Во время нашей беседы я не раз задавал себе вопрос: как ему, не один раз глядевшему смерти в глаза, удалось сохранить этот оптимизм, свойственную его поколению чистоту помыслов и поступков, способность в таком солидном возрасте давать взвешенную оценку событиям 65-летней давности? Но самое главное, после того что он пережил и перенес, — это его природное неподдельное чувство такта и искренности. Удивляло меня и то, с какой хронологической точностью и до мельчайших подробностей старый солдат старался восстановить эпизоды боев, в которых он принимал участие.

— Такое забвению не поддается. Война оставила навсегда свои зарубки в памяти и сердце, — тихо проговорил Григорий Андре-евич, заметив удивление на моем лице. Затем, постучав несколько раз кончиками пальцев руки по своему виску, продолжил:

— Она, проклятая, всё сюда, словно в компьютер, занесла. Только с одной существенной разницей: из него можно удалить, а из памяти сердца, пока человек жив, — нет.

Что-что, а войну Григорий Андреевич Егоров знает не понаслышке.

— В то июньское воскресенье было прохладно. Я помогал матери по хозяйству. Отец наш за два года до войны умер, вот и приходилось ей практически одной воспитывать и кормить детей. Вдруг слышу, она с огорода кричит: «Говорят, утром вроде сообщили, что немец войной на нас пошел. Неужто правда война?»

После обеда эта страшная весть уже дошла до всех жителей нашей деревни Репнино, что в Болховском районе. Женщины не скрывали своих слез, причитали: «Как же так? Что же теперь будет?» Мужики стояли отдельно, сосредоточенно смоля самокрутки, вспоминали первую войну с германцем. Мне тогда шёл семнадцатый год…

С первой мобилизацией на фронт ушел мой старший брат. А 3 июля 1941 года на него уже пришла похоронка: «…пал смертью храбрых в боях под Смоленском». В сентябре у него родилась дочка, так никогда и не увидевшая своего отца… Фронт приближался к границам Орловской области. Отзвуки артиллерийской канонады слышны были уже и в Репнино. Люди с жадностью ловили каждую весточку с фронта.

— С каждым днем у меня и моих товарищей, таких же шестнадцатилетних парней, росло желание помочь Красной армии бить фашистов, — продолжает рассказывать Г. А. Егоров. — Молодые были, горячие. К тому же нашему поколению было присуще настоящее чувство патриотизма. Не показное и ложное, что порой имеет место в наши дни. В моем понимании патриотизм — это внутреннее состояние души. Тем более что речь-то шла о защите своей Родины, своего села, дома, где родился и вырос. Поверь, это не громкие и красивые слова. Это сегодня для некоторых молодых людей родина — там, где хорошо. Буду рад, если я ошибаюсь. Мы рвались на фронт, но мешало одно обстоятельство: многим из нас тогда не было 17.

И все же несколько репнинских комсомольцев, среди которых был Григорий Егоров, предприняли попытку стать красноармейцами. Узнав, что в одной из деревень Тульской области временно остановился направлявшийся в эвакуацию Болховский военкомат, пешком рванули туда.

«Ребята, говорю вам правду, — сказал им военком. — Мы практически находимся в окружении. Сколько нас из него выйдет, трудно сказать. Мало того что вы по возрасту не подходите, вы еще и стрелять не умеете. Наберитесь терпения, придет ваш час. Вы еще понадобитесь Родине. Успеете навоеваться: война будет долгой».

Затем были полтора года фашистской оккупации. В какой-то мере жителям Репнино повезло. В деревне расположилась немецкая санитарная часть, состоявшая в основном из резервистов. Может, по этой причине зверств и беспредела в отношении мирных жителей, таких, которые творили эсесовцы и каратели, не было. Гоняли селян лишь на работы, особенно зимой — чистить от снега дороги.

17 июня 1943 года наши войска освободили Болхов. Всех находившихся в оккупации мужчин призывного возраста довольно оперативно проверила военная комиссия. Григорий вместе со свидетельством о рождении предъявил особистам и сохраненный им комсомольский билет.

— Перед самой отправкой мама успела передать мне маленькую иконку святого Александра Невского. И на протяжении многих лет задавал себе вопрос: как же я остался жив в том постоянном шквале огня и свинца? Погибали и умирали от ран молодые ребята, так и оставшиеся навечно девятнадцати- и двадцатилетними, — с горечью говорит Егоров. — Только вчера вместе из котелка ели солдатскую кашу, а сегодня он уже лежит завернутый в плащ-палатку… Смерть-то не выбирает. Видно, хранил меня материнский талисман…

В Белеве нам выдали военное обмундирование, тут же прошли краткосрочные курсы, получили самые необходимые знания и умения, которыми должен обладать в бою солдат.

И вскоре рядовой 215-го запасного стрелкового полка 61-й армии Григорий Егоров во втором эшелоне войск наступал на Кромы. А впереди у болховского парня и его однополчан были тяжелые кровопролитные бои за освобождение Украины, Белоруссии, Прибалтики, Польши…

…В числе первых расчет пэтээровцев, первым номером которого был Егоров, форсировал Днепр и закрепился на противоположном берегу в оставленной фашистами траншее первой линии их обороны. Не успели освоиться, как послышалось рычание немецких танков. Один из них находился уже на расстоянии примерно ста метров от их окопа. Быстро приготовив противотанковое ружье к стрельбе, Григорий первым же выстрелом подбил двигавшуюся на них стальную машину. Попытка фашистов сбросить советских солдат в Днепр провалилась.

— Тогда за подбитый танк полагался орден Красной Звезды, — улыбаясь, говорит ветеран Великой Отечественной войны. — Но командир рассудил по-своему: «Молодой ты еще, Егоров, успеешь орденов и медалей нахватать. Не возражаешь, если мы к «Красной Звезде» твоего второго номера представим? Мужик давно уже воюет и заслуживает наград». Ну какие тут могли быть возражения! Тем более человек действительно был стоящий. К сожалению, через неделю он погиб. Наверное, был награжден посмертно…

А медали и ордена не ушли от Григория Андре-евича. Их много на его парадном пиджаке. Среди них и два ордена Красной Звезды.

— Пятизарядное противотанковое ружье Симонова хорошо зарекомендовало себя в годы войны. Правда, весило оно 21 килограмм, но зато на расстоянии до 800 метров точно поражало цель, — вспоминает Егоров. — Немецкие танкисты боялись нас. Поэтому при любой возможности старались прежде всего подавить наши огневые точки.

Полк, в котором служил Григорий Андреевич, с боями продвигался по Белоруссии, выбивая фашистов из хорошо укрепленных опорных пунктов. Недалеко от небольшой окруженной лесами деревеньки расчет Егорова, хорошо замаскировавшись, ждал появления немецких танков. Неожиданно поднялся ветер. И тут Григорий заметил, как с одной ели вдруг «опали» нижние ветви и обнажили башню танка. Он выстрелил, но бронебойная пуля только высекла искры на броне. Немецкий танкист, видимо, не первый раз имел дело с русскими истребителями танков. Взрывом первого снаряда Егорова контузило. Второй разорвался еще ближе и практически накрыл окоп, где залег расчет с противотанковым ружьем. Григорий получил тяжелое осколочное ранение в голову…

Хирургическая операция и почти три месяца лечения в госпитале. А затем была медицинская комиссия. Ее председатель сказал: «Закончилась для тебя, рядовой Егоров, война. К воинской службе ты признан негодным. Радуйся, поедешь домой».

— Радоваться и веселиться буду после победы. Как же я могу ехать, когда половина Белоруссии занята фашистами, — ответил тогда Григорий. — Руки и ноги у меня целы, ходить и стрелять могу.

Значит, могу, как и все, бить фрицев. А справочку вашу я на память в свой сапог засуну.

Военврач долго задумчиво глядел на стоящего перед ним солдата. Затем, покачав головой, взял почему-то карандаш, хотя все медицинские резолюции всегда писались фиолетовыми чернилами, и размашисто написал на справке: «Годен». «Воюй, Егоров. И береги себя. Постарайся дожить до победы».

После госпиталя Егорова направили на курсы сержантов, где он получил новую военную специальность — минометчик. Повезло ему тогда на командира-инструктора, который раньше служил в разведке. Тот одновременно обучал будущих сержантов и минометному делу, и навыкам разведки. В дальнейшем все это Григорию пригодилось.

…В одном из боев в Прибалтике наступление батальона было приостановлено. На пути у гвардейцев оказалась глубокая и широкая лощина. Укрепившись на противоположной стороне, немцы простреливали буквально каждый квадратный метр этой «долины смерти», как ее прозвали наши солдаты. Особенно интенсивный и прицельный огонь они вели из двухэтажного здания школы. Поступила команда минометчикам подавить вражескую огневую точку. Конкретно выполнить это задание поручили Егорову. Григорий, устроившись под деревом и проведя с помощью бинокля рекогносцировку местности, подготовился к стрельбе. Опытному минометчику потребовалось сделать всего два пристрелочных выстрела, чтобы затем уничтожить вражескую огневую точку.

— Отлично, сержант, сработал. Одним словом — ювелир! Я главный редактор армейской газеты «Советский воин». — К Егорову подошел незнакомый офицер и крепко пожал ему руку. — Сам все видел. Буду ходатайствовать о награждении тебя орденом.

Как он оказался рядом и наблюдал за стрельбой минометчика, Григорий тогда и не заметил: не до этого было…

И действительно, через несколько дней ему вручили орден Красной Звезды, что для его старших командиров стало полной неожиданностью.

…Война шла уже на территории Германии. К Берлину со своим полком приближался и Егоров.

— День Победы я встретил в небольшом городке под Берлином. Было неописуемое ликование. У многих были слезы на глазах. Можно понять состояние и чувства солдат: победа, конец войне и, главное, я — живой! Это и было солдатское счастье, — вспоминает он.

После победы Егорова направили на офицерские курсы. Правда, вскоре поступил приказ И. В. Сталина об их упразднении и переводе всех курсантов в военные училища. Одно из них находилось в городе Глазово. Но Григорий Андреевич тогда решил по-своему: он предъявил справку о ранении, которую сохранил. И на ее основании врачи вынесли вердикт: Егоров не может быть курсантом военного училища по состоянию здоровья. Но в армии его оставили.

После войны А. Г. Егоров еще почти два года служил в Южной группе войск. В марте 1947 года демобилизовался и вернулся в родную деревню, в которой не был четыре года. Пробыл дома недолго. Помог матери по хозяйству, а затем поехал в Ташкент к сестре, которая давно его звала к себе. В узбекской столице фронтовик Егоров поступил на службу в исправительную колонию, входившую в систему МВД. Здесь встретил он свою первую и единственную любовь. Веселая и бойкая белорусская девушка Дуся вскоре стала его женой. Уже 60 лет делят они вместе все радости и печали, воспитали четырех детей. Службу Григорий Андреевич завершил уже в Орле, когда в 1976 году ушел в отставку.

— Несмотря на то что многое пришлось испытать и пережить, на судьбу не жалуюсь. Я горжусь и ценю то время, в которое я вырос, защищал Родину, любил, работал, растил детей. Это — моя жизнь. Несмотря на возраст и состояние здоровья, а ранение в голову с каждым годом все сильнее дает о себе знать, надо держаться и жить дальше. Такое испытание войной прошел, так что негоже сдаваться, — говорит ветеран войны и органов внутренних дел Г. А. Егоров.