Правительство РФ объявило о программе сокращения числа вузов в стране. В связи с этим интересно рассмотреть шансы наших орловских вузов остаться «в строю». К сожалению, по моему мнению, наши университеты не конкурентоспособны. На примере своего вуза (ОрелГТУ, а ныне госуниверситет-УНПК) попробую объяснить причины такого положения дел. Ведь без обсуждения и понимания проблем невозможно их решение…

Госуниверситет недавно (цитирую ректора) «выиграл конкурс на его включение в список сотни лучших университетов России». Но совсем недавно официальная риторика состояла в том, что наше учреждение входит в пятерку лучших университетов страны. Так результаты этого конкурса — это достижение или провал? А если большинство из 600 российских вузов вошло в этот «список из 100 вузов»? Теоретически можно говорить о «цене вопроса». Потом, если «рейтинг» нашего учреждения будет и в дальнейшем изменяться такими стремительными темпами, то не окажемся ли мы завтра в списке, состоящем из тысячи лучших университетов России?

Главная проблема госуниверситета — это система управления, которую я назвал бы «феодальной». Прежде всего, этому определению соответствует система выборов органов управления, к которым преподавателей не допускают. Ректора и членов Ученого Совета избирают уборщицы, строительные рабочие и студенты, т. е. неквалифицированные люди, которым можно «втюхать» любые байки о якобы достигнутых успехах в управлении университетом. Вот и на выборах президента университета (смотри далее) вновь обошлись без преподавателей, в очередной раз лишив их избирательных прав.

Университет — это учреждение для свободных людей. Нет свободных людей — нет никакого университета. А его и нет на самом деле. Есть коммерческое предприятие, являющееся феодально–бюрократической системой, которую не всякий нормальный человек может вынести, не говоря уж о креативных (т. е. деятельных и предприимчивых) людях. Ввиду отсутствия условий для самореализации наши «крепостные на барщине» не «напрягаются», предпочитают активную работу на своей «делянке», например, в виде репетиторства. А без деятельности креативных людей любое учреждение обречено. Это карточный домик, который может рухнуть в любой момент. При этом многие люди останутся не удел.

Наше учреждение разительным образом отличается от советских университетов, в которых бюрократическая система была минимальной, для реализации творческой энергии создавались условия, образование было содержательным, а честь и репутация имели значение.

Как следствие феодальной системы управления внутривузовская деятельность в нашем учреждении пронизана имитациями и бумаготворчеством (свободным людям это не нужно, более того, грозит потерей престижа и банкротством). Ложь начинается с названия учреждения: учебно-научно-производственный комплекс. Нет никакого комплекса — это фантазия.

Далее, в свое время с «помпой» было объявлено о создании в госуниверситете институтов и отделов. Чтобы понять, что они из себя представляют, в качестве примера рассмотрим отдел нанотехнологий, который особенно пышно рекламировали. В этом отделе научного и технологического оборудования нет, специалистов в области физики твердого тела нет, специалистов с исследовательским образованием нет, отдел возглавляет чиновник, по специальности инженер–механик. Разумеется, нет никаких нанотехнологий и никогда не будет.

И все наши университетские отделы и институты подобны отделу нанотехнологий. Вот и получается, что вся система — как старое яблоко: сверху красное, но черное и гнилое внутри.

При этом В. А. Голенков объявил о выделении правитель­ством госуниверситету на научные цели в следующем году одного миллиарда рублей(?!). Давайте разделим эту сумму на среднюю зарплату научного работника — 15 тысяч рублей. Получается, что нужны десятки тысяч научных сотрудников для освоения этой суммы. Нужны, очень нужны научные сотрудники для освоения миллиарда, а их нет. Вот и возникла в университете другая форма имитации — это превращение преподавателей в научных сотрудников. При этом приходится преподавателям выдавать себя за научных сотрудников и совмещать две должности (грешен, и сам писал заявление и проходил по конкурсу на эту дополнительную научную должность). Для чего все это затеяно? Наверное, для того, чтобы обосновать получение этого миллиарда. Будут результаты? Этот вопрос пока остается без ответа.

Как в этом отношении обстоят дела в конкурентоспособных вузах? Очень просто. Преподаватель остается преподавателем, только получает дополнительные деньги за участие в научном проекте. При этом никому не нужно объявлять преподавателя научным сотрудником университета. Кстати, это большая бумажная бюрократическая процедура. У нормальных людей (без имитации) бюрократические процедуры сокращены до минимума.

Поскольку для пускания мыльных пузырей в отделах и институтах учреждения нужны начальники, чиновники в госуниверситете размножаются, как тараканы. Когда я в советское время работал в Томском политехническом институте (а это вуз на порядок больше госуниверситета), в нем было три проректора. В нашем нынешнем учреждении проректоров в два раза больше. А еще недавно появились начальники отделов и директора институтов. И у всех хорошая зарплата.

Естественно, что преподавателям на достойную зарплату денег не хватает. Да и зачем с ними цацкаться, избирательных прав–то они лишены. Абсолютно невозможное в университетах развитых стран гипертрофированное социальное расслоение на бедных и богатых — это еще один признак феодальной системы в госуниверситете. При этом наши московские чиновники уверяют, будто наши университеты не хуже западных. Поскольку, в отличие от чиновников, я знаком с научной литературой (а это, в основном, работы, выполненные в западных университетах), то могу сказать, что у нас в стране почти нет университетов (кроме двух десятков действительно конкурентоспособных; выпускников этих вузов охотно принимают на работу в западных странах).

Мировая практика состоит в том, что университеты оценивают по уровню научных исследований. Научный уровень нашего учреждения, мягко говоря, не слишком высок: публикаций сотрудников учреждения в престижных научных журналах (с высоким импакт–фактором) почти нет. В «западных» университетах финансируется научная работа профессиональных исследователей. В нашем учреждении львиная доля средств на финансирование научной работы достается чиновникам, т. е. людям, не имеющим исследовательского образования, интересы которых лежат вне сферы науки. Для меня ясно, что это — деньги на ветер.

В нашем учреждении материальная база для научных исследований не создана (в этом вопросе вина, возможно, не администрации учреждения, а правительства РФ, поскольку вуз — государственный). В учреждении имеется «центр коллективного пользования», в котором 4 прибора, самый сложный из них — оптический микроскоп. В нормальных университетах на каждом шагу — исследовательская лаборатория. У нас этого нет.

Преподаватели, которые не занимаются научной деятельностью, часто преподают то, что сами изучали 10—40 лет тому назад. Выпускники нашего учреждения (т. е. наши бывшие студенты) почти ничего не создали, потому, что их не смогли научить. На мой взгляд, это одна из причин того, что Орловская область — один из наиболее отсталых регионов страны.

В организационных внутривузовских делах царит бестолковщина, а в организации учебного процесса — перманентный хаос. Поразительно: получение миллиарда рублей могут организовать, а нормальное функционирование учреждения — нет!

У читателя может возникнуть вопрос: зачем писать о проблемах в газете, не проще ли их решить совместно с администрацией учреждения? И вот с этим вопросом вы попадаете в самую точку, в самую суть. Пробовал. Не получается. Вначале сильно пугались слов о недостатках, о которых слышали впервые в их жизни. Потом привыкли, но и по настоящее время говорить о проблемах не дают. Не твоего, холоп, ума дело. Да и гласность имеет общий корень со словом «огласка». А огласка, как известно, мешает реализации великой мечты всех времен и народов: стать богатым за счет бедных.

Вернемся к выборам президента госуниверситета. Претендентом на эту должность был ректор В. А. Голенков. Отсутствовали другие кандидаты. Преподаватели не были допущены до голосования, избирал президента Ученый Совет учреждения. Прослушав предвыборную речь претендента, я вынес твердое убеждение о том, что это человек из прошлой эпохи, он не может и не должен быть президентом университета (в своем выступлении я пытался это обосновать, но мне, в очередной раз, не дали говорить). Это убеждение основано на непонимании претендентом: 1) того, что такое университет; по моему мнению, претендент путает его (в неявной форме) с казармой или производственным цехом советского предприятия; 2) проблем госуниверситета, для него их нет (по крайней мере, я ничего не услышал в его речи об этих проблемах); 3) путей и способов решения этих проблем; 4) путей и способов перехода нашего учреждения на качественно новый уровень, сравнимый с уровнем лучших отечественных университетов.

Перейду к главному вопросу — о том, когда же в Орле появится университет? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо определить: в какую эпоху мы живем. На мой взгляд — это эпоха Петра Первого. Потому, что российская элита учит детей в Англии. Потому, что император прорубает трубу в Европу и, как Петр, взбунтовавшимся «рубит головы» самолично, своей царской рукой. России еще необходимо дорасти до уровня девятнадцатого века, до эпохи, в которой появилась потребность в университетах, а купцы и горожане стали жертвовать деньги на их постройку. Придется ждать появления в г. Орле купцов и горожан. Я уверен, ждать придется недолго. Они уже есть, только их пока очень мало.

Владимир Харламов,
профессор
госуниверситета-УНПК.