После публикации в нашей газете статьи «Историческая справедливость обходит орловские села» (№ 45 от 19 ноября) я даже предположить не мог, что так скоро придется вновь возвратиться к этой непростой и болью отдающей, как кровоточащая рана, теме.

Признаюсь, я знал о том, что Орловский областной Совет народных депутатов, рассмотрев обращение Новосильского районного Совета народных депутатов по внесению в Государственную Думу в качестве законодательной инициативы проекта федерального закона «О почетном звании Российской Федерации «Сельский населенный пункт солдатского подвига», решил создать рабочую группу по изучению данного обращения. Знал, что на заседании рабочей группы было принято решение рекомендовать Президиуму Орловского областного Совета народных депутатов:

1. Не вносить в Государственную Думу проект федерального закона «О почетном звании Российской Федерации «Селение солдатского подвига»,

2. Поручить комитету по законодательству, государственному строительству и правопорядку изучить вопрос о возможности учреждения Почетного звания области «Поселение воинского подвига».

Я искренне верил, что бюрократический механизм можно повернуть вспять. Признаюсь, был не прав. Я забыл о том, что сытым трудно понять голодных, богатым — бедных, а чиновнику — всех, кто находится в подчиненном к нему положении.

В редакции нет машины, пришлось просить по знакомым. Сегодня мало кто решается поддерживать с нами отношения, опасаются за собственное благополучие, однако проблема решилась. И вот я вновь в Вяжах-Заречье.

Туман стелется такой густой пеленой, что дальше десяти метров ничего практически не видно. Но я знаю здешние места и легко нахожу дорожку — эту последнюю слабую нить, еще пока связывающую 12 домовладений, разбросанных на многокилометровой территории. Да, когда-то здесь было около 500 домов, и дома эти стояли так тесно друг к другу, что крыши порой соприкасались. «Мы живем под одной крышей», — не без гордости говорили местные жители. Жили, получается, одним домом, одной большой семьей, и радости и горе были общими. Мне хотелось пообщаться по возможности как можно с большим количеством людей, поэтому к Ступаковым, подвигшим новосильских депутатов на защиту воинской славы сельских населенных пунктов, я решил зайти в последнюю очередь. Позицию Василия Сергеевича и Нины Семеновны, использующих любые возможности для привлечения внимания общественности к трагическому положению населения сел и деревень, вошедших в историю Великой Отечественной войны, я уже знал. Они никогда не согласятся с тем, что такие деревни, как Вяжи-Заречье, окончательно признаны властью бесперспективными. Конечно, война нанесла этим местам страшный ущерб. Что подтверждает и Мария Игнатьевна Алексеева, коренная местная жительница 1925 года рождения. Она отлично помнит, каким было село до войны и каким оно стало после завершения боевых действий. «Немцы, — говорит Мария Игнатьевна, — чувствовали себя здесь как хозяева, бесцеремонно. Им понравился наш дом, в нем они разместили штаб, а нас выгнали на улицу. Мы стали жить в летней времянке». «А нельзя было раньше, до прихода гитлеровцев, уйти куда-нибудь?» — спрашиваю я у бабушки. «Что ты, — отвечает, — кто ж знал, мы были в неведении. Неразбериха была страшная. О нашей судьбе никто тогда не беспокоился. А тут смотрим — появились наши солдатики, худые, оборванные, спешат и на ходу кричат: «Немцы подходят, немцы подходят!..». Я им в ответ: «Что ж вы нас не обороняете?». А они мне: «Чем? У нас только винтовки, и те без патронов». Единственное, что красноармейцы смогли сделать, так это подожгли соломенные скирды, видимо, знак тревоги подавали. Немцы за ними минут через пять появились. Шли быстро, группами заходили в каждый дом, просматривали все закоулки, открывали даже сундуки, заглядывали на чердаки. Немцы вообще, как мне показалось, были людьми организованными, хорошо подготовленными к войне. Запомнилось, например, как они спрашивали у моей матери о том, куда делся огромный дуб, стоявший на противоположной стороне реки в Вяжах-Завершье. Его практически перед самой войной спилили. А немцы о его существовании знали, он был отмечен у них на картах как ориентир для артиллеристов. Когда наши войска начали наступление из-под Москвы, немцы ушли из нашей деревни; перед уходом все дома и капитальные постройки стали поджигать, а нам сказали, чтоб мы уходили отсюда. На вопрос, куда уходить (был конец декабря, 1941 год, мороз страшный), ответили: куда хотите. Деревня, за исключением нескольких домов, сгорела. Немцы же организовали оборону на высоте Красная горка, потому что здесь, в низине, оставаться им было небезопасно: с правого берега Зуши наше село Вяжи-Заречье — как на ладони. А Красная горка, наоборот, уже им давала преимущество. В июле 1943 года, когда наши войска пошли в наступление, здесь был настоящий ад. Мы до сих пор каждый год на огородах собираем металлические осколки ведрами».

«Как быстро после войны восстало из пепла ваше село?» — спрашиваю я у Марии Игнатьевны.

«Восстанавливались тяжело. Стройматериалов не было, а самое главное — мужчины были в дефиците. Пока мальчишки подросли… Мы свой новый дом построили только в 1961 году. Чтобы стройматериалы нам выделили, пришлось даже в Москву ездить, в Верховный Совет СССР и в Верховный Совет РСФСР. Оттуда позвонили в Новосиль и дали команду, чтобы в течение десяти дней все, что нам требуется, выделили, не бесплатно, конечно, за наши деньги, но мы все равно были счастливы.

Боль от утраты отцов, братьев навсегда остается в душе. Этого никогда не забыть. Однако боль, которую мы переживаем сегодня, не меньшая — гибнет весь уклад нашей жизни. Здесь был успешный колхоз «Передовик», переименовали потом в «Ленинский путь», дальше — в СПК «Вяжевский». С каждым переименованием дела шли хуже и хуже…»

Слезы проступили и покатились по морщинистым щекам моей собеседницы. Она, вероятно, вспомнила, как деревенский люд ходил на работу с песнями и возвращался домой с песнями. А может, всплыли в ее сознании картины семейной жизни с дорогим ее сердцу Николаем Ильичом, ветераном войны и заядлым рыбаком, ушедшим из жизни 8 лет назад. Или она представила, что пройдет еще восемь-десять лет — и уйдет в небытие и сама деревня Вяжи-Заречье, не будет жизни на этой благословенной земле, удобренной кровью и потом многих поколений русских людей. Сегодня от коллективного хозяйства здесь остались лишь остовы бывших коровников и свинарников, руины зернохранилища. Все разрушено в угоду дядюшке Сэму, земля продана по большей части людям чужим, с двойным гражданством, не ведающим, что это такое — работать на земле, относящимся к ней как к средству сохранения и приумножения капитала. Паи, а это более 9 гектаров прекрасной плодородной земли, выкуплены у местного населения по 15 тысяч рублей. Отобраны практически за так, за символические деньги. Лишь наиболее упертым, как здесь говорят, удалось выгадать по 30 и даже 40 тысяч за пай. И это их радует, потому что люди просто не знали, что им делать с этой землей, а на власть надежды не было, власть самоустранилась от участия в решении острой проблемы. Точнее, создала невыносимые условия для крестьян, лишила работы, сделала все, чтобы обезземелить коренное население средней полосы России. И что, такую власть можно назвать народной? И что, такую власть можно поддерживать?

В Вяжах-Заречье кладбищенская тишина, лишь редкий беззлобный брех собак обозначает далеко разбросанные друг от друга места проживания последних «могикан». В Вяжах-Завершье внешне все куда оптимистичнее. А начнешь вникать — беспросветная тоска, явно просматривается схожая перспектива. Большая часть мужчин работает, а по сути — батрачит, в Москве. Живут в нечеловеческих условиях, почти в таких же, в каких жили их родные и близкие в годы оккупации. Несколько человек работают в Новосиле, рыбные консервы производят. При других обстоятельствах над этим можно было бы посмеяться. А сегодня местные мужики чуть не плачут от обиды. Четверо местных механизаторов по два-три месяца в году работают на благополучие ЗАО «Орел-Нобель-Агро», а все остальное время сидят дома, без зарплаты. Можно фермерством заняться, да только вот условий для успешной работы власть не создала и создавать по-прежнему не собирается. Попытались было Н. Н. Малашкин, Л. Н. Багров, В. В. Сошнев, А. Л. Усов, В. И. Головской, Н. А. Чугунов и В. И. Шутов с племянниками Иваном и Николаем прочно встать на рельсы индивидуализма. Да получается что-то плохонько. Одни бросили свою затею, другие находятся в растерянности. Хлеб вырастили, а продать не могут, перекупщики дают сущие копейки, хранить до весны — условий нет, в общем, беда да и только. В фермеры пошли не какие-то там рядовые крестьяне, а почти сплошь либо бывшие директора коллективного хозяйства, либо главные инженеры с механиками. Они при длившемся десятилетие (с 1994 по 2004 год) развале СПК сумели и технику и кое-что другое из коллективного имущества прикупить по дешевке. Да, видно, на общем несчастье личное счастье, действительно, не построить. В деревне это давно поняли, а вот в городе еще нет. «И в городе поймут», — убеждена моя следующая собеседница, В. К. Алешкина. У Валентины Кузьминичны и Михаила Григорьевича трое детей, множество внуков и… единственная в деревне корова. Дом Алешкиных ухожен, весной и летом благоухают здесь цветники, разбитые умелыми руками хозяйки и ее дочерей. В палисаднике около полусотни ульев стоит с пчелиными семьями. Михаил Григорьевич, по всему видно, из тех, о ком говорят, что человек на все руки мастер. У него и трактор есть со всем прицепным оборудованием, и даже электрическая мельница. Однако же годы берут свое, приболел хозяин, и мы не стали его беспокоить. Ничего, даст бог, как-нибудь в другой раз поговорим о житье-бытье. Валентина Кузьминична заверила меня, что они никуда отсюда, с этого берега Зуши, не уйдут, здесь доживать будут. То же самое мне сказал Николай Иванович Лохматов и несколько раз повторили ставшие мне близкими супруги Ступаевы, Василий Сергеевич и Нина Семеновна.

Власти нашей, похоже, безразлична судьба этих конкретных людей и тысяч других. На Орловщине, такое впечатление, будто война еще не окончена. И противостоят нам не только недобитые в победном 45-м исконные враги наши. Вчитайтесь в то, что пишет заместитель председателя областного Совета народных депутатов в так называемом «Заключении на обращение Новосильского районного Совета народных депутатов…»: «…Настораживает термин «сельский населенный пункт», исходя из понятий административно-территориального деления. Целесообразно было бы использовать термин «воинский», а не «солдатский» (выпадают понятия «матросский», «офицерский» и т. д.). Бои зачастую шли не в самом населенном пункте, а в поле, в зоне расположения нескольких населенных пунктов. Какому из них в таком случае присваивать звание? Тяжело будет идти ресурсное обеспечение. В сельских поселениях нет кадров — краеведов, военных историков — для того, чтобы обеспечить перед федеральным центром необходимость присвоения звания. Учреждение звания может породить негативную реакцию среди населения множества населенных пунктов, которые теоретически могут претендовать на него, но не имеют возможности оформить документы, ждут присвоения и т. д. Процесс оформления в Москве по сотням сел может затянуться на несколько лет». Ну что тут скажешь?..

Сергей Давыдов.