Красная строка № 44 (350) от 18 декабря 2015 года

Реализм Шолохова остался за кадром

Многосерийная телевизионная экранизация «Тихого Дона», сделанная современным российским режиссёром С. Урсуляком, наглядно показала, что киноверсия С. Герасимова образца 1957—1958 годов остаётся непревзойдённой. А значит, роман М. Шолохова еще ждет современного талантливого кинопрочтения.
Да, новая экранизация ближе к тексту романа, полнее по содержанию, чем советская. В ней решена одна из проблем старого отечественного кинемато­графа: если в фильме Герасимова 40-летний Пётр Глебов играет двадцатилетнего Григория Мелехова, то в фильме Урсуляка возраст актёров соответствует возрасту героев. Но эта «правда» не спасает сериал.

У Герасимова — колорит. Каждый герой и героиня узнаваемы, неповторимы. Пожалуй, больше не было в советском кинемато­графе такой неподражаемой верховой езды, как в герасимовском «Тихом Доне». И носить вёдра на коромысле актрису Э. Быстрицкую учили самые что ни на есть настоящие донские казачки. Сам Шолохов участвовал в подборе актёров. Как говорится, были живы свидетели эпохи.
Урсуляку и его команде в этом смысле было куда сложнее снять колоритный фильм: за последние полвека изрядно растрачен русский генофонд и национальный дух.

Актёр Тетра Наций Евгений Ткачук, пожалуй, сумел создать своего Григория. Но он всё же не походит на шолоховского героя. Даже и ростом не вышел.

Именитый Сергей Маковецкий сыграл Пантелея Прокофьевича слишком уже по-интеллигентски. И хотя порой трогает за живое его Мелехов-старший, всё равно понимаешь — не таков был подлинный казак лейб-гвардии Пантелей Мелехов по прозвищу Турка. Мало известному советскому актёру Даниилу Ильченко в фильме Герасимова эта роль удалась больше.

Памятная зрителям «советского возраста» по сериалу «Строговы» Людмила Зайцева, увы, сделала совсем безликой мать семейства Мелиховых Ильиничну. А ведь это тоже — характер и судьба! Пересмотрите фильм Герасимова!

Наталья Урсуляк, дочь режиссёра, пожалуй, единственная, кому что-то удалось сыграть запоминающееся в новой экранизации. Её Наталья очень трогательна. Но, опять же, не совсем шолоховская. Подлинная дочь хуторского кулака Коршунова, хотя и молода, и несчастна была, но отнюдь не наивна.

Налет идеализации лежит на всей казачьей жизни в изображении Урсуляка. И действительно, читая роман, трудно не заметить одну особенность. У Шолохова большевики выглядят зачастую менее привлекательно, чем Мелеховы и близкие им по духу станичники. Это впечатление осложняло жизнь Шолохову уже в те годы, когда роман только-только увидел свет. Вот, например, что писал в 1940 году после публикации последних глав романа кинорежиссер А. Довженко: «Я прочитал книгу «Тихий Дон» с чувством глубокой внутренней неудовлетворённости… Суммируются впечатления следующим образом: жил веками тихий Дон, жили казаки и казачки, ездили верхом, выпивали, пели… был какой-то сочный, пахучий, устоявшийся, теплый быт. Пришла революция, советская власть, большевики — разорили тихий Дон, разогнали, натравили брата на брата, сына на отца, мужа на жену, довели до оскудения страну… заразили триппером, сифилисом, посеяли грязь, злобу, погнали сильных, темпераментных людей в бандиты… и на этом дело кончилось…». Ошибкой писателя называет такой подход не только знаменитый советский кинорежиссёр, но и А. Толстой, и А. Фадеев: привёл-де Шолохов своего героя к моральному опустошению. Сергей Урсуляк меняет минус на плюс в этой оценке, а в остальном, похоже, полностью солидарен со своими знаменитыми предшественниками.

Но одинаково недооценили они подлинный реализм «Тихого Дона». Тот самый, который, по мнению современного питерского литературоведа А. Машевского, был открыт ещё Пушкиным. Заключается он, с одной стороны, в умении видеть неизбежную зависимость человека от окружающей его действительности, от общества, в котором человек живёт, от тех исторических процессов, которые вокруг него происходят. Никуда не деться человеку от пут времени и обстоятельств. Он раб, он червь, по выражению Державина. Но, с другой-то стороны, он — Бог! Точнее — образ и подобие Его. Заслуга великого Пушкина состоит в том, что он уловил трагическое противоречие между неизбежным влиянием «среды, которая «заедает» человека, и его достоинством, его свободной волей. Нет, не игрушка человек в руках природы. Он мотивирован еще чем-то высшим. У человека, если он — человек, всегда есть выбор! Этот-то реализм и не перестаёт увлекать нас в лучших произведениях русской литературы, которые принято называть классическими. «Тихий Дон» Шолохова — одно из таких произведений.

Да, в фильме Урсуляка мы видим множество эпизодов романа, которыми пренебрёг (или пожертвовал?) Герасимов. И, казалось бы, можно похвалить со­временного российского режиссёра за восполнение пробелов. В этих эпизодах много нелицеприятного для большевиков. Тут и моральная оторопь Подтелкова перед пленным и безоружным белогвардейцем Чернецовым, и последующая жестокая расправа над всеми пленными офицерами, и убийство Мишкой Кошевым деда Гришаки на крыльце коршуновского дома, и почти ритуальное, мстительное сожжение всей усадьбы, и злобная задиристость красноармейца в Мелеховском доме — всё в соответ­ствии с буквой романа. Причём Урсуляк почти не жульничает и не подтасовывает эпизоды в ту или иную пользу. Кровавые расправы над красными в его фильме тоже есть. И, тем не менее, фильм не получается, потому что Урсуляк упорно не хочет замечать реализм Шолохова, его диалектику.

«Сократив» таких героев, как Штокман, Бунчук, Лихачев, есаул Калмыков режиссёр неизбежно избавил свою ленту от такого важного персонажа «Тихого Дона», как русская революция с ее историческими смыслами. Кадры кинохроники 1917 года, вставленные в фильм, не восполняют потерю того реализма, которым перебаливала Россия в начале двадцатого века. Старая жизнь тогда трещала по швам, а предчувствие перемен, тектонических сдвигов присутствовало в обществе, что, конечно же, отражалось на поступках и судьбах людей. И в романе это просто бьет по глазам. Неслучайно у Шолохова в его так называемой «бытописательности» красивое так густо перемешано с неприглядным, и мощными аккордами частенько звучат строчки вроде этих: «Хутор, зажиревший от урожая, млел под сентябрьским сугревом, протянувшись над Доном, как бисерная земля поперёк дороги. В каждом дворе, обнесённом плетнями, под крышей каждого куреня коловертью кружилась особая, обособленная от остальных, полнокровная, горько-сладкая жизнь…». А рядом с этой сытой жизнью «в саманной завозчицкой» нищий бесправный батрак Валет, «посверкивая злыми глазами», шептал: «Нет, шалишь! Им скоро жилы перережут. На них одной революции мало. Будет им тысяча девятьсот пятый год. Тогда поквитаемся!» В фильме Герасимова этот Валет — эпизодический, но выразительный персонаж, играющий «свою скрипку». В новом сериале его и не отличить от прочей массовки.
Почему один за другим гибнут Мелеховы и связанные с ними люди? Потому что предпочитают плыть по течению прежней жизни. А жизнь эта, как оказалось, уже давно подточена социальной несправедливостью, с которой, в отличие от Мелеховых и их соседей-казаков, не желала уже мириться остальная рабоче-крестьянская Россия. И главный герой романа нутром чувствует это роковое противоречие. Но не в силах справиться Григорий с мощным вековым течением тихого Дона, которое в романе становится образом всей сословно-казачьей жизни.

Не должно быть в обществе богатства одних, накапливаемого за счет обнищания других, привилегированных сословий и бесправных. Потому что тогда неизбежны распад и разложение. Но постижение этой правды требует нравственных усилий от людей. Вот тут-то и начинается реализм с потом и кровью, потому что людям приходится буквально менять кожу или гнить под старой. Причем по обе стороны противостояния.
Почему большевики у Шолохова выглядят не слишком привлекательно? Да потому, что под лозунгами построения социально справедливого общества они поначалу движимы не столько глубоким пониманием всей сложности и миссианства этой задачи, сколько желанием поскорее вымесить застаревшие обиды и занять место тех, кто вчера был угнетателем. И стране потребовалось ещё немало времени и усилий, чтобы избавится от наследия гражданской войны и радикализма. Шолохов написал первые две книги своей эпопеи, когда этот процесс под руководством И. Сталина только начинался. Так политический сталинский реализм нашел своё обоснование в литературном реализме Шолохова. Неслучайно после всей критики за роман «Тихий Дон» его автор получил Сталинскую (государственную) премию 1 степени.

По большому счёту путь к преображению общества отлит на века в идеальной формуле христианства: «Возлюби ближнего, как самого себя». Но как много противоречий приходится преодолевать людям на пути к этому идеалу! Не справляется человек с самим собой, «среда заедает». Зло порождает зло, несправедливость — отчаяние, ожесточение и протест. И блаженны те, кто, не отмахиваясь от этого реализма, сумеет сделать правильные выводы.

С. Урсуляк всё это оставляет за кадром как лишний «идеологический» материал. Революция у него — просто некое стихийное бедствие, чуть ли ни с неба свалившееся, которое врывается в почти идеалистичекую жизнь казаков и ломает ее непонятно за что и почему. И хотя его Григорий Мелехов вроде и произносит шолоховский текст, в том числе и про «неправильный жизни ход», и про то, что «надо бы замириться с красными и — на кадетов», но не воспринимаются они, как должно. От того, что непонятно — почему, собственно, «сериальный» Григорий так рвётся на сторону красных?

Урсуляк акцентирует внимание зрителей на переживаниях Мелехова по поводу безудержной жестокости гражданской войны. Но ведь шолоховский герой не пацифист, не рафинированный интеллигент, не монах. Он воин! И трудно не заметить в романе и в фильме Герасимова, что жестокость и кровь угнетают совесть Григория тем сильнее, чем острее он ощущает ошибочность своего выбора на этой войне. Чувство неправоты ожесточает его, как это обычно и бывает с людьми.

Но этого-то реализма и нет в фильме Урсуляка, потому что сам автор ни во что не верит, кроме обывательского благополучия, по которому он и льёт крокодиловы слёзы в своём сериале. Кажется, что с экрана С. Урсуляк, подобно Понтию Пилату, задает нам, зрителям, древний сакраментальный вопрос: «Что есть истина?». Похоже, для режиссёра в истории русской революции её нет. Но так ли это на самом деле?

Андрей Грядунов.