Украинские события мало кого оставили равнодушным, и Орловская область в этом смысле не исключение. Несколько деятельных и «состоявшихся», как они сами себя характеризуют, орловцев, лично съездили на горячую границу России и вернулись назад с двумя семьями беженцев, которых разместили у себя дома. Как всё это происходило и что предшествовало поездке, рассказывает один из участ­ников поездки Павел Мутраков.

— Несколько месяцев я сидел перед телевизором и переживал по поводу того, что происходит, пока не надоело, извините за выражение, сопли на кулак мотать. Захотелось что-то сделать. И, как оказалось, не только мне. 3 мая, на следующий день после трагических событий в Одессе, мы собрались и решили устроить автопробег в поддержку антифашистского движения на Украине.

— Мы — это кто?

— Группа инициативных людей, предпринимателей. Мужчины, люди семейные, состоявшиеся, кому, в основном, уже за сорок.

— Состоявшиеся — в смысле, со средствами?

— Ну да. Мы решили дать понять, что нам не все равно. Собралось порядка 50 машин — наших 40 и еще десяток подстроились в колонну.

— Все орловцы?

— Да. Собрали флаги, траурные ленты — в память о погибших, сделали специальные наклейки на крылья. Словом, подготовились. Проехали организованно по четырем районам Орла. 50 машин — это очень большая колонна. Видя, чему пробег посвящен, люди активно нас поддерживали. 9 мая мы повторили пробег, но уже за пределами Орла. Машин на этот раз было поменьше, и ехали мы с семьями. Останавливались под Мцен­ском у мемориала танкистам и на Кривцовском мемориале. Удивительно — многие дети оказались там впервые!
Ну а потом дело получило продолжение, поскольку мы уже «украинскую» боль пропустили через себя. Несколько раз собирались, чтобы обсудить, что можно сделать, как помочь Юго-Востоку. Понятно, что никто из нас не собирался идти воевать.

— Почему понятно?

— Потому что мы не военные, хотя почти все служили. Мы посчитали, что можно помочь по-другому. Выбрали два направления: отправку медикаментов в воюющие регионы, поскольку располагали информацией, что медикаментов там не хватает, и личную помощь беженцам.

— О нехватке медикаментов узнали из репортажей ТВ?

— Не только. На Кривцовском мемориале мы познакомились с орловскими радиолюбителями, развернувшими там свою аппаратуру. Кривцовский мемориал — самая высокая точка в области, очень удобно для радиосвязи. Орловцы, дело у них поставлено профессионально, провели несколько сеансов связи с радиолюбителями из Славянска и Краматорска, хотя специально такой задачи не было, радиолюбители выходят на связь со всем миром. Информация такая: больницы переполнены ранеными, не хватает антибиотиков, средств для свертывания крови и самых обычных бинтов, любого расходного материала.
Второе направление — о том, как забрать детей из зоны боевых действий. Сначала мы думали выкупить места в лагерях отдыха. Этот вариант казался оптимальным, но когда беженцы пошли потоком, мы поняли, что лучше принимать женщин с деть­ми. Поначалу было много пустых разговоров. Для выработки программы даже сняли на несколько часов зал в «ГРИННе». В какой-то момент Сергей Клушин — предприниматель из Ливен — сказал: «Мне надоело разговаривать, я готов ехать и разместить несколько человек». С ним и поехали вдвоем на двух машинах.

— Сорок машин и две — это большая разница…

— Совершенно верно, но мы ехали устанавливать контакт, на разведку. Предварительно созвонились с координатором, который занимался сбором средств и медикаментов в Ростове. Он оказался человеком честным и ответственным, из Донецка, но, на мой взгляд, недостаточно подготовленным, там многое делалось в спешке, на коленке. Обсудили технические вопросы. Например, доставку медикаментов, требующих холодного хранения. Поняли, что проще из Ростова холодильником возить. Из Орла — не очень эффективно.

— Возвращаемся к теме личного участия: не лучше ли просто перечислять деньги на открытый ополченцами счет?

— Разработан и такой вариант. Они получают деньги, закупленное фотографируют и присылают жертвователям подробный отчет. С этой мыслью мы оттуда и уехали, но прежде побывали в лагере для беженцев. На тот момент лагерей было организовано четыре. Нас спросили, в каком мы хотим побывать. Мы ответили — в том, где собраны семьи из воюющих Славянска и Краматорска. Нашли такой лагерь рядом с Таганрогом. Километров 80 от Ростова.
Старый советский пансионат, большие и маленькие корпуса, беженцы обеспечены всем необходимым, человек из штаба все нам показал.

— А он не спрашивал вас, кто вы такие?

— Спрашивал, но у нас на руках ничего, кроме паспортов, не было, общественную организацию мы еще не создали.

— Моделируем ситуацию: приезжает непонятно кто, загружает беженцев в свою машину и исчезает в неизвестном направлении.

— Такая опасность существует, но там особое общение, особый уровень доверия и проверки, который трудно объяснить. Там если верят, то безусловно, если сомневаются, скажут «прощайте» и общаться с вами больше не станут. Люди через очень многое прошли и меряют совсем не такими мерками, к которым мы привыкли. Это уже военное поколение. Заодно мы посмотрели на работу государственных служб. Работают профессионально. Следственный комитет — вообще трудится едва ли не круглосуточно.

— С какой целью?

— Выясняют, по какой причине людям пришлось пересекать границу. «Там был взрыв, здесь убили человека…». Разговор ведется не формально, а обстоятельно и порой занимает много времени. Собираются материалы о военных преступлениях киевских властей. Все показания документируются.

— Раскормленных мужиков среди беженцев не встречали?

— В лагере процентов 95 — женщины с детьми. Незадолго до нашего приезда женщины устроили бунт — выговорили тем, кто бежал в Россию с мужьями. После этого мужикам пришлось вернуться туда, где сражаются.
Всё там хорошо организовано, есть старшие по корпусам, старшие по этажам, порядок во всём. Постельные принадлежности, есть всё, что нужно. Дети на игровых площадках. Игрушек — море. Специально для нас собрали человек 50 мам из Славянска и Краматорска. Мы рассказали, кто мы. Никто не захотел уезжать. Нас в штабе сразу предупредили — они живут мыслью, что через неделю вернутся домой. Разубедить их, что сроки могут быть другими, невозможно. К тому же там все друг друга знают, они в одной среде находятся, вместе им легче. В Ростове зашли в министерство труда и социальной защиты, чтобы довести дело до конца — сказать, что готовы принимать и размещать людей, и оставить свои координаты. А там тоже женщины, дети. Пока ждали сотрудника, познакомились с Викторией из Краматорска. Она ночью схватила ребенка в охапку и пешком перешла границу. Предложили ей поехать в Орел.

— Документов и она у вас не спрашивала?

— Да, выглядело всё странно: два здоровых мужика на больших машинах… У нее была мысль купить билет куда угодно и затем начать устраиваться. Всё равно нужно было кому-то доверяться. Повторюсь, там совсем другие отношения, люди верят, прежде всего, другим людям. Она согласилась переждать в Орле. Съездили в миграционную службу. Пока регистрировали, пообщались. Малому купили игрушечных зверей, которыми он бредил, отношения наладились понемногу. Потом пообедали и заехали на вокзал, чтобы забрать еще кого-нибудь. Люди подходили целыми семьями, по шесть человек. Столько забрать мы не могли. Тогда поехали дальше, решив остановиться на границе в Новошахтинске. Беженец на границе может оказаться в ситуации, когда ему попросту некуда идти. Пост МЧС, три палатки, кровати, питание, горячий чай, психологи, всё организовано. Большой таможенный терминал. Люди шли потоком. Украинские машины ехали, забитые под завязку, днищем едва асфальт не задевали. Познакомились с волгоградцем, который беженцев автобусом вывозил. Таких, как мы, приехавших помогать, очень много. Забрали с собой еще одну Викторию с дочкой, беженцев из Славянска. Сергей разместил их в Ливнах.

— Вы не боитесь, что ваш и ваших сторонников первоначальный энтузиазм может пойти на убыль? А кто-то, переоценив собственные силы, и вовсе может попросить пригретых беженцев восвояси в не очень подходящий для них момент?

— Такое возможно, поэтому всех, кто хочет помогать, мы предупреждаем, что речь идет о размещении беженцев из Донецкой и Луганской республик на срок от трех месяцев до года.

— Почему именно такие рамки?

— Наша субъективная оценка.

— То есть вы понимаете, во что втягиваетесь.

— Разумеется. В нашем кругу принято отвечать за свои слова и поступки.

Вопросы задавал
Сергей Заруднев.