Нынешней осенью с ее судьбоносными датами истории вновь вспыхнула дискуссия о судьбе памятника «железному Феликсу». Ожесточенные споры, длящиеся не первый год, обретают звучание крылатой фразы из трагедии Шекспира: «Быть или не быть?»

И это не случайно. Как только амплитуда геополитических и социально-экономических колебаний зашкаливает в сторону кризиса, возникает фигура Командора великой эпохи. Как горький упрек власти и сигнал о необходимости смены вектора внутренней и внешней политики. Быть или не быть реальной стратегии развития? Состоится ли в перспективе полноценная евразийская интеграция с участием Украины, которую новые мазепы и либеральные бесы тащат в паучьи объятия Евросоюза? Как аукнется эта многоходовая спецоперация Запада, нацеленная на колонизацию славянской земли, прародины исторической России? Вопросов не счесть…

По сути речь идет не о судьбе статуи, а о будущем России и славянского триединства.

Подручные забугорных хищников это отлично понимают, с пеной у рта выступая против возвращения памятника. Пребывание его на задворках унизительно не только для минувшей эпохи, но и для ее преемника — Российской Федерации.

«Свержение» памятника в трагическом августе 91-го исказило законченный архитектурный ансамбль Лубянской площади и разрушило архитектонику сверхдержавы. Был уничтожен сакральный смысл скульптуры — символ государственности, надежности и незыблемости границ. Свергли бессменного Часового Отечества.

Дискуссия между скандально известным Л. Гозманом и журналистом А. Хинштейном обнажила антироссийскую природу «либеральной общественности» как штурмового отряда глобального бизнеса, этого мирового «фининтерна», окормляющего агентуру влияния под прикрытием защиты прав человека.

Гозмана, ультра-либерала с лицом ветхозаветного мученика, либеральный штаб регулярно направляет на теледебаты с заданием «мочить» советский период, государственные институты и выдающихся лиц тех лет. Каждый раз мы видим упертого, злобного и невежественного человека, озвучивающего антисоветские шпаргалки.

В мае этого года он выступил в качестве «спеца» по госбезопасности, оклеветав военную контрразведку. В своем блоге на сайте «Эха Москвы» и в «Живом журнале» заявил о недопустимости героизации советской военной контрразведки. Кощун­ственно уравнял ее с эсэсовскими формированиями.

«У «Смерша» и «СС», — поучал он, — было всего несколько отличий: красивая форма (у гитлеровцев? — Ю. Б.) и отсутствие в русской контрразведке боевых частей. Не сомневаюсь при этом, что и в «Смерше» были честные солдаты. Вот только случилось так, что служили они в структуре не менее преступной, чем «СС». И само это слово — «Смерш» — должно стоять в одном ряду со словами «СС», «НКВД» и «гестапо», вызывать ужас и отвращение, а не выноситься в название патриотических боевиков».

Это не просто бред невежды, а злобная антиисторическая и русофобская пропаганда. Не выносит душа Гозмана патриотических фильмов. После просмотра фильма «В августе сорок четвертого» он, по слухам, долго страдал диареей. Другое дело — фильмы, состряпанные его единомышленниками: «Штрафбат», «Сволочи», «Разведчицы» и прочие псевдоисторические поделки, в которых чекисты предстают в образах злобных тупиц, коварных злодеев или рефлексирующих особей.

Откуда дует этот смрадный ветер, названный когда-то «ветром перемен», догадаться не трудно: с тех же обожаемых «правозащитниками» атлантических берегов. Именно там дали отмашку на уравнивание нацизма и «сталинизма», объявив фашистскую Германию и Советский Союз «равноответственными» за развязывание Второй мировой войны.

Встрепенулась было Госдума после оскорбительных откровений «известного оппозиционного политика» (?! — Ю. Б.), но вскоре все затихло и затянулось болотной тиной словоблудия. Заговорили о наказании за попытки полной или частичной реабилитации нацизма, посягательство на историческую память и отрицание великой Победы. Но, видимо, сонм болотных «оппозиционеров» напугал депутатов, пригрозив международным судом по правам человека.

Адекватную оценку выходке Гозмана дал издающийся с этого года военно-исторический журнал «Орловский военный вестник» (№ 2—3).

Давно нет с нами легендарного писателя, офицера «Смерша» Владимира Богомолова, автора романа «Момент истины (В августе сорок четвертого)». Он сумел бы поставить на место распоясавшегося политического шулера.

Книга, по словам критика В. Бондаренко, «явилась высочайшей художественной реабилитацией военной контрразведки». Это предельно точный военный роман о работе контрразведки, давно ставший классикой. И никаким грязным инсинуациям и подделкам не изменить отношения соотечественников к офицерам «Смерша», высшим профессионалам своего дела.

Фальсификаторам противостоит правда, отраженная не только в этом художественном творении, но и в ряде мемуаров и исторических исследований.

В предисловии к книге ветерана Л. Г. Иванова «Правда о «Смерше» (М., 2007) руководитель департамента военной контрразведки ФСБ генерал-полковник А. Г. Безверхних пишет: «Автор выступает как непримиримый борец с любыми попытками под разными «удобными предлогами» исказить работу сотрудников органов «Смерша», необоснованно лишить их деятельность ореола мужества и героизма. Согласиться с такого рода фальсификациями для автора равносильно предательству боевых друзей, павших на фронтах Великой Отечественной войны».

Эту же правду отразил в своих «Записках офицера «Смерша» О. Г. Ивановский, лауреат Ленинской и Государственной премий, конструктор космических аппаратов. «Записки» написаны исключительно честным человеком, видевшим работу военной контрразведки изнутри, в окопах и рейдах, во время отступления и контратак», — пишет А. Терещенко в статье «Жизнь в ГБ и КБ» (историко-публицистический альманах «Лубянка», 9 выпуск, 2008).

Гозман и либеральная рать делают вид, что этих людей и книг в природе не существует. Продолжают, подобно вражеским диверсантам, воевать с советской эпохой в медиа-пространстве. Не случайно клевета прозвучала в год 95-летия особых отделов и 70-летия военной контрразведки «Смерш».

В поединке с Хинштейном он, как и ожидалось, потерпел поражение. Телезрители, не утратившие исторической памяти, отдали должное Дзержинскому, подлинному государственнику. Ненависть Гозмана к нему была запредельной. И это понятно: либерально-демократическому сообществу Дзержинский ненавистен не только как первый чекист, но и как беспощадный борец с коррупцией, бюрократией, бескорыстный защитник интересов трудящихся.

Возникший из политического небытия Станкевич, человек с криминальным прошлым, пытался оправдать демонтаж памятника неким «чистым народным порывом к свободе», которым якобы были охвачены люди, собравшиеся 21 августа 1991 года на Лубянской площади.

Разоблачая эту ложь, обозреватель «Завтра» Л. Лаврова (№ 43, 2013) заметила: «Как свидетель и очевидец, скажу другое. Пришли туда эти, в основном молодые, люди организованно. С одного раза скульптуру свалить не получилось и подогнанный по распоряжению московских властей (Музыкантского, Станкевича и прочих) кран накинул петлю на шею фигуры Дзержинского. Все это напоминало публичную казнь через повешение к восторгу дико орущей и беснующейся опьяненной (или пьяной?) толпы. А затем началось совсем непотребное: отделившаяся от гогочущей шоблы группа парней подошла к зданию КГБ, и они, расстегнув штаны, начали мочиться на его стену. Какой «чистый и светлый порыв», господа Станкевич и Гозман!».

Памятник Дзержинскому работы выдающегося скульптора Е. В. Вучетича, установленный по решению правительства в 1958 году, являлся знаковым символом советской эпохи. Именно поэтому он стал целью «исторической мести» толпы, в которой оказалось немало уголовных и антиобщественых лиц, а также провокаторов.

Сбор толпы, ее «разогрев» и нагнетание ажиотажа вокруг памятника были спланированы и управлялись «демрежиссерами» при попустительстве мэрии, возглавлявшейся Г. Поповым. Гибели трех молодых людей, ставших жертвами другой провокации, организаторам беспорядков казалось недостаточно. Они рассчитывали на новые жертвы, которые могли появиться при сбрасывании памятника с пьедестала. По сценарию «гнев народа» должен был затем быть направлен на здание КГБ — по аналогии с действиями толпы, ворвавшейся в здание госбезопасности преданной Горбачевым ГДР.

В многочисленных публикациях СМИ, оказавшихся в руках яковлевского агитпропа, КГБ дискредитировался как «главное орудие советского тоталитаризма». Особенно неистовствовала Е. Альбац из «Московских новостей», слывшая, подобно Гозману, «экспертом по КГБ». Ныне она уже выдает рекомендации по расчленению России.

В книге В. Широнина «КГБ-ЦРУ. Секретные пружины перестройки» (М., 1997) наиболее полно и достоверно показана картина событий вокруг памятника: «Никто не задумывался о последствиях, возможных жертвах и кровавой вакханалии. Наоборот, организаторы беспорядков намеренно подталкивали бушующие толпы к расправе над сотрудниками госбезопасности. На плечи памятника забрались опытные скалолазы, набросили металлические тросы на его шею. Взревев, толпа ошалело потянула тросы в разные стороны, но памятник не шелохнулся. Тогда сквозь беснующихся людей к постаменту протиснулся грузовик и машина скорой помощи. Пока к грузовику цепляли тросы, из «скорой» раздавали бутылки водки — все было продумано. Наконец, грузовик рванул — от натуги приподнялись его колеса. Но памятник не качнулся…

У микрофона появился высокорослый молодой человек и громогласно заявил: «Продайте мне этот памятник! Плачу за него миллионы рублей!». Толпа на миг утихла от неожиданности. Потом люди принялись обсуждать странное предложение. Но вот кто-то разбил о постамент распитую из горла водочную бутылку, и вновь забушевали расправные страсти. Однако, нашлись и трезвомыслящие. Кто-то, представившись архитектором, объяснил: «Господа, обратите внимание, памятник круглый, он весит около сотни тонн. Если он покатится на нас, то многие могут погибнуть, могут обрушиться и конструкции находящегося под нами метро».

Толпа расступилась, отпрянула от памятника, а затем и вовсе отодвинулась от него. Не так уж безумны и слепы были эти люди, разгоряченные дармовой водкой. Железный Феликс в тот день совершил еще один подвиг — устоял на своих чугунных ногах, не рухнул в толпу и не дал пролиться крови…

Памятник был демонтирован ночью, когда поредевшая толпа уже не имела сил для того, чтобы варварски излить свой «восторг». Несомненно, если бы Дзержинский был повергнут днем, начался бы штурм КГБ, и вряд ли оперативный состав, несмотря на приказ, позволил бы толпе громить сейфы в служебных кабинетах».

Следившие за развитием событий американские спецслужбы были раздосадованы: штурм не состоялся, и к вожделенным секретным документам путь закрыт. Следует пояснить, что, зная об агрессивном поведении толпы и призывах к захвату здания, руководящий состав во главе с новым шефом, бывшим начальником разведки Л. В. Шебаршиным, предупредил Ельцина о ситуации, чреватой непредсказуемыми последствиями для государства и для него лично. Ельцин, опасавшийся перехвата власти другими лицами из числа «демократов», вынужден был дать команду ограничиться демонтажом памятника.

Намерения так называемой «инициативной группы граждан» повторить московский опыт с памятником Дзержинского в Орле были решительно пресечены.

Вскоре страну потрясли события «черного октября» 1993 года…

После всех испытаний и структурных трансформаций сотрудники Федеральной службы безопасности продолжают служить России в новых исторических условиях. Как выразился кадровый разведчик, генерал-лейтенант в отставке Н. С. Леонов, «второго Отечества у нас нет и не будет».

Дискуссия о судьбе памятника продолжается. 23 октября состоялась пресс-конференция, в ходе которой обсуждался вопрос не только о возвращении его на старое место, но и альтернативные варианты. Предлагалось установить на пустующем постаменте памятник Ивану Грозному как основателю системы центральной власти, местного самоуправления и первых спецслужб России. Историк В. Карпец считает, что памятник «стал бы символом исторической легитимации государства, монументальным провозглашением «новой национальной идеологии». Профессиональное достоинство русских разведчиков, для которых снос памятника был унизителен, также обрело бы достойный символ».

Эту мысль разделяет известный историк, профессор И. Я. Фроянов, напомнивший, что Иван Грозный заложил основы русской государственности, но история его царствования была оболгана.

Историк Л. Болотин добавил, что целесообразнее установить памятник царю на территории Кремля. (И коль заговорили об увековечивании памяти Ивана IV, представляется исторически оправданным возведение ему памятника в Орле согласно тексту Никоновской летописи. — Ю. Б.).

Митрополит Волоколамский Илларион предложил поставить памятник Крестителю Руси. (Но памятник первосвятителю святому Владимиру давно стоит в Киеве. — Ю. Б.)

«Монархист» М. Налимов великодушно предложил отдать решение вопроса «хозяевам» Лубянской площади: какой, дескать, проект они выберут, тому и быть.

Писатель и редактор «Завтра» А. Проханов выступил за возвращение памятника: «…И на этот раз его нужно наглухо приварить к постаменту, закрепить многотонными болтами, намертво врезать в землю. Чтобы в дни грядущей смуты его снова не сбросили». («Завтра», № 43). Правда, в № 46 газеты он скорректировал позицию: «Однако, я не настаиваю на возвращении Дзержин­ского на его изначальное место. Если дела в России пойдут плохо, и власть, которую либералы называют чекистской, ослабеет, то Болотная площадь придет на Лубянку, и Железный Феликс может быть вторично сдернут. И теперь уже навсегда».

Но ведь смысл дискуссии именно в возвращении (невозвращении) статуи Командора на прежнее место — как вопрос глубоко философский, метаисторический и даже мистический.

Что касается либералов, то они всё о том же — переместить Соловецкий камень в центр площади с непременным призывом к чекистскому сообществу о покаянии.

В 2007 году в издательстве «Олма Медиагрупп» вышло фундаментальное исследование А. М. Плеханова «Первый чекист России», посвященное жизни и деятельности Дзержинского. Обширный исторический материал и архивные источники, впервые введенные в научный оборот, позволили автору показать Дзержинского как выдающегося государственника. Не вызывает сомнения его ключевая роль в становлении и развитии органов государственной безопасности, организации борьбы с интервенцией, контрреволюцией, зарубежными спецслужбами, а также в восстановлении разрушенной Гражданской войной экономики.

Председатель ВЧК-ОГПУ был и остается нравственным авторитетом для советских и нынешних сотрудников органов безопасности. «Холодная голова, горячее сердце и чистые руки» — девиз на все времена.

В книге приводится неожиданное признание бывшего мэра Москвы Г. Попова, ответственного за события на Лубянской площади. Спустя десятилетие он пишет: «За десять лет российских реформ наш народ видел много расхитителей, прихватизаторов, беззастенчивых и беспредельных стяжателей, коррупционеров, бессовестных деятелей, оплевывавших свои же собственные заявления и обещания. На фоне таких деятелей… деятели советского прошлого даже при всех их преступлениях теряют ореол исключительности и выступают в новом свете… Поэтому… готовность возвратить Дзержинского — это оценка и взявшимся за реформы номенклатурщикам из КПСС, и разного рода «младореформаторам», и вообще деятелям из правых и олигархов…».

Удивительно превращение Савла в Павла. Но как убийственно точны слова, ничуть не устаревшие, а, напротив, еще более актуальные в наши дни! Интересно, знаком ли Гозман с этими запоздалыми, но искренними признаниями антисоветчика и либерала?

Закономерно, как отражение социального расслоения в обществе, появление символа криминально-олигархической и либеральной «элиты» — памятника «младореформатору» Егору Гайдару. За нелепость и бездуховность скульптуры ее метко нарекли «одноруким бандитом». Она изначально обречена на забвение, как и её прототип, сколько бы ни бился Гозман в истерике на теледебатах.

Может быть, его терзают ночные кошмары — снится, будто статуя Железного Феликса тяжелой поступью возвращается на свой пьедестал? Либеральный «Демосфен» в ужасе просыпается. Его отпаивают валерьянкой и успокаивают: «Он еще не пришел!». Но Гозман не верит: «Я отчетливо слышал его шаги!».

Дискуссия не может завершиться властной подписью. Точку в ней поставит только Время, безошибочно высвечивающее в череде веков, сменяющихся формаций и режимов подлинно знаковые фигуры государственных деятелей. Прочие будут безжалостно смыты с набережной Истории. Пожатье каменной руки неизбежно…

«Дело в конце концов не в монументах, — размышляют автор исследования и его собеседник. — Правда важнее бронзы и камня. Бестолковая ругань в адрес Дзержинского, одного из основателей социалистической мощной державы, страшнее пустого постамента, потому что подрастающие люди, которых уверяют, что их история — лишь дерьмо и кровь, и творили ее какие-то монстры, никогда не смогут создать что-либо прочное… Это наша история. Наша боль. Не осуждаю, но и не выражаю знаков любви и благодарности. Знаю твердо лишь одно: в тот памятный вечер 1991 года при свете прожекторов пигмеи свергли колосса. Но они не понимали и не понимают, что с пьедестала истории свергнуть нельзя — слишком значительна личность, слишком малы пигмеи…».

Юрий Балакин,
историк, полковник в отставке,
Почетный сотрудник госбезопасности.