Несколько дней назад Центром стратегических разработок (ЦСР) во главе с его президентом Михаилом Дмитриевым был представлен очередной доклад, посвященный изменениям, происходящим в российском обществе, и внутренней политике страны. Вышедший документ вызвал неподдельный интерес как со стороны экспертного сообщества, так и представителей российской и зарубежной общественности. Повышенное внимание к работе ЦСР объясняется поразительной точностью, с которой эксперты Центра во главе с Михаилом Дмитриевым в своих предыдущих работах смогли предугадать серьезные изменения, произошедшие в российской политике в последние полгода. «Утро» решило задать Михаилу Дмитриеву свои вопросы, связанные с основными темами последнего доклада ЦСР, общей ситуацией, разворачивающейся в стране в последние месяцы, а также прогнозами развития социально-политической ситуации в стране в среднесрочной перспективе.

«Утро»: Во всех трех ваших последних докладах вы говорите о развитии в стране политического кризиса. В то же время, если смотреть на ситуацию с обывательской позиции, каких-то особо выраженных признаков кризиса в стране не наблюдается. Даже массовые акции протеста в Москве, прошедшие с конца прошлого года, не воспринимаются многими как часть каких-то значимых перемен. В большинстве своем (об этом можно судить по тому же Интернету, не говоря уже о ТВ) общество продолжает ощущать стабильность. В чем конкретно заключается этот кризис, почему он все еще в полной мере не ощущается большинством граждан и когда в его наличии может убедиться основная часть населения?

Михаил Дмитриев: Ощущение кризиса есть, прежде всего, у властей и политически активной части населения. И это очень хорошо просматривается в СМИ.
Одна только трансформация российских медиа за последний год — само по себе достаточно значимое явление. Сегодня мы имеем уже совершенно другую атмосферу политических дискуссий, где от былой сдержанности и самоконтроля не осталось и следа. Причем даже на центральных каналах.
Но для нас, конечно, важнее настроения массовых слоев населения. И здесь, в соответствии с результатами наших исследований, мы видим серьезные проявления политического кризиса. Кризис выражается отнюдь не только в склонности к протестам — протестные настроения у населения в целом в последнее время ослабели. Но протестность — это лишь самая поверхностная и прямолинейная составляющая кризисных явлений. То же, что мы видим сейчас среди населения, это уже точно не оставляет шансов на дальнейшее развитие без политических изменений. Запрос на изменения сильно акцентирован, он одинаково формулируется различными слоями населения. Население предъявляет растущий спрос на обновление политической элиты, особенно на местном уровне. Одновременно существует запрос на изменения, которые носят не политический характер. Прежде всего, людей волнуют такие сферы, как здравоохранение, образование, полиция, ЖКХ. Но это не меняет сути вещей. Запрос остается очень жестким. Что также очень важно, этот запрос относится к таким областям, где трудно в короткие сроки добиться каких-то положительных сдвигов. Тем более трудно их добиться нынешним властям, которым в этих сферах на протяжении предыдущего десятилетия так и не удалось добиться принципиальных улучшений.

«У»: То есть речь идет об экономических запросах населения?

М. Д.: Нет. Речь, скорее, об улучшении институтов. Дело в том, что во всех этих сферах проблемы не решаются простой заливкой деньгами. Это уже пробовали делать, но без особого результата. Это сферы, где устойчиво сбоят и государство, и рынок. Здесь нужны адекватные, качественно работающие ин­ституты. И все это должно быть достигнуто повсеместно, в каждом регионе, в каждом городе. Это не исчерпывается изменением каких-то отдельных законов в Москве.
На первый взгляд, перечисленные проблемы не являются политическими, но это лишь иллюзия. Они накладываются на усталость населения от существующей политической элиты. Мы анализировали ситуацию с выборами альтернативных кандидатов в мэры — в Тольятти, Ярославле, Астрахани. Из анализа видно, что в регионах нарастает запрос на обновление политических лидеров. И он поднимается от местного уровня к федеральному. В частности, он проявляется в практически полной утрате эффективности политических коммуникаций партии власти. Речь идет не о Путине или Медведеве, у них другие проблемы. Это именно партия власти, включая значительную часть ее представителей на местах. Они, между прочим, люди довольно активные, непрерывно контактирующие с населением. Дело в том, что на протяжении последних десяти лет партийные кадры подбирались как бы под один шаблон. Людей отбирали по принципу единообразия поведения, образа мысли, лояльности и т. д. Как показало наше исследование, способы общения с населением, используемые партией власти, перестали работать повсюду. От общероссийского уровня до отдельных регионов и городов. И проблема эта для «Единой России» очень серьезна, поскольку кадров другой формации у этой партии нет.

«У»: То есть привычный кон­тингент резко перестал соответствовать?

М. Д.: Да, практически весь. Сейчас в партии власти мы не можем идентифицировать ярких политиков, которые в состоянии успешно налаживать коммуникации. Характерный пример — это выдвижение наверх Сергея Неверова. Это человек, который получил самые негативные отзывы наших респондентов. У людей он ассоциируется с поведением функционеров на съездах КПСС. И это тот стиль общения, который люди отторгают очень жестко. Они хотят другого способа взаимодействия.

«У»: А почему же тогда он был избран властью?

М. Д.: Похоже, у власти сегодня утрачены ориентиры реальности. Она руководствуется совершенно иными сигналами, нежели те, которые посылает население. Я тут на днях выступал в одном ток-шоу, посвященном новому правительству, так вот там была проблема найти ярких сторонников правительства. В конце концов, на сторону правительства пришлось поставить его оппонентов. Для власти это тревожный сигнал. Ярких людей, которые способны эффективно коммуницировать с широкими массами населения, со стороны власти становится все меньше. У нас была такая история — мы обнаружили массовый отказ политтехнологов работать в пользу одного из новых политических PR-проектов. Политтехнологи — это бывалые, тертые люди. Но и у них появился некий моральный барьер, потому что они видят нереалистичность новых инициатив властей. И если даже у них появилось отторжение, это говорит о том, что кризис начал разъедать самые основы прежней системы политического контроля, которая быстро теряет связь с меняющимися политическими реалиями.
Мы измеряем кризис именно такими категориями. И вот в этом плане кризис сегодня в полном разгаре. То, что люди по всей стране не ходят с транспарантами и не бьют витрин, это отнюдь не говорит, что кризиса нет.

«У»: И, тем не менее, в сознании широких масс кризис пока просматривается слабо. Люди видят потребительский бум, какой-то рост в пенсиях и зарплатах, уровень жизни, особенно в крупных городах, достаточно высок. На президентских выборах Путин взял большинство. То есть народ проголосовал тем самым за имеющийся порядок вещей. Разве не так?

М. Д.: И да, и нет одновременно. Народ действительно проголосовал за Путина, это хорошо видно по нашим фокус-группам. У него действительно большин­ство. Но это совершенно другое большинство, чем то, что было три–четыре года назад. Тогда было очень много мотивированных сторонников Путина. Сейчас ситуация меняется. Есть очень тяжелый внутренний надлом, многие придерживаются мнения, что Путину нет альтернативы только потому, что он в состоянии гарантировать какую-то устойчивость. Но у него уже почти не осталось потенциала реального лидерства — в смысле способности вести людей за собой вперед, к лучшей жизни. При всем том, что люди хотят улучшения, и это жест­кий запрос.
Конфликт между тем, что власть уже ничего существенно не может улучшить, а потребность в серьезных улучшениях сохранилась — залог того, что статус-кво сохранить уже невозможно. Это задает серьезную динамику на перспективу. Динамику увеличения дистанции между властью и населением, что, собственно, и есть проявление кризиса. Кризис — это ведь не обязательно открытая борьба. Кризис — это процесс вызревания серьезных изменений. И эти изменения неизбежны. Мы не видим никаких шансов на сохранение статус-кво. Это невозможно ни в одном из сценариев. Общество настолько ушло вперед, что для того, чтобы удовлетворить его представления о приемлемом социальном порядке, придется очень многое изменить. Политическая система и многие другие институты отстали от требований, предъявляемых изменившимся обществом. В плане обновления персоналий запрос тоже нарастает. При этом усиливается запрос на лидеров нового поколения, которых нынешняя власть не предлагает. Их у нее просто нет…

«У»: Как вы прокомментируете историю с назначением Холманских?

М. Д.: Это теория политической инсценировки. Истинные настроения рабочих на «Уралвагонзаводе» — это отдельная тема. На крупном российском предприятии от простого рабочего до начальника цеха — дистанция огромного размера. Из наших соб­ственных исследований мы знаем, что для рабочих начальник цеха не «свой среди своих», а высокопоставленный представитель заводской администрации, максимально высокий уровень начальства, до которого, в принципе, имеет шансы добраться простой рабочий, если у него возникли проблемы на заводе. Та же Ксения Собчак которую якобы, эти активисты с «Уралвагонзавода» грозились хорошенечко встряхнуть, она же ездила туда. Она на свои деньги арендовала помещение, пригласила рабочих, которых, кстати, набился полный зал. И эти рабочие объяснили, кто такой Холманских, кто эти активисты, которые грозились прийти на Горбатый мост к Белому дому. Выяснилось, что к большинству рабочих «Урал­вагонзавода» все это не имеет прямого отношения. Там совершенно другие настроения.
Как показали наши исследования, россияне сейчас настороженно относятся к любым проявлениям политической агрессии. Выступления же Холманских как раз отличаются повышенной агрессивностью. По сути, вся эта политическая инсценировка мало чем отличается от амфор и канареечной «Лады». Поэтому назначение Холманских я не берусь комментировать, помимо того, что его декларации настроениям простых людей, скорее всего, не соответствуют.

«У»: Каковы перспективы протестных движений?

М. Д.: Эти движения пока чисто московские. В регионах не особо сочувствуют московским протестам. Там зачастую даже не понимают — зачем это. Именно это обстоятельство создает впечатление, что в России в целом никакого кризиса нет. Но эрозия доверия к политическим лидерам, о которой мы уже говорили, она происходит и в сознании наиболее массовых слоев населения. Более того, когда эти тенденции наложатся на экономический кризис, мы получим нарастание протестов за пределами Москвы. Наши респонденты за пределами Москвы говорят, что рост цен на бензин, удорожание ЖКХ, невыплата зарплат может вывести их на улицы.

«У»: И какие могут быть последствия?

М. Д.: Утрата политического контроля, сопровождающаяся сменой и персонального руководства, и изменениями в политической системе.

«У»: Можно ли обрисовать примерный сценарий того, как может складываться ситуация при наложении на политический кризис кризиса экономического?

М. Д.: Все это может привести к цепочке совершенно неуправляемых событий. Власть и так довольно быстро теряет политический контроль над ситуацией, а из-за экономического кризиса в центре и на местах сразу может появиться так много факторов риска, что мы можем получить процесс перестройки в ее поздней фазе, когда никто уже не понимал, что происходит, и просто плыли по течению.

«У»: То есть это аналогия где-то с 89-м годом?

М. Д.: Скорее с 90-м, после избрания Верховных Советов союзных республик, которые придали легитимность республиканским властям и создали условия для их конфликта с теряющей популярность союзной властью. Только в современной России этот процесс будет развиваться более плавно. У нас уже появляются местные легитимные лидеры, которые легко могут возглавлять протесты на местах. По мере проведения выборов мэров и губернаторов таких людей будет становиться все больше. Некоторые из них будут готовы возглавить протесты в условиях экономического кризиса. Через некоторое время мы можем получить нечто подобное. Вот пример с Кемерово, где мы проводили исследование еще в начале прошлого года: мы спрашивали у людей, как вы будете реагировать на какие-то конкретные события, например, на закрытие шахт или ликвидацию досрочных пенсий. Более двух третей опрошенных ответило, что обязательно выйдут на улицы. На вопрос, как поведет себя в этом случае ваш губернатор, большинство говорило: он выйдет на улицу и поддержит протестующих. У Амана Тулеева своя база легитимности. Ему не нужно назначение Путина, чтобы быть губернатором.

«У»: Это как Ельцин в конце перестройки?

М. Д.: Конечно. Только Ельцин был один, а здесь новые легитимные лидеры будут появляться чуть ли не в каждом регионе.

«У»: Предстоящее этим летом повышение цен на услуги ЖКХ может что-то спровоцировать?

М. Д.: Если повышение цен будет значительным, то может. Нам люди говорили, что если повышение цен на коммунальные услуги и бензин будет значительным, то они выйдут протестовать. По крайней мере, я думаю, это вызовет снижение таких формальных индикаторов, как рейтинги поддержки. Ну а в остальном все, конечно, будет зависеть от интенсивности ухудшений. По нашим данным мы пока не можем сказать, насколько сильно все должно вырасти, чтобы люди пошли на демонстрации. Хотя можно сказать почти наверняка, что если, например, удвоятся цены на бензин, то мы получим демонстрации по всей стране.

«У»: Каковы на этом фоне перспективы нынешних лево-популистских настроений? Может ли протестное движение сильно полеветь? Ведь левые идеи сейчас весьма популярны в самых различных странах.

М. Д.: В своих исследованиях мы наоборот этого не увидели. Может, конечно, кризис что-то сильно изменит, ведь даже в развитых и благополучных странах Западной Европы, типа Нидерландов и Финляндии, мы наблюдаем радикализацию политических настроений и рост поддержки крайне правых националистов и левых популистов. Но пока мы видим, что относительно малообеспеченные и малообразованные слои населения в глубинке по своему восприятию постепенно подтягиваются к среднему классу… Тем не менее, новая волна полевения не исключена в случае повторения глубокого экономического кризиса.

«У»: Каковы, на фоне разрастающегося политического кризиса, перспективы правящего тандема?

М. Д.: То, что у нас принято называть «тандемом», в ближайшем будущем едва ли будет рассматриваться как тандем. Медведев и Путин — это люди совершенно разного политического веса. Причем, именно в глазах населения. Сейчас Медведев вне связки с Путиным уже практически не упоминается. Он скорее рассматривается как некое политическое приложение к Путину.
У Медведева незавидная судьба как у руководителя правительства, потому что население ждет больших улучшений в таких сферах, где правительству этого труднее всего добиться. Здравоохранение, образование, ЖКХ, полиция — все это провальные области. Особенно последняя, которую население обычно связывает с именем Медведева и приводит в качестве примера имитационной реформы, которая сводилась к смене вывески без изменения содержания. Приоритетные национальные проекты в этих сферах, инициированные Медведевым, тоже не привели к кардинальным улучшениям. И это только обострило запрос населения на улучшение в соответствующих областях. Явно масштаб проблем не таков, чтобы их можно было легко и быстро решить сверху. Тем более что финансовые ресурсы брошены на оборонную отрасль. У нас наблюдается снижение или стагнация расходов на здравоохранение и образование в реальном выражении, и заметного увеличения этих расходов не предвидится.
Так что у Медведева незавидная политическая судьба. Скорее всего, он окажется ответ­ственным за неудачи правительства в удовлетворении актуальных запросов населения, и ему придется первым принять на себя удары, которые несет властям политический кризис. Это может произойти уже в ближайшие пару лет. Терпения особого у населения нет, и особого снисхождения к властям оно уже не питает.
Что касается Путина, то здесь процесс эрозии продолжается. Он никуда не делся. В отношении президента: для меня самая очевидная аналогия с ним связана с айсбергом. Путин подобен айсбергу — ледяной горе, оторвавшейся от материка. Она плывет в океане и кажется чем-то огромным и несокрушимым. Но любой айсберг, когда выходит в открытое море, начинает таять, и этот процесс необратим. Как быстро он будет таять — другой вопрос. Но зенит политического влияния Путина пройден. Это видно по ответам наших респондентов. Обратно повернуть этот процесс практически невозможно, потому что сейчас общество предъяв­ляет запрос на лидеров новой формации, которые более современны и способны успешнее откликаться на изменившиеся ожидания общества.

Максим ЛЕГУЕНКО.
(Материал публикуется в сокращении. Оригинал — Утро.ру, «Сдерживать политический
кризис власти уже не могут»,
06 июня 2012 г.).