— Телевизионщики суетятся, — пояснил один из ополченцев. — Витюха наш жениться задумал, так они предложили всё это дело отснять и в интернет выложить. Мол, смотрите, война идёт, а жизнь продолжается…

Невысокого роста парень лет восемнадцати растерянно улыбался, на его обострившихся скулах едва пробивалась щетина, которую он не сбривал, видимо, намеренно, чтобы подчеркнуть свою мужественность и взрослость. В камуфляже, с автоматом он выглядел нелепо на фоне свадебных атрибутов, которые телевизионщики затаскивали в кадр. Кто-то от руки на обойном куске написал «Счастья молодым!» и пытался закрепить его на здании какой-то пожарной части, уцелевшей после летних боёв. Красный кирпич крошился под ударами приклада, гвозди рикошетили, но всё же с грехом пополам самодельный плакатик удалось прикрепить. Появился маленький столик, ваза с цветами. Режиссировавший предстоящую торжественную церемонию упитанный юноша в хрустящей ветровке возбуждённо бегал по площадке, постоянно о чём-то советовался с оператором и нервно поглядывал на часы.

Тем временем к месту событий подтягивался любопытный народ. Женщины, как могли, принарядились, знали, что могут попасть в объектив телекамеры, и старались соответствовать моменту. Наконец кто-то изрёк:

— А где же невеста?

— Свадебное платье примеряет, — в толпе как всегда нашёлся всезнающий товарищ, к которому тут же устремили свой взор любознательные старушки:

— И где его достали?

— С гуманитарной помощью доставили, — заулыбался все­знайка.

Народ оживился, посыпались со всех сторон шутки-прибаутки. Было видно, что люди соскучились по мирным разговорам, по веселью. И нынешняя свадьба хоть как-то отвлекала их от мрачных мыслей, давала надежду на лучшее.

Минут через сорок появился небольшой кортеж автомобилей. Из первого вышли градоначальник и представитель ЗАГСа. Невесту сразу и не заметили в гуще свиты. На ней не было свадебного платья. Всё тот же камуфляж, лишь на голове — фата. В руках вместо автомата — большой букет роз.

— Натаха — медсестра, — комментировал всезнающий голос из толпы. — Сама к ополченцам прибилась. А Витёк как раз ранение получил, она его и выходила.

— У неё брата убило, — добавил женский голос. — Она сначала в Россию с матерью подалась, а потом решила вернуться…

Прибывшие с кортежем девушки в цивильных платьях стали украшать намеченное место регистрации шариками и лентами. Одна из машин также преобразилась на свадебный лад.

Режиссёр подбежал к молодым, начал что-то объяснять, отчаянно жестикулируя. Можно было догадаться, что он предлагает жениху избавиться от автомата, дескать, это перебор. Виктор неохотно, но всё же согласился остаться без оружия. Затем довольно быстро уговорили невесту переодеться в платье одной из подружек. Это решение вызвало удовлетворенные возгласы у зевак. Наталья и впрямь резко преобразилась. Бесформенный камуфляж уродовал её миниатюрную привлекательную фигурку. Платье оказалось ей к лицу. Но возникла проблема с обувью. Нужны были соответ­ствующие туфли. И тут выручили близживущие женщины. Они ринулись в свои закрома и — о чудо! — явили на свет туфельки для Золушки.

Ещё через полчаса всё было готово для свадебной церемонии. В последний момент появилась бутылка шампанского, что вызвало неописуемый восторг у зрителей, особенно когда из подзабытого напитка с шумом выстрелила пробка и пенящаяся струя вылетела из горлышка на потрескавшийся асфальт.

Наталья сияла от счастья. Виктор же стоял с закаменелым, покрывшимся пятнами лицом, которое выдавало его нешуточное волнение. Никто не заметил, как на импровизированной площади стало больше ополченцев. Часть из них изображала массовку и при приближении телекамеры радостно аплодировала, выкрикивая здравицы молодым. Но несколько человек стали тревожно переговариваться по рации, то и дело озираясь по сторонам. Потом один из них, видимо, командир, подошёл к градоначальнику и посоветовал сворачивать церемонию. Тут и люди почуяли что-то неладное. Один лишь режиссёр с оператором был настолько увлечён съёмками, что ничего не хотел замечать. Но когда где-то далеко ухнул один взрыв, затем донёсся отголосок другого, инициаторы телесвадьбы вынуждены были завершить процесс.

Первыми стремительно покинули место действия местные жители, привычно устремившись в убежища. Ополченцы, а вместе с ними и жених, направились к своим блок-постам. Минут через десять о состоявшейся свадьбе напоминал только плакат на стене и несколько понуро висящих шариков.

* * *

Лишь месяца через два совершено случайно наткнулся я во всемирной паутине на небольшой сюжет о той памятной свадьбе. Закадровый голос пафосно информировал, что в воющем Донбассе люди думают не только о том, как бы выжить и отстоять свою свободу, но и создают новые семьи, уверенные в мирном будущем, когда настанет время рожать детей, созидать и радоваться жизни. Сюжет заканчивался на оптимистичной ноте: Виктор и Наталья планируют построить дом, в котором будет много-много ребятишек…

Естественно, захотелось узнать о судьбе молодых людей, случайным свидетелем свадьбы которых довелось мне стать. Тем более что от их городка война откатилась на приличное расстояние.

Но всё никак не получалось попасть в те места. Как всегда, оказия подвернулась неожиданно, когда развозили гуманитарную помощь по намеченным населённым пунктам. Водитель потрёпанного грузовичка оказался земляком ополченца Виктора. Рассказал, что тот был ранен легко, вернулся в строй и сейчас патрулирует окрестности, вместе с товарищами, имеющими боевой опыт, следит за порядком, выполняя функции органов внутренних дел, которые появятся в ДНР после ноябрьских всенародных выборов.

Добравшись до места назначения, я был немало удивлён тому, как чётко и оперативно решались вопросы распределения привезённых продуктов. Это при том, что практически «на коленке» восстанавливались сведения обо всех жителях — выживших и погибших, а также ставших беженцами. Несмотря на отсут­ствие достаточных ресурсов, восстанавливались объекты жизнеобеспечения. Возобновились занятия в школах. Даже местный Дом культуры начал работать, о чём свидетельствовало объявление на входе. Кроме того, желающих вступить в брак приглашали на регистрацию в определённые дни. И это было наглядным свидетель­ством того, что жизнь продолжается, что скоро всё наладится и раны гражданской войны зарубцуются.

Встретившаяся в холодном вестибюле работница ДК оживлённо рассказывала о перспективах, о планах, которые скорее можно назвать мечтами. Когда же мы затронули тему свадеб, то она посокрушалась, что пока желающих нет, люди ждут конституционных перемен, то есть чётких и стабильных «правил игры».

— А помните ли вы летнюю свадьбу ополченца Виктора?

— Сама я там не была, но моя тётка рассказывала, как невесту всем миром наряжали…

–…и туфли ей подарили?

— Ножка у неё была маленькая, ничего путного подобрать не могли. У одной учительницы только нашёлся нужный размер… Люди у нас сердобольные, не жадные…

— Словом, нашлись туфельки для Золушки?

— Да ведь недолго их счастье продолжалось. Вы разве не слыхали?

— Но мне рассказывали, что жениха — Виктора — только ранило, он до сих пор в строю…

— Он-то да, а вот невеста погибла неделю спустя. Тут к нам зачастили диверсионные группы из «Правого сектора», жуткие звери, ничего святого. Они то что-нибудь подожгут, то взорвут. В общем, не успокаиваются, не подчиняются киевским властям. Творят беспредел. Так вот, совершили налёт на нашу больничку, где были раненые ополченцы. Хотели их, видимо, добить. Но ребята из охраны оказали серьёзное сопротивление, почти всех перебили. А с нашей стороны две потери. Один военный и эта самая ваша невеста. Она как раз на дежурстве была. Осколком её прямо в сердце. Вот такие вот дела…

А хоронили её в настоящем подвенечном платье. И в тех самых туфельках — учительница так решила, мол, в этой жизни счастья не хватило, так пусть хоть на том свете порадуется…

* * *

Подобных историй здесь немало. И жутко осознавать, что с каждым днём их становится всё больше. И люди начинают привыкать к смертям, к каждодневным ужасам бытия. Дети играют в войну со смертоубийственными атрибутами, которые уже не помещаются в земле, а выпирают наружу, заполоняют всё жизненное пространство. Порой приходится идти, спотыкаясь, под подошвами хрустят осколки, того и гляди, какой-нибудь неразорвавшийся снаряд вознамерится начать обратный отсчёт. И такое бывало.

Заброшенные нелюдимые парки и скверы стремительно зарастают сорняком, вздыбливается местами сохранившийся асфальт, плесень покрывает нежилые и неотапливаемые дома. Но если когда-нибудь можно будет отмыть, отскрести, заново по­строить разрушенное, то как быть с искорёженными людскими душами, с необратимо наполненными страхом глазами ребёнка, с его хроническими вздрагиваниями при каждом подозрительном шуме?

То, что с подачи западных идеологов творят в Новороссии нацисты, безусловно — преступление против человечества. И мне трудно поверить, что после всего, что там произошло и происходит, можно будет говорить о совместном мирном общежитии, о единодушии гражданского выбора. Мир там раскололся с первыми взрывами, насилиями, безнаказанностью. Даже те, кто старался жить по принципу «моя хата с краю…», прекрасно понимают, что надо выбирать — с кем ты. Третьего не дано.

И ещё понимаешь, что нет целостного ощущения государства. Искусственно созданная территория, населённая абсолютно разными народами, рано или поздно распадётся. К идеологическим разногласиям добавилась элементарная ненависть, только усугубляющая кризис. И труженики-шахтёры не намерены кормить своих убийц, не намерены содержать чужеродную киевскую власть. Прямо так и говорят: «Ничего, переживём, даст Бог, отстроимся и возродим экономику. Но будем жить по своим законам, по совести».

А ещё запомнился один немолодой уже человек в застиранной стройотрядовской куртке, без левой руки, который безуспешно уговаривал командира ополченцев взять его на передовую:

— Ты не сомневайся, я и одной рукой могу с гранатой управляться, и стрелять приноровился. Я обузой не буду… А дома, где мать погибла, сидеть не могу. Я их зубами буду грызть до конца дней своих. А если замиритесь с этими гадами, в партизаны подамся, но не прощу…

Командир пытался успокоить взволнованного человека, аргументировал свой отказ тем, что скоро всё закончится, недаром и Россия усиленно продвигает мирную тему на международном уровне, вот в мирной жизни ты себя и проявишь.

Тогда доброволец вытащил из кармана какие-то документы, на что военный мягко ответил:

— Да знаю, что ты в Чечне воевал, боевой орден имеешь. Но сейчас другое время. Мы как-нибудь справимся, силёнок хватает. Да и что наши враги скажут — дескать, уже инвалидов используете?

Немолодой, потрёпанный жизнью человек вдруг сник, в голосе пропал напор:

— Эх, ребята, ребята, а ведь они не успокоятся. Нахлебаетесь с ними. Помяните моё слово…

Геннадий МАЙОРОВ.