ежегодного роста ВВП вполне могут не оправдаться.

У малого бизнеса, по крайней мере, в сфере реальной экономики, перспектива еще хуже, поскольку уходить за рубеж ему не с чем. На основе принципов ВТО мелкого товаропроизводителя в перспективе 2014—2016 годов импорту будет нетрудно теснить и давить. Поэтому основным условием выживания для конкурирующего с зарубежьем малого бизнеса станет снижение цен и «затягивание поясов».

Что же касается наёмного труда, то в условиях одновременного роста производительности и безработицы, его ожидает усиление конкуренции за рабочее место. А поскольку это уменьшит расходы предпринимателей на зарплату, то следует ожидать, что конкурентоспособность российской продукции действительно несколько повысится — как на мировом, так и на внутреннем рынке.

Оценивая в целом перспективы формирования доходов различных групп населения Российской Федерации в рамках ориентиров разработанной правительством «трёхлетки», можно предвидеть: для олигархического капитала, кующего свои доходы, прежде всего, во внешнеторговом обороте, уход от политики сохранения занятости населения любой ценой — это однозначно позитивное решение назревающих трудностей конкурентной борьбы. А вот для среднего бизнеса не всё так просто. Не просто потому, что средний бизнес в основном оперирует на отечественном рынке, а значит, часть того, что он приобретёт благодаря экономии на фонде зарплаты, он неизбежно потеряет за счет снижения платёжеспособного спроса утратившего работу населения, за счет расходов на локализацию растущей преступности и др.

Прозрачней всего перспектива «трёхлетки» для экономического положения малого бизнеса, наёмных рабочих и прочего люда (примерно 80% населения). Им нужно будет «затягивать пояса», надеяться на лучшее будущее и быть готовыми «менять место жительства».

В ближайшее время либеральную «трёхлетку» рассмотрят в Государственной Думе. Следовательно, от того, в какой мере и в каком направлении она будет корректироваться, можно будет судить о силе влияния различных социальных групп на курс социально-экономической политики страны.

Хотелось бы надеяться, что, по крайней мере, в ходе обсуждения подготовленного правительством документа будет озвучена альтернативная позиция нашей экономической науки, которая способна показать, что рост производительности труда возможен БЕЗ СОКРАЩЕНИЯ занятости населения. Что для этого достаточно обеспечить опережающие темпы роста производства. Скажем, при увеличении производительности труда на 5% необходимо добиться роста ВВП не на 3, а на 5,1%.

Понятно, что управленцам–либералам, для которых доходы олигархов — священная корова, это не под силу. Но вот конкретный пример — Воронежский авиационный завод. Достаточно его финансово обеспечить,и в течение «трёхлетки» он может увеличить объёмы производства не на 10 и даже не на 20%, а в 3–4 раза. А если бы удалось сохранить в Орле «Промприбор», СПЗ, другие предприятия, продукция которых востребована рынком, мы имели бы в городе совершенно другую экономическую и социальную ситуацию. Остановка за малым — нужно, прежде всего, экономически, а при необходимости — административно, ЗАСТАВИТЬ тех, кому выгодно с «откатом» приобретать все за рубежом, тратить те же средства на финансирование производства в своей стране.

То же касается пока что не бездыханных предприятий сельскохозяйственного машиностроения, судостроения, станкостроения, легпрома, сельского хозяйства и др. Они частично еще располагают дееспособными основными фондами и рабочей силой. Остановка и здесь за малым — нужно опять-таки ПРИНУДИТЬ тех, кто привык ежегодно
не возвращать из-за рубежа свыше 100 млрд. долларов экспортной выручки, взять на себя функцию инвесторов, ответственных за рост производства в Российской Федерации.

Сегодня только таким — не либеральным — должен быть инвестиционный климат. Без долговременных надежд на зарубежных рвачей и без романтического ожидания наивных благодетелей. Тогда не нужно будет проектировать рост безработицы. «Затягивать» придётся не пояса, а зарубежные счета. Менять придётся место жительства не тем, кто хочет работать, а тем, кто хочет и дальше жить паразитом. Всё это вполне рыночные подходы, если рынок рассматривать не как инструмент обогащения, а — развития. Об этом говорит богатый опыт как развитых, так и успешно развивающихся стран.

И. Загайтов,
доктор экономических наук,
Н. Турищев,
кандидат экономических наук.