Красная строка № 40 (221) от 21 декабря 2012 года
В Орле, как и 90 лет назад, — очарование…
Подходит к концу год. Традиционно принято подводить итоги: каким он был. Был он, разумеется, замечательным: росло благосостояние, открывались новые заводы. Модернизация, нанотехнологии. Это было в этом году или в прошлом? Ведь, помнится, уже случались какие-то нанотехнологии, какая-то модернизация. Как быстро все забывается, как стремительно летит время! Но что-то остается неизменным. Так человек: растет, стареет, но встретится кто-то, кто знал его еще в детстве, и скажет, внимательно приглядевшись: «Каким ты был засранцем, таким и остался, мало в тебе изменилось».
Или, наоборот, похвалит: «Не властны над тобой годы, старик!».
Орел… Какой ты? Каким ты был и каким стал? Меняется ли хоть что-нибудь в неуловимом городском характере? Есть ли у города этот характер вообще? Если есть, то какой? С чем сравнивать, пытаясь определить, повлиял ли ход времени на судьбу Орла и орловцев? Одни умерли, другие — родились. Но характер, если есть, у города один.
Одного года для определения его особенностей мало. Давайте заглянем дальше. По историческим меркам — пустяк, горизонт в 90 земных лет…
В 1923 году приехал в наш город журналист всесоюзной газеты «Правда». Зачем приехал? Неизвестно, но, приехав и побродив по Орлу, приглядевшись к улицам и горожанам, присмотревшись к неуловимому городскому характеру, он дерзнул оставить после себя заметки. «Каков ты, Орел?» — спросил себя газетчик Н. Валевский. И вот что написал, поразмыслив.
В объятиях полей
Орловские письма.
От нашего корреспондента.
Орел — типичный российский городок центральной полосы, пыльный, грязный, какой-то неумытый и непричесанный. По городу и население — вялое, ленивое, медлительное, как-будто у всех странно много времени, которого просто некуда девать, а потому и нечего спешить.
Не спешат нигде. Не только в личных, но и в общественных делах. Заседания всегда открываются со значительным опозданием, нередко откладываются за отсутствием кворума.
Почему такая тишь, почему такая медлительность? Разгадать не трудно. Выйдите куда-нибудь на место повыше и сразу вы увидите со всех сторон бегущие в город поля…
Ни фабричных труб, ни рева сирен, ни завывания заводских гудков.
Основное население до революции было: дворянство, чиновничество и мещанство: торговое и ремесленное. Дворянство и чиновничество исчезли, но мещанство осталось: грязное, неумытое, дикое, некультурное.
По городу — население, но и по населению — город. Несколько приличных домов, построенных себе на потребу дворянами и крупными царскими чиновниками, а все прочее население ютится в домах без водопроводов, без уборных, купаясь в грязи, если вообще купается, ибо общественных бань очень мало, а если и есть, то вряд ли, пользуясь ими, достигнешь цели.
Есть ли это разруха, результат гражданской войны? Конечно, отчасти причина неустройства — в нашей всероссийской разрухе, но только отчасти.
В «старину» живали точно так же и не испытывали большей потребности в мыле и воде, нежели сейчас.
А между тем Орел и Орловская губерния — край, могущий гордиться всероссийскими именами. Отсюда происходят и Тургенев, и Фет, и Андреев. Орловцы и теперь еще показывают приезжим «Дворянское гнездо», описанное Тургеневым.
Конечно, культура была, но культура тепличная, ютящаяся в дворянских усадьбах, без размаха, без охвата.
Дворянские усадьбы жили сами по себе, а город губернский цвел тоже сам по себе, составляя своеобразный комбинат из нескольких дворянских гнезд городского пошиба и множества мещанских особняков с геранью на окнах, но без клозета и водопровода.
В городе отсутствовал настоящий грибок культуры — машинная, фабрично-заводская промышленность.
Город стиснут и прижат со всех сторон лугами и полями, и нет у него сил освободиться от их усыпляющих объятий, раздаться вширь, прогнать их далеко от себя гигантскими корпусами фабрик и заводов, нарушить тишину дворов дерзкими и буйными гудками и сиренами, рассеять чары его лунных теплых ночей озорными сияющими огнями электрических огней.
Таков Орел — губернский центр одной из наших губерний-житниц.
Таков он сейчас…
Н. ВАЛЕВСКИЙ.
«Правда» № 153, 1923 г.
Вот такая заметка, вернее, ее часть, имеющая отношение к характеру Орла — тогдашнему его характеру. Многое с тех по изменилось, правда? Заводы и фабрики буйными гудками нарушили тишину мещанских дворов. Но ненадолго… Сначала гудки отменили, а потом, чуть позже, — и заводы, их большинство. Чары теплых лунных орловских ночей начали было разгонять озорным электричеством и одно время даже преуспели в этом деле, но теперь одумались. Денег мало — что у города, что у его населения. Поэтому теплые лунные ночи, да и зимние, жутко холодные, но столь же лунные — ныне, в значительном количестве городских мест, в целых кварталах на отшибе — девственно очаровательны. Никакого вам озорного электричества, никаких огней.
Дворянство, действительно, исчезло и не возродилось. Потуги разбогатевших холопов выдавать себя за местную элиту смешны и веселят наблюдательную публику, но за отсутствием лучшего приходится мириться и с этим. Зато чиновничество возродилось. Возродилось и приумножилось. Приумножилось до такой степени, что обыватели начали испытывать некоторую тесноту, отчего теперь орловцев не упрекнешь в замеченных Н. Валевским вялости и медлительности. Ритм жизни задают чиновники и торговое мещанство — по причине малого количества представителей ремесленного сословия.
Чиновники очень активны, это их главная обязанность. Поэтому заседания теперь всегда открываются вовремя и не переносятся из-за отсутствия кворума.
Мы по-прежнему гордимся «Дворянским гнездом» — исчезнувшим и построенным не нами. А на Выгонке все так же нет водопровода. Грязным, неумытым, диким и некультурным орловское мещанство — городских обывателей — назвать теперь можно только отчасти. Бань стало еще меньше, чем прежде. Но появились сауны — повсеместно. Туда можно вызвать… банщиц. В общем, с гигиеной — физической и нравственной — в Орле полный порядок.
И с крышей над головой — заметные улучшения. Это раньше бросались в глаза «несколько приличных домов, построенных себе на потребу дворянами и крупными царскими чиновниками». А прочее население «ютилось». Ныне все иначе. Ныне никто не ютится. Ныне — всё на потребу. Получается, правда, не у многих, а только у крупных, но уже не царских, чиновников, да у нуворишей, потешно пытающихся записать себя в новые дворяне.
В остальном, каков ты, Орел? Что в тебе изменилось, что осталось неизменным? «Есть ли это разруха, результат гражданской войны? Конечно, отчасти причина неустройства — в нашей всероссийской разрухе, но только отчасти». Есть, есть у Орла что-то свое, личное, не привнесенное извне, а самобытное, выработанное, может быть, целыми веками. В этой неизменности — вера в будущее, это — опора под ногами, твердая, ухоженная, утоптанная почва. Одни умрут, другие — родятся. А на Выгонке, да и не только на ней — по-прежнему очарование…
Сергей ЗАРУДНЕВ.